Неудача его глубоко задела, как всегда, и, вероятно, на обратном пути он чувствовал себя очень неловко. Но затем, отправившись к Далматинским островам ночью, чтобы избежать минных полей у заградительной линии Отранто, они напоролись на дно и завязли в нем своим открытым минным люком, так что никакие рывки или перекладывание балласта не могли снять подлодку. Ему пришлось вызывать спасательный корабль, который и появился на следующий день, — это был австрийский эсминец. Он взял подлодку на буксир, и они возобновили свое движение к Пуле, при этом, как Дёниц записал в своем дневнике со смешанными чувствами, было удивительно, «насколько дружелюбно меня приняли капитан флагманской подлодки и глава флотилии». Почти наверняка сам он был погружен в уныние. Тем не менее, по прибытии обнаружил, что его успех в порту Аугусты перевесил все его ошибки; капитан флагманской субмарины так написал в своем отчете: «Командир подлодки произвел атаку, приведшую к потоплению ценного 9000-тонного корабля, с изумительной решительностью и большой осмотрительностью. Это достижение заслуживает особого признания».
Официальное сообщение о подвиге было доведено до сведения самого кайзера; он пометил на полях: «Награда!» — и 10 июня Дёниц был награжден давно желанным Рыцарским крестом ордена дома Гогенцоллернов. Как оказалось, корабль, который он потопил, был вовсе не «Циклопом», а 5000-тонным итальянским углевозом, что вовсе не уменьшало отваги и холодной точности при совершении подвига.
После того как UC-25 отремонтировали, в июле Дёниц вышел на ней в следующее плавание с целью закладки мин перед островом Корфу, а затем произвел торпедную атаку на четыре судна, одно из которых село на мель около Мальты, а три других были уничтожены. Это был хороший результат, учитывая, что два корабля находились под сильной охраной. Командующий флотилией записал в своем рапорте: «Дело было совершено с большой осмотрительностью, знанием и энергией. Всестороннее изучение морского движения перед закладкой мин у Корфу и занятие позиции ожидания перед Фракией заслуживают особого признания. Сильный эскорт был обманут с большим умением».
UC-25 была списана после этого плавания, и Дёница назначили командиром на более быструю и крупную UB-68, тогда стоявшую в доках в Пуле после трех плаваний по Средиземному морю, осуществленных после прибытия из Северного моря в январе. В своих мемуарах Дёниц записал, что продольная стабильность этих подлодок UB была не слишком хороша; при погружении с наклоном в более чем 4—6 градусов палуба начинала действовать как перпендикулярная плоскость, заставляя лодку наклоняться еще сильнее, и, если не предпринимать экстренных мер, через некоторое время она просто переворачивалась. Насколько важны были эти факторы для дальнейших событий — сегодня сказать невозможно.
Вероятно, более важным фактором, хотя и не упомянутым вовсе Дёницем, была неопытность экипажа. Из-за постоянных, хотя и не очень значительных потерь среди подводников на протяжении войны и отчаянных усилий командования ВМФ как-то справиться с системой конвоев, выбрасывая в бой как можно больше подлодок, экипажи формировались из новичков, прошедших более краткий курс подготовки, чем это было принято ранее. Команда UB-68 была ярким примером этого, как показал отчет выживших моряков: «Весь экипаж был почти незнаком с лодкой, а для большинства это было вообще первое плавание на субмарине. Некоторые из них страдали от морской болезни на протяжении всего плавания. Другие пробыли в Пуле очень недолгое время перед выходом в море».
Под командованием Дёница UB-68 вышла в первое и единственное плавание 25 сентября, практикуясь в погружениях каждый день на пути к Адриатике, и плавание шло без особых инцидентов. Заградительная линия у Отранто, теперь усиленная труднопреодолимыми комбинациями сетей, минными полями и патрулями, которые включали в себя 200 судов, оборудованных гидрофонами, аэростатами и глубоководными бомбами, а также 72 аэроплана, была пройдена без каких-либо сложностей ночью без погружения. Как выразился по этому поводу другой командир субмарины при допросе, такой способ преодоления заградительной линии был «всего лишь обычным риском во время войны; я всегда мог засечь патрульный корабль задолго до того, как с него замечали меня».
