«Если противник действительно может выпускать корпуса новых кораблей с такой скоростью, им все равно нужны двигатели и дополнительная машинерия, оборудование, а кроме того, и моряки. Учитывая проблему с набором на флот, для них очень невыгодно, когда большая часть экипажа потопленных кораблей отправляется на новые, только что отстроенные корабли».

 Затем он перешел к необходимости как можно скорее внедрить новые технические разработки, после чего Дёниц и произнес свой доклад. Он использовал его для того, чтобы, во-первых, напомнить о своем прежнем запросе на самолет «Хейнкель-177», рассказывая о превосходстве противника в воздухе, а во-вторых, ввернуть ноту оптимизма, выразив надежду, что лодка Вальтера, будучи доработанной, произведет революцию в подводной войне.

 Редер добавил, что достигнуты определенные успехи и с новым пистолетом Abstand, который придаст торпедам страшную разрушительную силу, равно как и повысит потери в живой силе врага.

 Интересно представить, как отнесся Редер к недавним приказам Дёница командирам подлодок и насколько он понял их конечную цель. Может быть, одной из причин повышенной враждебности между ними, которая как раз с этого времени и началась, было несогласие с духом этих приказов; Редер уже изменил большинству своих представлений о чести, приобретенных задолго до нацистов, но возможно, что здесь он уперся.

 Но это только предположение; однако нет сомнений: судя по документальным свидетельствам, военно-морской штаб в Берлине присоединился к пропагандистской кампании по обсуждению проблем с набором у противника. Вот отрывок из рекомендации, выпушенной отделом, занимавшимся вопросом возмездия после дела «Ульма», которая датирована 3 октября: «...в интересах держав Оси, чтобы в иностранных государствах моряки торгового флота были еще более напуганы перспективой рисковать своей жизнью на службе во флоте противника».

 Ввиду столь многочисленных источников представляется, что Дёниц и штаб подводного флота к этому времени уже переступили ту едва заметную черту, отделявшую установленную западную этику войны от варварства ранних эпох.

 Никакие рассуждения о бесчеловечности войны как таковой или неизбежно увеличивающейся жестокости механизированной войны не могут заслонить тот факт, что в то время эта черта существовала и, хотя было нелегко ее ясно различить, всегда можно было сказать, кто по какую сторону от нее стоит.

 Не стоит забывать, что союзники также нередко преступали эту черту, бомбя тысячи ни в чем не повинных мирных жителей...

 Августовские и сентябрьские страхи Дёница о том, что его кампания находится на пороге поражения с воздуха, этой зимой не оправдались. Детектор радаров «Метокс», установленный на подлодках, уменьшал неожиданность атаки при всплытии, и увеличение числа оперативных лодок, которые он мог использовать, — 200 к октябрю, из которых более 150 работали в Северной Атлантике, — сделал участь караванов более печальной, особенно из-за дефицита горючего, который вынудил союзников направлять корабли по самым коротким, а следовательно, предсказуемым круговым маршрутам. Кроме того, B-Dienst восстановила свою прежнюю боеспособность, в то время как криптографы противника столкнулись с временными проблемами расшифровки усложненных кодов за счет установки еше одного диска на немецких «Энигмах».

 Вероятно, главной причиной продолжающихся успехов подлодок были использование удаленных от основных трасс «мягких мест» у Кейптауна и в Индийском океане и отведение ресурсов союзников с атлантического театра боевых действий ради подготовки вторжения во французскую Северную Африку под кодовым названием «Факел».

 Высадка произошла в ночь с 7 на 8 ноября и захватила Гитлера врасплох. Неделей раньше результаты «войны поставок» в Восточном Средиземноморье тоже оказались шоком. После восьмидневного сражения у Эль-Аламейна его командующий Африканским корпусом генерал Эрвин Роммель был вынужден отступить. Фюрер приказал ему держаться, и он выиграл временную передышку, но когда американская армия вступила в войну в Европе всей силой своей армады, собранной для операции «Факел», Роммель был полностью разгромлен.

