Но, плюхнувшись после на тахту и почесывая разлёгшегося рядом кота Гая Фелициануса, я всё же медленно начал размышлять над случившимся.
При этом каюсь, вовсе не смерть Гайворонской так подействовала на меня. Я ничего не знал о ней, но и узнай, так что же? Смерть каждому внове, но сама по себе она очень старая штука. И я удивился не тому, что Ирэн умерла или погибла, а тому нелепому факту, что третий человек, для которого я сочинял некролог, за три недели отправился на тот свет — вслед за двумя предыдущими.
Нет, я не верил в существование тетрадей смерти и никакой закономерности я тут не видел. Но и на случайность такие случаи как-то не тянули. Я помнил, что первый некролог я написал на Габриловича, потом на Вейсмана, Риту и Ирэн. Но последовательность смертей была совсем иной. Ах, да! Ирэн же звонила мне. Я схватил телефон, пролистал последние вызовы. Последний звонок от нее датировался февралем. Ну да, этот разговор я помнил. Ей был тогда нужен мой паспорт. А вот звонил мне Вейсман.
У меня было две возможности. Оставить всё, как есть, заняться романом, выбросив из головы весь этот вздор. Или заняться всем этим вздором, отложив в сторону всё остальное. Первый вариант устраивал меня больше: он позволял вернуться в комфортное состояние привычного бесстрастия, писать и смотреть по ночам на луну вместе с Гаем Фелицианусом. Второй сулил беспокойство, суету и, возможно, пустую потерю времени. Но, в конце концов, Габриловича кто-то стукнул по голове, и тут стоило покопаться.
Я совершенно не мнил себя Шерлоком Холмсом, и не собирался вести никакого следствия. Я просто был высокого мнения о своей голове. Она сама придёт к правильному выводу, надо только закинуть в неё все нужные факты. А значит надо искать факты. И первый из них — причина смерти Ирэн.
15 марта. 12.30
На следующий день, в субботу, я оказался в районе Театральной площади. Ирэн жила неподалеку. На мне была идеальная куртка, неброская рубашка и галстук того типа, что налагает на лицо человека мертвящую печать невзрачности, на лицо я надел маску легкого беспокойства. Я планировал встречу с родственниками Ирэн, а действовать решил по обстоятельствам.
И обстоятельства мне благоприятствовали. На ловца и зверь бежит. Возле подъезда на лавочке сидела соседка Ирэн. Помнила ли она меня? Последний раз я был тут лет пять назад. Но я счёл, что это неважно, вежливо поклонился и спросил об Ирине. Простой путь оказался самым коротким. Глаза соседки налились скорбью, правда, до слёз дело не дошло. Мне тут же с удовольствием поведали всю печальную историю. Да, Ирочка погибла. Я опустился на скамью рядом и внимательно слушал.
В смерти Ирэн, на первый взгляд, не было ничего странного. Она погибла на горнолыжной трассе Домбая, выехав за пределы оборудованной трассы, где, неверно выбрав траекторию движения, перевернулась и ударилась о камень. Очевидцев произошедшего не было, спасателей доставили пострадавшую в медицинское учреждение только через несколько часов. Однако, несмотря на оказание квалифицированной помощи, от полученных повреждений Ирочка скончалась.
Я сердечно поблагодарил за рассказ и поспешил отчалить, не обременяя себя визитом к родне Ирины.
17.20.
Вечером я решил, что квартиру одинокого холостяка пора бы прибрать. Я не фанат чистоты, да им и невозможно быть, имея в доме Гая Фелициануса, но пропылесосить пару раз в месяц диван я считаю своим долгом. Кот не боится пылесоса, но все время уборки чинно сидит на подоконнике.
Что-то мешало щетке пылесоса пройти в щель дивана. Я просунул туда руку и вынул связку ключей. У меня таких не было, но чтобы понять, чьи они, не понадобилось и минуты. Только два гостя были у меня в последние недели: Фирсов и Габрилович. Но Фирсов не проходил дальше прихожей, и только Викентий был в комнате и сбросил куртку на диван.
Я с минуту молча рассматривал ключи покойника.