Пройдя через пролив, Дёниц направился к позиции в 50 милях к юго-востоку от мыса Пассеро — южной оконечности Сицилии, примерно на таком же расстоянии от Большой гавани на Мальте, на той широте, где ходили конвои. В Пуле он договорился о встрече с командиром другой подводной лодки вечером 3 октября для совместной атаки на конвои при новолунии. Он не упоминает в своих мемуарах, что такая стратегия совместных атак была принята флагманом подводного флота в Средиземном море в ответ на увеличивающееся количество аэропланов, появившихся в центральных точках торговых маршрутов, что делало операции подлодок в этих местах небезопасными.
Также Дёниц ничего не говорит и о своем партнере в этом эпизоде, капитан-лейтенанте Вольфганге Штайнбауэре, опытном командире U-48 и кавалере Pour le Merite, который уже провел две совместные операции с другими подлодками, первую из них еще в январе 1918 года, с асом Гансом фон Меллентином, который на основании собственного опыта и сделал предложение относительно использования «групповой тактики» подлодок против торговых судов — печально известных «волчьих стай». Дёниц обо всем этом умалчивает, так как это серьезно отражается на его претензиях изобретателя «групповой тактики»...
Но в этот раз его партнер, Штайнбауэр, не прибыл на встречу — он задержался для ремонта. Подлодка Дёница оставалась на поверхности в ту ночь, дрейфуя на восток, если судить по ее последующей позиции. Примерно в час ночи 4 октября приблизительно в 150 милях к востоку от Мальты штурман из унтер-офицеров, который нес среднюю вахту, заметил силуэты каравана с конвоем, двигавшегося на них северо-восточным курсом. Он позвал Дёница, который приказал занять позицию для атаки. Согласно мемуарам гросс-адмирала, тогда все случилось чрезвычайно быстро; выстрелив по внешней броне эсминца, все еще находясь на поверхности, он обнаружил, что к нему поворачивает пароход и идет зигзагом, так что субмарина оказывалась в кильватерной струе. Он выпустил торпеду в ближайший корабль и увидел «гигантский светлый столб воды», который последовал за разрывом; с трудом увильнув от кормы второго корабля в этой колонне, он понял, что на него идет эсминец «на высокой скорости, с белой носовой волной». Он погрузился и отошел под водой. Вынырнув через четверть часа, увидел контуры кораблей на западе и бросился на полной скорости за ними, однако догонял их с трудом из-за сильного ветра. К тому времени, как он занял позицию спереди для еще одного нападения, начало светать; подлодке пришлось погрузиться для торпедной атаки.
История, которую рассказал при допросе британцам штурман из унтер-офицеров U-68, звучит менее драматично; в ней вообще не упоминаются поражение брони конвойного эсминца и маневр зигзагом, равно как и попадание подлодки в кильватерную колонну даже столь трудное ускользание от кормы другого корабля. Он просто сообщил: «Мы выстрелили одной из носовых торпед и поразили пароход в корму, но его потопление не наблюдалось. Чтобы защититься от атаки эсминцев, которые конвоировали караван, был отдан приказ на погружение, с сохранением перископного наблюдения. Проведя под водой около получаса, U-68 выплыла на поверхность и пошла параллельным каравану курсом по правому борту от противника, догнала самый последний пароход и выпустила одну из носовых торпед с расстояния примерно 400 метров. Торпеда прошла мимо носа парохода, и этот промах был отнесен за счет переоценки скорости цели (она была оценена в 9 узлов, хотя на самом деле достигала только восьми). Оставаясь после этого на поверхности, подлодка заняла позицию по левому борту от каравана и поддерживала приблизительно параллельный курс на расстоянии 500 метров. Но в таком положении она оставалась на поверхности до наступления дня, и, чтобы следовать за движением каравана до тех пор, пока не представится удобная возможность для торпедной атаки, был дан приказ погружаться».
