— Плащ, само собой. И клыки — обязательно. Вампир всё-таки.

Слово «вампир» бьёт её как током. Пот проступает на лбу, сердце сжимается. Ночь в сквере вспыхивает перед глазами: редкие фонари, мужской крик, фигура в капюшоне, две ранки на шее. Воспоминания обрушиваются лавиной, сминают её, душат. Расчёска в траве, след на земле, голубые глаза. Всё сходится. Память возвращается, и Катерина делает для себя ужасающий вывод — это он, тот парень донёс её тогда до дома и, более того, переодел, когда её тело было без сознания.

Желудок сжимается в узел. Она вскакивает, задевая стакан с водой, стул с грохотом отъезжает назад.

— Кать! — кричит Лика, её голос дрожит от тревоги.

— Я в туалет, — бросает Катерина, удивляясь, как ровно звучат слова, и бежит к двери.

Ноги несут её через лабиринт стеклянных кабинетов. В ушах — гул, как после взрыва. В горле кислый привкус кофе смешивается с желчью. Она врывается в кабинку, едва успевая захлопнуть дверь, прежде чем тело сгибается пополам.

Желудок выплёскивает всё, что в нём было. Катерина цепляется за холодный ободок унитаза, чувствуя, как кафель под коленями превращается в зыбучий песок. В голове крутится представление: руки, срывающие с неё пиджак, рубашку, штаны... Если бы не недавно начавшийся цикл, она бы сейчас поверила в слова Зои про беременность. А что, если тот парень воспользовался её беспомощностью? Изнасиловал, пока она лежала без чувств? И он знает, где она живёт. Нужно срочно менять замки.

Она бьёт кулаком по смыву. Вода смывает кошмар, но не страх. Голова раскалывается, будто вот-вот разлетится на куски. Озноб бьёт тело мелкой дрожью. Она снова представляет те голубые глаза, и её опять тошнит. Но после этого приходит странное облегчение — как будто все воспоминания наконец встали в единый паззл и больше не раздирают противоречиями.

Память услужливо подбрасывает картинку парня, который не так давно спас Катерину от падения с разрушенного моста. Те же голубые глаза, тот же рост. В сквере было темно, лица не разглядеть, но совпадения есть. Это наверняка он. И она ещё поблагодарила его за спасение. Какая ирония.

Катерина открывает кран, подставляет ладони. Холодная вода обжигает сильнее кипятка. Она моет лицо, стирая тушь вместе с последними сомнениями. В лесу тот парень появился слишком быстро — она осматривалась, никого не было. Значит, он следил за ней. Отпечаток в сквере, внезапное спасение — всё его рук дело.

Отчаяние тянет спрятаться в угол и не вылезать, но она слишком долго здесь. Лика волнуется, босс ждёт, чтобы отчитать, Зои уже наверняка выдумала новую сплетню. Надо возвращаться.

Катерина решает пока ничего не говорить Лике. У подруги и без того что-то неладно — не стоит грузить её ещё больше. Она делает глубокий вдох, вытирает лицо бумажным полотенцем и выходит, стараясь держать себя в руках. Но внутри всё ещё дрожит тонкая ниточка страха — и предчувствия, что это не конец.

***

На следующий день Катерина ждёт мастера у входной двери, нервно постукивая ногой по крыльцу. Полноватый мужчина в сине-белой униформе наконец приезжает, и через час все замки в доме оказываются заменены. Она проверяет каждый, поворачивая ключи с лёгким скрипом металла, и раскладывает новые связки: одну оставляет себе, остальные прячет в укромный угол шкафа, за коробкой со старыми журналами. Одна проблема решена. Но другая всё ещё висит в воздухе, тяжёлая и невидимая.

Лика однажды, пока они шли на работу, упоминала магазинчик с простым названием «Всё для самообороны». От сквера направо, почти до шоссе, не доходя до моста — и он там. Катерина запомнила маршрут и теперь уверенно шагает в ту сторону. Она пока не решила, что купить. Нож? Слишком опасно для неё самой — она не умеет с ним обращаться. Перцовый баллончик? Может быть. Или что-то ещё?

