На следующий день Дёниц послал своим лодкам сигнал: «Вооруженная сила должна употребляться против всех торговых судов, которые используют радио в ответ на требование остановиться. Они являются объектами захвата или потопления без исключения». Это был первый поворот винта. Следующий пока еще только рассматривался; он описан в штабном меморандуме, выпущенном двумя днями раньше: «BdU намеревается дать подлодкам разрешение топить без предупреждения любое судно, которое идет без огней... В море, где ожидаются только английские суда, мера, желаемая FdU, может быть осуществлена. Однако разрешение на подобный шаг не может быть дано письменно, а должно быть просто основано на невысказанном одобрении операционного морского штаба. Капитаны подлодок будут проинформированы устно, и потопление торговых судов должно быть оправдано в вахтенном дневнике как результат путаницы с военным кораблем или крейсером сопровождения...»

 Разрешение было дано 21 октября. Меморандум более важен для отражения сути германского военно-морского флота, чем для постепенного введения «неограниченной» подводной войны, которая вскоре все равно началась. Он является еще одним примером цинизма, пронизавшего весь этот род войск. Также он указывает на необходимость осторожности при рассмотрении документальных свидетельств более поздних и более серьезных преступлений против закона и нравственности.

 Польша к тому времени была оккупирована, ее плохо укомплектованные армии уступили немецкой броне и завывающим бомбам, падающим со «штук» люфтваффе; еще оставалось несколько центров сопротивления, но конец был уже близок. За танками шли особые части Гиммлера, СС, которые сгоняли вместе и убивали евреев и всех, кто оказывал сопротивление, с небывалой, звериной жестокостью. И второй этап тотального плана — по уничтожению польского дворянства, офицерства, священников, учителей, вообще образованных людей и лидеров любого толка и низведению оставшейся части народа до положения безграмотной мобильной рабочей силы для немецких помещиков — был придуман, как только армия покончила со своей задачей.

 Мысли Гитлера обратились на запад. Через два дня он снова был в Берлине, и 27-го, когда сдалась Варшава, он ошеломил своих генералов, заявив, что военные действия против Франции должны начаться до конца этого года. Он знал, что время — не на стороне Германии.

 На следующий день он поехал в Вильгельмсхафен, чтобы посетить штаб-квартиру подводного флота и осмотреть лодки, возвратившиеся из их первого военного плавания. Во время польской кампании его окружали только люди из армии и авиации, а теперь Редер хотел ему напомнить о существовании флота. Он не мог сделать лучший выбор: Дёниц горячо ухватился за эту возможность; преувеличения, рожденные его страстной верой, маскировались догматическими интонациями и серьезностью эксперта, когда он объяснял, какими характеристиками обладают его лодки на тогдашний момент и какой огромный потенциал они несут для будущего: материальный и психологический эффект использования подлодок был столь же велик, как и во время Первой мировой. Неверно, что «Асдик» противника представляет значительную угрозу; боевой опыт показывает, что британские конвои не столь эффективны, как это заявлялось.

 С другой стороны, у нынешних подлодок есть большое преимущество перед их предшественницами времен Первой мировой — это система выпуска торпеды без всплеска, при котором не остается никаких пузырей, а кроме того, радиокоммуникация на большие расстояния... — тут он перешел к своей самой любимой теме, — которая позволяет всем лодкам в данном районе собраться в одном месте и приблизиться к каравану, таким образом встречая скопление торговых кораблей противника концентрацией атакующей силы; он доказал это на практике, во время учений в Бискайском заливе.

 И, продолжал он, «рассмотрев все вопросы, касающиеся подводной войны, я убедился, что это оружие решающей силы, способное поразить Англию в ее самом слабом месте».

 И снова он указал на число, которое так крепко засело в его голове, — 300, «если такое число лодок будет в наличии, я полагаю, что подводное оружие добьется решительного успеха».

