Гастрольный тур «Героя Асфальта» оказался поистине гигантским. «Арийцы» объездили практически всю страну. Конец года пришелся на Западную Украину. В одном только Львове «Ария» дала 26 концертов. И так уж получилось, что новый, 1988, год «арийцы» встретили в Ужгороде. Выйдя из ресторана в максимально благодушном настроении, Виталик Дубинин решил сделать что-нибудь приятное всем музыкантам. «Какой же Новый Год без елочки!» — подумал он. Елка нашлась прямо в холле «интуристовского» отеля, и Виталий недолго думая поволок столь ценное приобретение в номер к све-товику Васильичу, где и происходила основная часть новогодней тусовки. Музыканты и техники очень обрадовались и начали скакать вокруг елочки. Всю ночь лесная красавица простояла в номере, а утром Дубинин предполагал незаметно отнести елку обратно. Однако еще до этого местонахождение елки было быстро вычислено по толстому слою хвои и раздавленных игрушек, протянувшемуся прямо к двери номера светотехника. «Дуб, — сообщил ошарашенный Васильич, — тут на меня, того… в милицию хотят заявить по поводу кражи елки». Дубинин тут же отправился к бабушке-администратору и с помощью своего мужского обаяния уладил конфликт. Всего за десять рублей.

В начале 1987 года «Ария» получила приглашение на фести валь «Capitol Radio» в Лондон. Но с англичанами вышла пренеприятная история — в очередной раз отличились товарищи из Госконцерта, решившие скандально известную группу из СССР не выпускать. На все официальные запросы Госконцерт упрямо отвечал, что «группа выехать не может», хотя «Ария» регулярно выезжала на гастроли по стране и продолжала собирать стадионы. Несмотря на то, что в Лондоне были уже расклеены афиши, на фестиваль послали менее буйный и явно не хэви-металличес-кий «Автограф». «Арии» любезно разрешили выехать только в страну «социалистического лагеря». Первое зарубежное турне группы состоялось в столице ГДР Берлине зимой 1987 года. Три весьма успешных концерта — тоже, между прочим, неплохой почин! Вдобавок там же «Ария» получила приглашение выступить на фестивале «Дни Стены». Эта грандиозная акция с аудиторией в 120.000 человек состоялась в Берлине летом 1988 года. В концерте принимали участие группы «Maril|ion», «Fisher Zet», а также братья-поляки и гэдээровцы. Перед выходом «Арии» на сцену ведущий объявил: «А теперь — группа «Ария», хэви-метал из Москвы!». Немцы начали покатываться со смеху — наверное, потому, что незадолго до этого в Берлине выступали «Машина Времени» и «Автограф», и народ ждал от «Арии» чего-то подобного. Тем более, и название группы, и вступительная фонограмма «Сайта Лючии» в исполнении Робертино Лоретти не предвещали ничего «металлического». Однако после первой же песни настроение публики резко изменилось, а во время исполнения «Баллады О Древнерусском Воине» в первых рядах была хорошо заметна красная майка, привязанная к палке на манер флага! Через несколько дней в немецкой газете выйдет статья, где именно про «Балладу» будет написано: «Представляется, что такие песни должны петь донские казаки, если б они играли на элект рогитарах». Казаки с электрогитарами под мышкой — зрелище кошмарное, но, с другой стороны, даже в Германии люди углядели в «арийской» музыке русский национальный стержень! После концерта к музыкантам подбежал начальник охраны и выпалил: «Вчера я видел по телевизору подписание договора о ликвидации ракет средней дальности, а сегодня передо мною — русский «Аи рон Мэйден»! Похоже, в вашей стране действительно началась perestroyka!». «Вот это новость!» — подумали «арийцы», и, чтобы немцы уж точно не сомневались в начале перестройки, дружба между Иваном и Гансом была подкреплена грандиозной попойкой, затянувшейся до самой польской границы. В результате группу чуть не оставили в этой прекрасной стране. На относительно мирный вопрос польских пограничников: «Документы! Кет budete?!» Маврин отправил поляков на три буквы кириллицы и добавил: «Мы — «арийцы»!». Пограничники сразу напряглись, на их хмурых лицах заиграли скулы — дескать, что за «арийцы» такие? «Маврик, хорош!» — закричал Дубинин. «Марек? — осклабился один из пограничников, по всей видимости «старшой», приняв Маврика за соотечественника, которому можно всыпать по полной программе. — Значит, Марек?» Поскольку эта версия не нашла подтверждения, пограничники, в итоге решили, что имеют дело не с «арийцами», а с «альпийца-ми» и потребовали предъявить альпинистское снаряжение — ледорубы, альпенштоки, веревки ну и все такое прочее, решив, что это и есть указанное в декларации «oborudowenie». «Альпийцы» все поняли по-своему (оборудование, так оборудование!) и вывалили на столик гору пустых бутылок. Офигев от такого количества стеклотары, таможенники сначала пожелали оформить попытку контрабанды, но, поскольку содержимое бутылок, осевшее в луженых «арийских» желудках, музыканты предъявить были не в состоянии, польские друзья пришли в замешательство, однако, узнав с кем имеют дело, они и вовсе смутились и застенчиво попросили автографы, в чем им отказано не было.

