Гитлер в это время был в своей украинской ставке «Вервольф», лично руководя наступлением на Сталинград, которое, как он считал тогда, испортили его генералы. Он был в ярости, требовал отставок и отказывался беседовать с двумя главными штабистами, Кейтелем и Йодлем. Очевидно, что эпизод с «Лаконией» оторвал его от этих дел, так как в тот же день после полудня фон Путткамер прислал Дёницу радиограмму с требованием отчета о ситуации на подводном флоте.
Через три дня четырехмоторный американский самолет «Либерейтор» с острова Вознесения заметил U-156, подлодку, которая потопила «Лаконию», буксирующую четыре спасательные лодки, полные выживших. Чтобы обозначить операцию как спасательную, капитан U-156 вывесил на мостике флаг Красного Креста размером в два метра. Покружив немного. самолет улетел. Через час появился второй «Либерейтор»; он пролетел на малой высоте от кормы и сбросил две бомбы; в то время как спасательные лодки спешно отцепляли, третья бомба разорвалась прямо среди них, и вскоре была сброшена и четвертая. К тому времени появился еще один американский самолет, который тоже атаковал, и одна из его бомб разорвалась непосредственно под рубкой и произвела большие разрушения. Однако лодка еще смогла погрузиться и произвести ремонт. Позже она всплыла на поверхность и послала по радио рапорт о произошедшем.
Это послание было получено в штаб-квартире подводного флота вскоре после одиннадцати вечера; и снова можно вообразить Дёница и офицеров в пижамах — может быть, они все еще пили свой «стаканчик на ночь», когда спешно стали собираться в оперативном зале.
По словам Дёница, разгорелась жаркая дискуссия, в ходе которой его штаб спорил с тем, что продолжение спасательной операции является полностью оправданным. Дёниц, однако, был намерен закончить то, что он начал, и он закрыл дискуссию словами: «Теперь я не могу сбросить людей в воду, я буду продолжать». Под «людьми» он подразумевал итальянцев, а не британцев. Был послан приказ, что на борт лодок следует брать только итальянцев, которые и продолжили свое движение к месту встречи с вишискими кораблями, предприняв все возможные меры против нападения противника.
Рассказ об этом эпизоде в его дневнике от 16-го числа заканчивается так:
«Как показывает рапорт от капитана U-156, он не верил, что противник атакует, увидев флаг Красного Креста и все признаки спасательной операции. Это невозможно понять. Следует заключить, что на него повлияло зрелище сотен людей в воде, сражающихся за свою жизнь».
Таковы факты. За ними, проявившийся в ходе дискуссии в ставке подводного флота, продолжавшейся до раннего утра 17-го числа, скрывается самый большой вопрос по поводу подводной войны и претензий Дёница на то, что он воевал честно. Детали, вероятно, никогда не станут известны; из «ночи и тумана» вышли лишь некоторые результаты, способные подкрепить отдельные предположения.
Собственный отчет Дёница характерен полным молчанием на ту тему. Связывался ли он с Редером или Гитлером в эту ночь? Создается впечатление, возможно вызванное намеренно, что все приказы отдавались только от его лица и все обсуждения ограничивались только стенами его штаба.
Однако невозможно представить себе, что высшее командование флота не было в курсе. И ввиду того что Гитлер уже вмешался в ситуацию раньше и выразил желание не подвергать подлодки опасности, можно предположить, что штаб фюрера поучаствовал в этом деле.
Учитывая ночной образ жизни Гитлера и его стремление чем-либо отвлечься от работы, которая ввергала его в разрушительные эмоции, предположим даже, что он связывался лично с Дёницем. И в таком случае совсем легко представить, в каком он был настроении и что именно он приказывал.
По крайней мере с января, со времени своего разговора с японским послом, он жаждал найти оправдание для нападения на выживших с торпедированных кораблей с двойной целью — устрашить нейтралов и американских моряков и тем самым отпугнуть еще больше людей от мобилизации на новые корабли.