 Это была яркая, впечатляющая речь, совершенно не испорченная научным анализом и вступающая в явное противоречие с каждым уроком военно-морской истории, включая те, которые дали кампании, в которых он лично участвовал, и эта речь оставила у Гитлера впечатление, что ее произнес способный и откровенный командир. Из деревянного барака, то есть штаб-квартиры, фюрер и его свита, состоявшая из начальника Верховного командования вермахта генерал-полковника Вильгельма Кейтеля, морского адъютанта фон Путткамера, Редера и теперь уже Дёница, отправились к доку субмарин, чтобы увидеть потрепанные стихией подлодки, которые вернулись из британских вод, и их бородатые экипажи, а оттуда в офицерскую столовую — беседовать с капитанами и лейтенантами, включая Отто Шухарта с U-29, который торпедировал авианосец «Отважный» и пережил контратаку эсминцев, конвоировавших караван. Благоприятное мнение, и так уже сложившееся у фюрера об этом роде войск, еще улучшилось; подводники были тесным братством, отражавшим как в зеркале гордость своего начальника на этой опасной службе, — люди элиты со всей уверенностью и пылкостью юности и недавних успехов; теперь, когда грозный призрак «Асдика» почти растворился в воздухе, не ведающие никаких сомнений. Как записал фон Путткамер, Гитлер «приехал обратно в Берлин с впечатлением, что подводный флот главенствует над всеми прочими родами войск, и пораженный живостью и боевым духом его людей».

 В дни после этого визита, когда возвращались последние лодки, Дёниц обдумывал следующую кампанию; его выводы остаются типичными для действий во время всей битвы за Атлантику:

 «Целью должно стать засечь караван и уничтожить его при помощи концентрации нескольких наличествующих лодок. Найти караван в открытом море сложно. Лодки должны действовать в зонах, где сливаются трассы. Это значит в районе к юго-западу от Англии и области Гибралтарского пролива. Английский район имеет то преимущество, что он ближе к нам. Однако прибрежные патрули там сильны... Район Гибралтара плох тем, что он требует долгого плавания. Но в силу того что маршруты пересекаются еще на подходе к линиям судоходства, здесь тоже можно ожидать успеха. Преимущество Гибралтара — оживленность трасс. И погодные условия здесь более благоприятные, чем на севере... меньше информации о патрулях... я решил послать лодки к Гибралтару».

 Он считал, что успех будет зависеть от неожиданности появления, а так как лодки подготавливались и отплывали в разное время, то решил приказать первым занять позиции ожидания на юго-западных подходах к Ла-Маншу, где они могли найти цель; а когда они все соберутся, то послать их к Гибралтару вместе, назначив командиром флотилии капитана U-37 для тактической координации на месте, если понадобится. Если тот найдет условия неблагоприятными, то он уполномочен отдать приказ о перемещении в другое место.

 Здесь есть все те пункты, столь знакомые как его оппонентам, участникам антиподлодочных операций в Лондоне, так и его собственному штабу, со временем ставшие маркой его атлантической кампании: принцип неожиданности, концентрация и поиск слабых мест противника, попытка рассеять силы обороны... Практически единственным изменением было то, что позже он оставил свою идею раздельного контроля; обнаружилось, что местный командир флотилии не может долго находиться на поверхности — что было необходимо для контроля — достаточно близко к месту проведения операции. Следовательно, у него нет никакого преимущества перед штаб-квартирой подводного флота, и концепция местной тактической координации была оставлена.

 Ему не повезло повторить на практике большой успех того типа, которого он достиг теоретически на майских учениях, когда караван был со всех сторон окружен подлодками, превосходящими числом конвойные корабли и топящими их или лишавшими возможности защитить своих подопечных; однако другой, столь же драматический прием, который он тоже планировал, удался сполна. Это была операция старого типа: подлодка-одиночка против британской основной базы флота в Скапа-Флоу на Оркнейских островах.