Близкое знакомство с нынешним «арийским» составом начнем с гитариста и основателя группы — Владимира Холстинина. Впрочем, музыканты зовут его не иначе как Холстом. Владимир Холстинин — на редкость приятный собеседник. Он вежлив, учтив и обладает завидным чувством юмора. Короче, беседовать с ним — одно удовольствие.

— Помнится, я был на историческом концерте «Арии» в ДК «Коммуна», вашем последнем концерте под менеджментом Виктора Векштейна. Так вот, после этого концерта Виктор Яковлевич устроил импровизированную пресс-конференцию и предложил задавать вопросы музыкантам. Я задал идиотский вопрос — выступают ли музыканты «Арии» под псевдонимами, на что Векштейн, почесав в затылке, ответил: «У нас есть Виталик Дубинин. Ему не нужен псевдо ним». Все рассмеялись, а я так и не узнал ничего о твоей фа милии. Ты сам знаешь, откуда она произошла? Холстинин — очень русская и в то же время довольно редкая фамилия…

— Конечно, знаю! Мой прадед владел на Урале мануфактурой, торговал холстом и рогожей. Если бы не революция семнадцатого года, думаю, пошел бы я по дедовской линии!

— Да уж, есть в тебе что-то по-купечески степенное и размеренное! А кем были твои родители и как они относились к твоему увлечению музыкой?..

— Если бы не родители, я бы вообще не стал музыкантом! В десять лет они меня отдали в музыкальную школу «на домру». Там я даже играл в оркестре русских народных инструментов. Исполняли мы, в основном, классику — Глинку, Чайковского и вариации на тему народных песен. Родители, мама по профессии инженер, а отец — бухгалтер, всячески поощряли мое музыкальное развитие, помогали покупать музыкальные инструменты, особенно когда уже гитары в ход пошли. Так что, грех жаловаться, мне создавали все условия…

— А вообще, что тебя привело к тяжелой музыке? Ведь ты вырос в Люберцах, районе, скажем так, не самом «волоса том».

— Проучившись в музыкальной школе года три-четыре, я однажды услышал, как какие-то парни в коридоре нарезали на двух гитарах «Дом Восходящего Солнца». Я прямо-таки «заболел» этой вещью и задался целью: во что бы то ни стало научиться играть ее на гитаре. Жизненный путь был определен мгновенно — я сразу понял, чем я хочу заниматься и какую музыку играть. На освоение хита «Animals» ушел приблизительно год… Потом я решил, что «Дом Восходящего Солнца» играть одному будет, пожалуй, тяжеловато, и принялся искать себе единомышленников. За таковыми дело не стало, они нашлись прямо в моем классе.

— Как же называлась твоя первая группа?

— Да никак, мы даже над этим и не задумывались. Просто — «школьный ансамбль». (Барабанщик, кстати, потом перекочевал со мной в группу «Волшебные Сумерки».) А дальше все пошло-покатилось само собой… Институт (я поступил в МЭИ) — это чтобы в армию не ходить. Институтская жизнь вообще хороша тем, что можно не ходить как в армию, так и на лекции — в твоем распоряжении масса свободного времени. Еще в школе я понял, что в армию идти не хочу, потому что музыкой там заниматься нельзя. В старших классах я усердно налег на физику и математику, чтобы без проблем пройти в технический вуз. Такой выбор тоже объяснялся очень просто: мне казалось, что в застойные годы очень тяжело учиться в вузе гуманитарном. Можно сказать, с юношеских лет я уже не мог принять тоталитарную систему, я бы не смог пять лет врать, зубря философию марксизма-ленинизма, и критиковать «буржуазные учения», которыми я на самом-то деле и увлекался.