Если преподобного Паисия можно по праву считать родоначальником и возобновителем в России умного делания, то преподобные Лев и Макарий, ученики его учеников, были вторым поколением его последователей, преподобные Илларион и Амвросий — третьим, а все остальные оптинские старцы — четвертым. Подобное деление неслучайно — с каждым новым поколением учение о молитве Иисусовой приобретало новые черты, возрастала откровенность, с которой старцы преподавали учение о молитве.
Родоначальником оптинского старчества был преподобный Лев. Его учеником и одновременно сотаинником являлся преподобный Макарий, который пришел в Оптину, уже имея за плечами опыт окормления сестер женских обителей. Если вчитаться в письма двух этих удивительных мужей, то можно увидеть, что первые оптинские старцы весьма неохотно говорили о молитве Иисусовой.
Ни преподобный Лев, ни преподобный Макарий молитве Иисусовой практически не учат. То есть они неоднократно упоминают о необходимости молитвы, но всегда говорят о молитве устной, а если рассуждают в ответ на письма своих корреспондентов о молитве умной, а тем паче сердечной, то всегда с большой осторожностью. Поминая, к примеру, преподобного Иоанна Лествичника, учившего именем Иисусовым бить мысленного врага20, они почти ничего не рассказывают о том, как научиться сему деланию, какие сложности бывают, какие приемы можно использовать.
Подобная осторожность идет от преподобного Паисия Нямецкого. В паисиевской традиции поставленные от игумена старцы преподавали молитву Иисусову инокам. О передаче ее мирянам и речи не шло. Сам преподобный Паисий в письме к архимандриту Феодосию пишет, что испытывает радость и страх из-за печатного издания творений святых отцов. Страх у преподобного возникал при мысли, что некоторые, самочинно обучившись умной молитве, впадут в прелесть. И далее он выражает точку зрения, которая впоследствии была усвоена старцами Львом и Макарием. «Книги отеческие, паче же о истинном послушании и о трезвении ума и безмолвии, о внимании же и молитве умной, сиречь умом в сердце совершаемой, единственно единому точию монашескому чину приличны суть, а не обще всем православным христианам»21.
Похожее отношение к этому вопросу видим и у старца Льва. Старец запрещал своим ученикам (!) не только браться за высокую молитву, но даже говорить о ней22. Однажды один послушник, воспользовавшись тем, что старец занят с гостями, решил испросить у преподобного благословение на чтение одной из книг «Добротолюбия». Но старец, вопреки его ожиданиям, оставил разговор и, узнав, что послушник желает читать преподобного Каллиста Катафигиота23 о молитве, ответил, что тому не Каллиста надо читать, а навоз чистить. После чего отхлестал послушника по щекам, чтобы не прельщался такими помыслами24.
Ученик преподобного Льва старец Макарий сохранил осторожный взгляд на дело молитвы. Если и пишет преподобный о Иисусовой молитве, то делает это вынужденно. С темой умной молитвы у него всегда соседствует тема борьбы со страстями, без которой не может быть преуспеяния, и тема прелести. Преподобный Макарий так часто предостерегал против прелести, что, если писать книгу о его отношении к молитве Иисусовой, ее смело можно было бы озаглавить словами из одного его письма: «Прелесть весьма близка»25. Уже на исходе жизни старец Макарий написал «Предостережение читающим духовные отеческие книги и желающим проходить умную Иисусову молитву». Преподобный собрал в нем цитаты святых отцов, которые свидетельствуют, что проходить умную молитву самочинно, без послушания старцу, не только преждевременно, но и опасно, так как можно впасть в прелесть.
Такому отношению старца способствовал целый ряд обстоятельств. Сам преподобный еще до знакомства со старцем Львом интересовался молитвой Иисусовой, хотя его наставник в Площанской пустыни схимонах Афанасий (Захаров) творил только устную молитву. Преподобный Паисий запретил ему заниматься умной молитвой26. В то же время, как сообщает архимандрит Агапит (Беловидов), еще до знакомства со старцем Львом отец Макарий интересовался темой умного делания. Будучи проездом в Глинской пустыни, три дня просидел он с иеродиаконом Самуилом над книгой преподобного Исаака Сирина. Впрочем, по отдельным словам и намекам старца, отец Агапит сделал вывод, что преждевременное увлечение умной молитвой преподобному Макарию едва не повредило27.