Здание магазина появляется перед ней — обшарпанное, с облупившейся краской, некогда жёлтой или бежевой, теперь уже не разобрать. Катерина толкает дверь, и над головой звякает колокольчик, оповещая о её приходе. Магазин пахнет оружейной смазкой и пылью, въевшейся в деревянные стеллажи. Катерина щурится от тусклого света лампы-паука, висящей над прилавком. На стенах — арсенал из прошлого века: кастеты с зазубренными краями, ножи с рукоятями в форме черепов, арбалеты, покрытые слоем забытья. За стойкой мужчина в клетчатой рубашке, напоминающий медведя в спячке, ковыряет зубочисткой в зубах. Его глаза-щелочки следят за каждым её движением.

— Пневматика? — хрипит он, выдыхая облако табачного смрада.

Катерина качает головой, пальцы непроизвольно сжимают ремешок сумки. Взгляд скользит по витрине с электрошокерами, похожими на игрушки из фантастического фильма.

— У вас для самообороны что-то есть? — спрашивает она, тут же понимая, как глупо звучит вопрос в магазине с таким названием.

Продавец морщится, но молча лезет под прилавок. На стеклянную витрину перед ней ложатся три предмета: красно-жёлтый перцовый баллончик, небольшой нож в пластиковом чехле и чёрный фонарик. Катерина хмурится. Фонарик? Это что, шутка? Им можно разве что по голове стукнуть, как той расчёской в сквере — и то без толку. Она берёт его в руки, проверяя вес. Лёгкий, ничего особенного.

— Регулятор вверх — светит, вниз и нажать — жжёт как чёрт, — поясняет продавец, не меняя выражения лица.

Катерина берёт устройство. Холодный алюминий обжигает ладонь. Она сдвигает рычажок вверх — луч света бьёт в стену. Затем вниз, нажимает кнопку — и раздаётся зловещее жужжание, между электродами над лампочкой вспыхивает синяя молния. Её губы трогает слабая улыбка. Это оно. Невзрачное, удобное, но с характером. То, что нужно.

Она отсчитывает деньги, забирает шокер в коробке и выходит на улицу. Пока читает инструкцию — зоны поражения, время воздействия, зарядка — её толкает прохожий в костюме с кейсом. Он бурчит грубое «Извини» и спешит дальше. Катерина качает головой, убирает шокер в сумку и оглядывается.

Уличные часы показывают почти одиннадцать утра. Толпа на тротуаре колышется, словно живой организм: бизнесмены с термокружками, подростки с наушниками-лопухами, бабушка с тележкой, громыхающей пустыми бутылками

Катерина поправляет сумку на плече и замирает. У стены гастронома, в десяти метрах, стоит он — парень с моста. Руки скрещены, спина небрежно опирается на кирпичи, а голубые глаза смотрят прямо на неё. Возмущение вспыхивает в груди. Как он смеет? После всего, что сделал в сквере, он ещё и пялится?

Катерина срывается с места, бросаясь к нему. Он отталкивается от стены и ныряет в толпу, растворяясь в людском потоке. Она оглядывается, выхватывает взглядом его спину — чёрная кофта, капюшон опущен. Бежит за ним, но он снова ускользает. Вот он — у входа в лес. Оборачивается, ловит её взгляд и исчезает за деревьями.

Её трясёт от злости. Кажется, что парень над ней специально издевается. Ну ничего, она ему покажет. Такие, как он, должны сидеть под замком в смирительной рубашке. Рука ныряет в сумку, находит шокер. Регулятор вниз, кнопка под подушечкой пальца — готова. Катерина шагает в лес.

Деревья смыкаются над головой, поглощая городской шум. Асфальт сменяется тропой, усыпанной шишками. Воздух становится гуще от запаха хвои и прелой листвы. Боковым зрением она замечает движение впереди — он, в ста метрах, стоит под сосной, ветви которой образуют тёмный балдахин. Солнечные лучи пробиваются сквозь хвою, рисуя на его лице полосатые тени. Катерина бежит, но он снова пропадает. Это повторяется несколько раз: она догоняет, он ускользает, пока на ровной, открытой дороге он не исчезает совсем.

Злость кипит, но её перебивает страх. До дома километр, а парень где-то рядом. Что он задумал? Она замечает его снова — уже в глубине леса, за толстым стволом. Он мелькает и скрывается. Катерина замирает. Шокер есть, но людей нет — кричать бесполезно. Однако бросать всё нельзя. Он опасен. Может навредить кому-то ещё.

Она делает глубокий вдох, сжимает рукоять шокера сильнее и идёт в чащу. Ноги цепляются за кусты, ветки хлещут по джинсам, корни норовят подставить подножку. Но она шагает вперёд, готовая к чему угодно. Или почти к чему угодно.