21.00
К вечеру мои мысли оформились в голове. При этом факты и мои домыслы чередовались, создавая довольно причудливый узор. Итак, факты. Всего за две недели трое человек из моего окружения погибли. Причины смертей разнились – самоубийство, покушение на убийство, и – несчастный случай.
При этом полиция не выразила сомнения в самоубийстве Латыниной. Записка была подлинной.
Нападение на Габриловича тоже не было инсценировкой. Его не добили, возможно, зная, что диабет сам сведет его после ночи, проведенной в снегу, в могилу. Так и случилось.
А вот Ирэн… Я доподлинно знал один факт. Полки шкафа в зале её квартиры были уставлены кубками и наградами. Ирина была мастером спорта по горным лыжам. И погибла, как дура? Нет, ничего удивительного. Я сам знал «моржа», умершего от простуды, и чего на свете не бывает, но… Ирина никогда не ездила в Домбай одна. Это я тоже знал точно. Она всегда приглашала туда своего мужчину и ездила только с ним. Когда этим мужчиной был я, я ездил с ней, когда я не мог поехать, она откладывала поездку. Я как-то спросил, почему бы ей не поехать одной, она ответила, что когда-то на её знакомую там напали, и с тех пор она предпочитала не появляться нигде одна.
Её привычки изменились? Едва ли. Женщины никогда не меняются, и время подлинно не властно над ними…
16 марта. 18.40
Это воскресение я провёл в Домбае, но интересовали меня не лыжи. Журналистика – профессия всё же полезная, связи есть везде, и через знакомого спасателя я легко установил, что Ирина Гайворонская погибла девятого марта, в воскресение. Дружок Юрик из спасательной службы помог ещё и тем, что уверенно назвал гостиницу «Солнечная долина», где она останавливалась. «Да, подумал я, она всегда бронировала именно её».
— Она одна была?
— Номер был снят на двоих, и говорили, что мелькал там какой-то мужик, но когда её нашли на склоне, его уже не было.
Я кивнул. Так я и думал. Скатившись несколько раз по склону, где спускались только «чайники», я понял, что не расположен любоваться горными склонами. Что-то томило, сосало под ложечкой, ныло за грудиной. Я выехал обратно, неторопливо миновал Теберду, остановился у нарзанного источника. Я чувствовал, что в голове в какую-то таинственную щель в памяти, как ключи Габриловича в мой диван, провалился важный факт, он был у меня, но я его просто не осознал и не оприходовал.
21.50.
Ущербный месяц снова завяз в ветвях старого вяза напротив моего окна, и выглядел он куском пропавшего сыра в старой авоське. Гай Фелицианус, презрительно отвернулся от него, свернувшись клубком на моей груди. Я же лежал, вначале вспоминая утерянный факт, а после просто бессмысленно пялился на убывающую луну.
Неожиданно звякнул телефон, звякнул не вызовом, но сообщением.
Ничего особенного. Трифонова сообщала, что в понедельник у нас планерка в одиннадцать в профильном министерстве. Благодарила за помощь во время похорон Викентия Романовича. Я сбросил вежливый стикер, и забыл про неё.
Однако не выпустил из рук смартфон. По идее, из списка моих абонентов надо было удалить три номера. Но стоило ли заниматься этим сейчас? Впрочем, Ирэн там и не было. А была ли Рита? Я открыл сети, которыми обычно не пользуюсь. Кому мне писать и о чем?
И тут оказалось, что помимо десятка министерств и всевозможных ведомств, в телеграмме на меня была подписана и Рита. И первого марта в шесть утра она прислала мне сообщение. Я вспомнил, что в тот день Фирсов тоже пытался дозвониться мне, но не смог. Мой телефон был разряжен. Я поспешно открыл сообщение и пробежал его глазами. Ё-моё! Сердце не то что бешено заколотилось в груди, но я четко слышал его глухие удары, отдававшиеся в мозг. Рита упрекала меня в том, что я поддержал кандидатуру Сикержицкой при выдвижении на звание и сделал всё, чтобы его не получила она. Это предательство и низость настоящего подонка.