— Я на это не куплюсь. С чего бы тебе не иметь друзей?

Он пожимает плечами.

— Я им не нравлюсь. Они предпочитают Рафа. Очевидно, — добавляет он с сарказмом, глядя на маленькое собрание с тоской в глазах.

— А ты не пробовал с ними поговорить? Ты ничего не решишь, если будешь сидеть в углу и дуться.

— Я не дуюсь.

— Нет, дуешься, — говорю я, и он хмурится, как будто не понимает, о чем я.

— Это твоя вечеринка, Микеле. Ты должен заявить о себе, если хочешь общаться с людьми. Что есть у Рафа, чего нет у тебя?

— Я не знаю, — вздыхает он. — Он всегда нравится людям больше. Он всем нравится больше.

— А мне нет. И твоей сестре тоже.

Он медленно моргает.

— Тебе он не нравится?

— Я думаю, что ты довольно классный. Тебе просто нужно быть более уверенным и открытым, и люди будут стекаться к тебе, — улыбаюсь я ему.

— Хотел бы я. Но я не знаю…, — он продолжает качать головой, как будто не знает, что делать, чтобы изменить свои обстоятельства.

— Иди к ним, — говорю я, указывая на остальных. — Иди и попытайся. Кто знает, возможно, ты удивишься.

Кажется, Микеле мгновение обдумывает мои слова, а затем с энтузиазмом кивает.

— Ты прав. Спасибо, — он быстро улыбается мне, прежде чем направиться в гостиную.

— Я и не знала, что ты так хорошо ладишь с детьми, — раздается голос у меня за спиной. Джианна подходит ко мне, неся две тарелки с едой. Протянув мне одну, она начинает есть из своей.

— Микеле уже молодой человек. Пусть ведет себя соответствующе, — ворчу я, немного раздраженный тем, что она подслушала наш разговор.

— И да и нет, — тихо говорит она, не сводя глаз с мальчиков.

Микеле что-то говорит толпе, и мы оба ждем результата, почти затаив дыхание. Наступает напряженный момент, когда мальчики, кажется, обсуждают, принимать ли его в свои ряды, но Раф ласково похлопывает его по спине, приглашая поиграть с ними.

— Он не такой, как все, — признается Джианна с грустной улыбкой. — Я пыталась помочь ему, как могла, но отсутствие материнской фигуры очень сказалось на нем. После всего, через что он прошел, — качает она головой. — Когда дети его возраста одевались в костюмы супергероев, он лежал в больнице, его голова была обрита, рука подключена к капельнице. Он так и не смог пройти через обычные этапы, которые проходят дети. И я боюсь, что это наложило на него отпечаток… безвозвратно.

— Ты хорошо с ним справилась, — осторожно похвалил я. — Ты слышала, что он сказал. Он солгал о своих друзьях, чтобы не расстраивать тебя.

— Он душка. Но это не мешает мне беспокоиться о нем. Тем более, что и мой отец, и Козима, кажется, забыли о его существовании.

Мы едим в тишине, наблюдая за тем, как они продолжают играть, Микеле постепенно становится более интегрированным в их группу.

— Спасибо за то, что ты ему сказал. Он должен был это услышать, — она быстро сжимает мою руку и возвращается на кухню мыть посуду.

Вскоре появляется Козима. Однако время для этого совершенно неподходящее, поскольку мальчики играют в подобие рестлинга.

Раф и Микеле развлекаются, имитируя драку, но не нанося друг другу ударов, когда в комнату врывается Козима. Она бросает взгляд на происходящее перед ней и кричит во всю мощь своих легких, чтобы они прекратили.

Не дожидаясь этого, она бросается к Рафу и оттаскивает его от Микеле.

Микеле выглядит растерянным, он переводит взгляд на свою мачеху, пытаясь объяснить, что это был не настоящий поединок.

— Разве я тебе не говорила? Не трогай его! — Кричит она на Микеле, прежде чем дать ему пощечину — достаточно сильную, чтобы повалить его на землю.

— Что… — раздается голос Джианны, когда она спешит на место происшествия.

— И ты, — обращается Козима к Джианне. — Кто дал тебе разрешение на это? Неужели все просто смотрели, пока это чудовище, — выплевывает она, — било моего сына?

— Он не бил его. Они играли, — пытается объяснить Джианна, в то время как Раф и Микеле возражают, что они действительно играли.

