Ну, а какая еще песня могла бы достойно завершить «кровавый альбом»? Посеяны зерна сомнения в христианстве, развенчан Понтий Пилат, отнюдь не самый плохой «генеральный прокурор» Иудеи, а следом и бесы обуяли «арийцев»… Наверно, необходимо показать перспективу, так сказать генеральное направление пути. «Следуй За Мной» — верной дорогой идете, товарищи! Вещь, написанная Кипеловым, завершает череду преступлений и убийств, компактно разместившихся на предыдущих семи песнях. «Следуй За Мной» звучит в лучших традициях раннего «Manowar», повествуя о темном всаднике, который, как вы знаете (если читали Булгакова), перестал улыбаться, с тех пор как неудачно пошутил… «Каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал». (У Булгакова рыцарь был несколько другого цвета — темно-фиолетового, но творцы, видать, отталкивались от мысли, что по ночам все темно-фиолетовое становится отъявленно черным.) Кипелов, правда, еще улыбаться не перестал, но его эта история с рыцарем тронула, поэтому он поделился с Пушкиной своими соображениями относительно Ада, «посланца Зла» и «тени предсмертной птицы». Валерий в то время находился под впечатлением песни Криса Ри «Дорога В Ад». Вот он и рассказал Рите про то, как представляет себе дорогу в ад, по которой мчится рыцарь смерти. Рита вняла его призыву, и Черный Всадник заступил на черную вахту. Кстати, при прослушивании этого шедевра в наушниках, не рекомендуется включать громкость в коде более чем наполовину, ибо Кипелов засадил там такую «адскую» терцию, что можно запросто лишиться барабанных перепонок.
Черный рыцарь возник не сразу, а постепенно. Он вырастал из целой компании безликих эмигрантов, прущихся в неизведанные дали в погоне за счастьем (Пушкина, всегда нежно любившая «Led Zeppelin», пыталась примерить идею «Immigrant Song» к «арийской» музыке), позже трансформировавшихся в японского самурая-камикадзе. Идея верного сына империи, сожженного в небе, поначалу понравилась и Холстинину (особенно запал ему в душу самурайский меч, лежащий в кабине обреченного на уничтожение самолета). Увертюрой к появлению Черного Всадника стала разработка темы явившихся в Северную Индию племен ариев, претендовавших на особую добродетельность и избранность, знавших металл и исповедовавших культ коня:
Сила им дана,
Сила и согласье,
В храмах их души — железный век…
Однако в одну песню всю мировую историю не засунешь. И черный цвет, символизировавший у ариев порочность и невежество, чудесным образом становится цветом одежды молчаливого рыцаря… Н-да, неисповедимы пути мысли сочинителей «арийских» текстов…
«РИТА, ОТКУДА В ТЕБЕ СТОЛЬКО КРОВИ?»
АВТОИНТЕРВЬЮ С МАКСИМАЛЬНЫМ ПРИСТРАСТИЕМ
«Ария», волшебная и божественная, мистическая и агрессивная, маниакально-депрессивная и охочая до молоденьких прелестниц, — всем этим ты обязана загадочной Маргарите, которая вот уже более десяти лет облекает в поэтическую форму мысли: свои собственные и твоих рыцарей. Мысли, которые они не могут или не решаются высказать сами… Историческое восклицание «Рита, откуда в тебе столько крови?» принадлежит не нам. Этим вопросом Маргариту удостоил ее старинный приятель Александр Градский, помогавший в советские времена проталкивать на фирме «Мелодия» очередной «арийский» альбом. «Во мне? Ровно 5 литров, как положено!» — гордо парировала Маргарита, соблюдающая эстетику любимого стиля.