За свою духовническую практику старец Макарий не раз сталкивался с явлением прелести у неопытных подвижниц. Одним из ярких примеров можно назвать историю монахини Тавифы из Борисовской Тихвинской пустыни. Преподобный Макарий в течение двух десятилетий находился с ней в переписке, но, несмотря на пользование его советами, мать Тавифа впала в прелесть, и все старания старца образумить ее оказались напрасными.
Немного говорят о Иисусовой молитве преподобные Моисей и его брат Антоний. Кроме общих увещеваний молиться, никаких подробных указаний у них не находим. Также немногословен и преподобный Иларион. Хотя он имел обширную переписку с сестрами женских обителей, но о молитве Иисусовой писал только монахине Леониде (Фризель), а других учил общим христианским добродетелям: терпению скорбей, борьбе со страстями, смирению и пр. Это обстоятельство становится особенно красноречивым, если мы примем во внимание, что он находился в переписке с двумя казначеями женских монастырей — вышеупомянутой монахиней Леонидой и монахиней Афанасией. Он неоднократно отвечал на вопросы о молитве матери Леониде, письма же к монахине Афанасии вообще не содержат никаких упоминаний на эту тему.
Пользуясь выражением преподобного Льва, можно сказать, что все названные старцы относились к молитве Иисусовой «без фанатизма». Не то чтобы они пренебрегали молитвой, отнюдь нет. Но дело молитвы у них всегда предварялось общим учением о борьбе со страстями, послушании, терпении скорбей.
Очень показательно в этом отношении письмо преподобного Амвросия к одной инокине. «Ты единственный путь монашеcкий, — писал преподобный, — разветвляешь на многие стези. Так ты мне и написала в письме своем, вскоре после моего полученном, в котором говоришь: “Я не знаю и недоумеваю, каким я иду путем: путем ли молитвенным, но не вижу его; путем ли послушания и отсечения своей воли, — и это не заметно; путем ли безмолвия во уединении, — но сестра и келейница мне мешают”. И еще каких-то пути два или более насчитала, забывая, что Путь монашеский один, а все остальное — его принадлежности для монаха, как Апостол говорит: облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диавольским и проч. (Еф. 6, 11).
А если кто захотел довольствоваться одним только оружием, тем или другим, оставляя прочие, такой уподобился бы человеку, который вместо правильного хождения прыгает то на одной, то на другой ноге, а когда устанет, ложится совсем и пыхтит; и видя, что неудобно такое прыганье, придумывает, нельзя ли ползти на руках и волочит ноги.
Само собою разумеется, и такое ползание неудобно, а только без толку утомляет. Тогда такой чудотворец взывает: недоумеваю, как после этого ходить? На что ему просто отвечают: ходи обеими ногами, делай обеими руками, смотри обоими глазами, слушай обоими ушами и не придумывай прыгать на одной ноге или ходить на руках, то и не будешь без толку утомляться и избежишь нерассудных недоумений»28.
Преподобный не выделяет молитву в какой-то особенный путь, но поставляет ее среди других деланий и добродетелей, свойственных иноку. В этом он следует своим учителям — преподобным Льву и Макарию, но в отличие от них пишет о молитве Иисусовой гораздо больше. Его уже можно считать учителем молитвы. Это обстоятельство можно объяснить через личность самого старца, но тогда надо будет допустить, что он был или «выше», или преуспел в молитве больше, чем преподобные Лев и Макарий. Такой подход весьма ненадежен и субъективен. На самом деле причины изменения отношения к делу молитвы лежат на поверхности.
Ко времени расцвета старчества преподобного Амвросия в печать вышли как многочисленные творения святых отцов в русском переводе, так и произведения современных старцу авторов, которые усердно разъясняли дело молитвы29. Если раньше требовалась большая осторожность в этих вопросах, так как святоотеческие книги были недоступны, то теперь в случае необходимости преподобный Амвросий и старцы четвертого паисиевского поколения просто указывают на ряд мест, которые надо прочитать у святых отцов30.