Расстрел выживших с «Ульма» вдохнул новую жизнь в эту тему, а предварительные результаты расследования ситуации пришли только что, буквально 14 сентября. В них указывались три случая, когда выжившие с немецких эсминцев, тонувших в Нарвике во время норвежской кампании, были обстреляны британцами, когда они пытались выбраться на берег, и много случаев того, как немцев, выжившие после потопления транспортных судов у Крита, обстреливали и убивали в воде.
Один из приведенных инцидентов касался того, как капитан британской подводной лодки позволил греческому экипажу моторного парусника «Осиа Параскиви» сесть в спасательные шлюпки «...и вели прицельный огонь с близкого расстояния по оставшимся в живых немецкому офицеру и трем другим немецким солдатам в воде после того, как они покинули тонущее судно, пока все четверо не были убиты».
В документе указывается, что выжившим, находившимся в воде, было легко спутать выстрелы по другим целям с атакой на них самих и в любом случае не удалось найти следы какого-либо письменного или устного приказа уничтожать переживших кораблекрушение.
Следовательно, можно предположить, что прежде, чем будут предприняты какие-либо ответные репрессивные меры, необходимо определить, не повредит ли это в большей степени своим людям, нежели противнику; «если о существовании такого немецкого приказа станет известно, то пропаганда противника воспользуется этим таким образом, что последствия едва ли можно предугадать».
Дёниц, конечно же, не мог отдать прямой приказ убивать выживших в спасательных шлюпках по той самой причине, которая указана в анализе военно-морского штаба: если это будет обнаружено пропагандой противника, то может сказаться на участи немецких моряков. С другой стороны, речь шла и о боевом духе его подчиненных, многие из которых, несмотря на интенсивную пропаганду ненависти, которой их подвергали, были бы потрясены столь хладнокровными инструкциями, идущими вразрез со всеми кодексами морской войны.
Кроме того, если бы противник начал предпринимать ответные меры, то на его стороне было бы явное преимущество, так как он реально контролировал море и небо над ним.
Приказы были посланы в 21 час 17-го числа, как записано в его дневнике:
«Всем капитанам: должны быть прекращены все попытки спасать членов уничтоженных кораблей, касается ли это того, чтобы просто вылавливать из воды людей и усаживать их в спасательные шлюпки, или же ставить заново на воду перевернувшиеся шлюпки, снабжать продовольствием и пресной водой. Спасение противоречит самым фундаментальным требованиям войны по уничтожению техники и живой силы противника.
Приказы брать в плен капитанов и главных механиков (отданные ранее) остаются в силе.
Спасать выживших после кораблекрушения только в том случае, если (их) сведения представляют важность для лодки.
Будьте жесткими! Подумайте о том, что противник, бомбя немецкие города, не думает о женщинах и детях».
Не обязательно, что приказы были отданы в точности в тех же словах, как записано в дневнике. При этом надо учитывать политику обмана, которая пронизывала все уровни немецких вооруженных сил. Это показывают эпизод с «Атенией» и то, что приказы о тайном отступлении от правил Прайза и ведении неограниченных военных действий в водах вокруг Британии «не должны быть отданы письменно, но просто должны быть основаны на невысказанном одобрении военно-морского оперативного штаба».
Однако даже в этой передаче в дневнике в приказах заметна некоторая двусмысленность, которой можно было воспользоваться.
Свидетельство этого содержится во множестве других приказов Дёница и его меморандумах, все они написаны с кристальной ясностью, его штабные офицеры подтверждают это: «...все, что он хотел, он выражал очень точно... ему нужно было обсуждение... и потом он решал сам». Кроме того, как утверждал его штабной офицер по коммуникациям Ганс Меккель, «Дёниц рассматривал свой штаб как слуг фронтовых капитанов; если капитан говорил, что не понимает его приказа, то Дёниц всегда обвинял свой штаб в том, что они не выразили его более ясно».