Если честно, было даже страшновато браться за такую тему, как жизнеописание Маргариты Пушкиной, написавшей «арийцам» тексты почти всех их песен. Страшно, а надо, потому что г-жа Пушкина, извините за каламбур, шестой член группы «Ария». «Ария» без Пушкиной — уже не «Ария». И это не только мое мнение. Ну, в самом деле, что за heavy metal без готической эстетики? В известном смысле, «арийцы» и закрепились на нашей сцене из-за того, что их тексты всегда были безупречны. На первых двух альбомах перу Пушкиной принадлежат лишь две песни (но какие!) — «Тореро» («Мания Величия») и «Без Тебя» («С Кем Ты?»). Зато уж с «Героя Асфальта» начинается поистине «пушкинский» период «Арии» — с этого альбома лишь Маргарита будет сочинять для группы тексты. Творчество Пушкиной — не просто поэзия и не просто тексты. Это песни-истории, в которых то Антихрист обвиняет Иисуса во всех смертных грехах; то унесенные странным облаком англичане безропотно принимают свою судьбу, полагаясь на провидение божье; то очередная «муза», уходя, не возвращается… Написав для «Арии» в общей сложности более сорока песен, г-жа Пушкина на полученные с альбомов весьма небольшие деньги выпускает некоммерческий рок-альманах «Забриски Rider» («Гонщик из деревни Забриски»), кормит подшефных собак и кошек, подбрасывает знакомым (а иногда и малознакомым) музыкантам на запись или на лечение. Утверждает, что «на старости лет, если, конечно, дотяну до старости, помру в нищете, в канаве». Вообще создается впечатление, что Пушкина делает все, чтобы ее знакомым и друзьям на этом свете спокойно не жилось и чтобы у нее было как можно больше недоброжелателей. Она — по натуре своей настоящий «жираф»: то и дело высовывает свою голову, даже в самом неподходящем для леди месте и в самое неподходящее для леди время… Будучи, как она сама непременно подчеркивает, РОК-поэтессой, Маргарита терпеть не может слова «поэтесса», считая его чересчур салонным; будучи журналисткой и издателем «Забриски Rider», терпеть не может слово «журналистка». Вообще, особа она крайне парадоксальная, в чем вы очень скоро сможете убедиться сами…
Если с жизнеописанием «Арии», охватывающим период первых двух альбомов, удавалось худо-бедно справляться, то на подступах к «Игре С Огнем», и особенно к «кровавому альбому», стало понятно, что настало время отправляться на поклон к госпоже Пушкиной. Каюсь, хотелось оттянуть этот визит как можно больше… Но делать было нечего. Я отхлебнул коньяку и, сняв телефонную трубку, набрал номер г-жи Пушкиной. «Маргарита Анатольевна, — произнес я с комсомольским оптимизмом, стараясь говорить как можно более весомо и уверенно, — я сейчас пишу книгу про «Арию», не могли бы вы мне помочь… ну в смысле дать большое интервью?». В ответ последовал смешок, преисполненный величайшего сарказма. Я было подумал, что все мои худшие предположения оправдываются. «Да мы с тобой два года говорить будем! — пояснила Пушкина. — У тебя хоть план есть?» Я подтвердил, что план у меня как раз есть, и, попутно поклявшись в ненависти к отечественным журналистам за их патологическое неумение формулировать вопросы, в некоторой степени завоевал ее доверие. «Я тоже не люблю журналистов, — успокоила меня тетя Рита. — Ну что ж, давай попробуем»
Героическая попытка окончилась полным крахом. С правой стены пушкинской комнаты на меня сквозь круглые очки строго посмотрел Джон Леннон, с левой — Хирург, Шевчук, Грановский, Немоляев и «Ария», за спиной безобразничали Стив Вэй и Ян Андерсон. На булавке, воткнутой в обои, покачивалась индейская ловушка для ночных кошмаров, на двери позвякивали колокольчики, отгоняя злых духов… Маргарита вздохнула и выдала фразу типа «Такие книги выходят в свет один раз в жизни. Не хочу, чтобы потомки запомнили меня через твое восприятие. Не обижайся, Ди Трои, ты выгодно отличаешься от прочих писателей. Но не родился на свет еще тот человек, с которым я смогу поговорить по душам… Довольно того, что несут обо мне досужие бездельники и заплесневелые ортодоксы. Позволь, я побеседую с собственным отражением в зеркале моего мира…». Ну что оставалось делать? «Конечно, конечно, — промямлил я без особого энтузиазма, — но хотелось бы, чтобы без… особого ущерба для общего дела». «Сейчас эта тетка пурги на гонит», — кисло подумал я про себя и с опаской посмотрел на висевшие на рамочке пушкинского рисунка с улитками и кирпичной стеной не то африканские магические косточки, не то зубы с бусинами.