 Гитлер пытался обрести спокойствие перед лицом этих бед в своем горном укрытии «Бергхофе», когда был нанесен третий удар: советские армии окружили его силы под Сталинградом. В войне произошел перелом. Он больше не имел инициативы не на одном из театров военных действий, он больше не мог приказывать своим генералам удерживать то, что они захватили.

 Но по контрасту с этими катастрофами на суше успехи подлодок по тоннажу росли. В дневнике Дёница появляются новые нотки оптимизма: «...Наши успехи в ноябре поднялись на новую высоту и, возможно, достигнут цифры 900 000 тонн. Пришло время рассмотреть эти результаты в истинном свете и дать пропаганде соответствующие указания...»

 Этот результат — на самом деле преувеличенный на 160 000 тонн — казалось, может принести окончательную победу, если бы только он мог получить достаточно быстро пригодные к бою новые лодки, что, конечно, увеличивало его раздражение отсрочками, которые продолжали сопровождать все этапы строительства и оборудования субмарин. Он ощущал, что в одиночку сражается с гуттаперчевой бюрократией в Берлине, которую возглавляли поклонники крупных надводных кораблей, которым было наплевать на подвиги подлодок.

 Редер, со своей стороны, находил пыл Дёница и его настойчивость невыносимыми. Он не только постоянно пытался определять стратегические решения военно-морского штаба, выпячивая важность «войны тоннажа» в Северной Атлантике, как будто забывая о других театрах военных действий, но также не осталось ни одного аспекта в строительстве, ремонте, экспериментальных разработках подлодок или даже тренировках персонала, который Дёниц не пытался бы подмять под себя, реорганизовать и подтолкнуть вперед. Редеру пришлось послать ему письменный приказ не вмешиваться в технические дела, ограничив себя в будущем одними операциями. Согласно Вольфгангу Франку, Дёниц немедленно ответил, позвонив адъютанту Редера: «Пожалуйста, уведомьте гросс-адмирала, что я не могу подчиниться этому приказу...» Затем, повернувшись к своей «правой руке», он сказал: «Что ж, Годт, если я был бы на месте Редера, то, вероятно, уволил бы BdU за это, но мы посмотрим, что произойдет».

 На самом деле его положение тогда было сильнее, чем когда-либо. Успехи подлодок являлись почти единственным лучом света в темных тучах, которые окутали рейх. Кроме того, энергичный, откровенный характер Дёница и его сверхоптимистичные взгляды больше соответствовали требованиям Гитлера, нежели формальное поведение Редера и его сдержанность. Хотя Дёниц и связывался с Гитлером напрямую всего несколько раз, он произвел на него впечатление, и для его похвальбы тем, что он в хороших отношениях с фюрером, были реальные основания. Гитлер, как и другие одинокие тираны, всегда был рад услышать чужое мнение и, по словам Альберта Шпеера, «искал совета у людей, которые видели ситуацию еще более оптимистично и пребывали в иллюзиях еще более радужных, нежели он сам».

 Кроме того, в византийской атмосфере рейха Дёниц имел много друзей при дворе. Одним из них был Альберт Шпеер, министр вооружений и амуниции и глава строительной организации «Тодт»; в качестве министра он сталкивался с Редером по поводу планов рационализации всех кораблей и оружия, производимого его ведомством. В качестве главы «Тодта» он нашел в Денице симпатизирующего партнера в вопросе расширения цепи подводных бункеров до Бордо, Бреста и Сен-Назера — бункеры в Лорьяне и Ла-Паллисе были уже закончены. Безусловно, у него также сложилось впечатление, что Дёниц одобряет его идеи реформ морского производства, как и всего, что может обеспечить быстрое строительство как можно большего количества подлодок! Когда в конце года он заметил, что Редер вычеркивает имя Дёница из пропагандистских материалов и что офицеры-подводники, увидев это, встревожились, не потеряют ли они своего почитаемого шефа, то Шпеер нашел возможность повлиять на Гитлера в пользу Дёница и против престарелого главнокомандующего флотом.