— Ты можешь думать, что это была игра, — ругает она сына, — но это не так. Он хочет причинить тебе боль, но я ему не позволю, — продолжает она, и в ее словах сквозит чистая злоба.

Прекратив вечеринку, она приказывает Рафу идти в свою комнату, а затем снова поворачивается к Микеле.

Понимая, что она не остановится на одной пощечине, и что Джианна может не справиться с ней в одиночку, я вмешиваюсь.

— Мэм, вам нужно отойти, — говорю я, становясь между ней, Джианной и Микеле.

— Кто ты такой, а? Кто ты такой, чтобы указывать мне, что делать? Он причинял вред моему сыну! — кричит она на меня.

— Они играли, — объясняю я спокойным тоном.

— Нет! Он чудовище, и он не имеет права трогать ни одного волоска на теле моего сына. Ты слышишь меня? — она показывает на Микеле, ее глаза выпучились. — Держись подальше от Рафаэло, или я сделаю так, что ты больше никогда не увидишь свет.

— Серьезно, Козима? — Джианна закатывает на нее глаза. — Ты думаешь, что можешь приказывать всем вокруг только потому, что каждую ночь раздвигаешь ноги для моего отца? — Она поднимает бровь, и оскорбление попадает в цель, так как Козима становится красной от гнева.

— О, это просто чудесно. Кто кого называет шлюхой, Джианна? По крайней мере, я раздвинула ноги только для твоего отца. Кто знает, сколько их уже побывало в тебе, — парирует она.

— Иди в свою комнату, Микеле, — обращаюсь я к мальчику, призывая его уйти, чтобы не слушать, что сейчас начнется. Это никогда не заканчивается хорошо, когда Козима и Джианна начинают спорить, и Микеле не должен слышать, что Козима говорит о его сестре.

— Но… — его глаза переходят на Джианну, и я вижу его тихое желание защитить ее, даже когда он сам стал мишенью для ее злобы.

— Я справлюсь. Иди, — киваю ему.

Он смотрит мне в глаза, как мужчина мужчине, и кивает, доверяя мне.

— Позаботься о ней, — шепчет он, прежде чем убежать.

— Куда, черт возьми, ты собрался? — кричит Козима, когда видит, как он взбегает по лестнице.

Все сотрудники находятся на периферии, вероятно, слушая происходящее, готовые позже сплетничать об этом.

Но когда Козима собирается пойти за Микеле, Джианна обхватывает ее руку, останавливая.

— Ты не имеешь права трогать моего брата, ведьма. И если я услышу, что ты пытаешься что-то с ним сделать, ты пожалеешь, что родилась, — угрожает она.

— Ты? Твой отец никогда тебе не поверит. Но ты уже знаешь это, не так ли? Ему нет дела ни до тебя, ни до этого сопляка твоего брата. Его волнует только мой Раф, поэтому он и делает его своим наследником.

— Ты лжешь.

— Нет, — самодовольно отвечает она. — Спроси его. Раф — следующий Дон, и он будет самым замечательным боссом.

— О, так ты думаешь, что твой сын защитит тебя? — усмехается Джианна. — Не заблуждайся, если я услышу, что ты сделала что-то с Микеле, я приду за тобой.

— Ты и какая армия? Давай посмотрим правде в глаза, дорогая. Ты никчемная.

— Но я не никчемный, — делаю шаг вперед, хватаю Джианну и толкаю ее за себя. — Джианна — моя подопечная, и мой долг — защищать ее от тех, кто желает ей зла. Я полагаю, что ее отец упомянул об устранении всех целей. — Говорю я, выражение моего лица серьезно.

— Она представляет опасность? — спрашиваю я, поворачиваясь к Джианне.

— Хм, может быть, — отвечает она, притворяясь испуганной.

— Хорошо, — говорю я, и вот уже моя рука обхватывает горло Козимы, я поднимаю ее в воздух, оказывая достаточное давление на ее шею, чтобы она задыхалась.

— Гахх, — пискнула она, вызвав улыбку у Джианны.

— Теперь ты уже не такая крутая, Козима?

— Отзови… отзови своего питбуля, — выплевывает она, меча в меня кинжалы глазами.

— Не знаю. Я чувствую, что ты все еще опасна для меня. — отвечает Джианна, и я крепче сжимаю ее шею.

Ей становится трудно дышать, и, размахивая руками, она пытается убрать мою руку с себя.