Аеон кашляет, а затем его бионические глаза, лишь на секунду, стреляют в сторону Элис. Я всё понимаю. Я не позволю забрать её. Нет.

Он улыбается, захлёбываясь кровью. В ту же секунду из меня начинают вырываться сотни молний. Аеон пытается перевести смертельный луч на Элис. Он пытается убить её, но щит притягивает луч, как магнит, что даёт мне несколько секунд на размышление. Тогда он “отключает” призму, переводит её на Элис и напрягает руки. Почему она не спряталась за меня? Почему она до сих пор лежит без сознания? Я не переживу, если потеряю и её.

«Не волнуйся ты так, дурачок,» — нежный, как пение птиц, голос.

В последний момент Элис успевает прыгнуть в мою сторону и укрыться за щитом. Луч из призмы вновь активируется, а затем бьёт, прожигая всё на своём пути. Появляется противный, бьющий по рецепторам в носу, запах гари. Металлическое основание лаборатории раскаляется докрасна, а затем, обращаясь в жидкость, стекает вниз.

Магистр Аеон, осознав произошедшее, распыляет призму в своих руках и смотрит на нас. За барьером, находящимся за его спиной, сверкает змеемолния. Ещё несколько летят к нему спереди. Элис создаёт несколько лезвий, что устремляются к его ногам и рукам. Он хочет что-то сказать, но отхаркивается кровью, а затем закрывает глаза, развеивает свой же барьер под ногами и падает вниз. Через несколько секунд мы слышим глухой стук его тела о дно.

//Diary |12.01.2726|

Тяжело. Тяжело так, что перехватывает дыхание. Болит всё тело, и я не понимаю, почему… Тот страх, когда мы выбегали из лаборатории, когда, сверкая пятками, забегали на борт Чарминга, казалось, что сейчас прилетит ещё кто-нибудь… Какое-нибудь такое зло, что его невозможно будет одолеть, а затем ещё и ещё. Элис тоже в полном шоке, я пока её и не трогаю. Я потерял Джинбея. Его убили. Я потерял Теодора. Он так страдал… Если бы ещё и Элис… Я бы не пережил.

То место, где я оказался. Там было так холодно и темно, а я чувствовал этот промозглый мрак, но и не чувствовал. Неужели Теодор носил эту пустоту глубоко внутри себя? Я так устал и мне так тяжело. Хочется, как тогда — хотя даже не знаю когда, может в детстве… Просто выйти на улицу, заказать дешёвый кофе, сесть за стол и смотреть. На людей, на птиц. Слушать их пение. Ещё столько слов, столько мыслей… Подумать бы ещё часик в тишине, но нет сил… Спасибо тебе, дневник.

Я очнулся от резкого толчка. Двигатель барахлит: неудивительно, летели мы на предельной скорости.

Элис лежит у меня на плече. С её слегка розовых губ тончайшей ниткой свисает слюнка. Она спит, как младенец. По щеке размазан толстый слой сажи, перемешанной с грязью, а комбинезон слегка надорван.

Я аккуратно приподнял её, встал, и уложил на этот проклятый и такой неудобный диван. Она что-то пробурчала и махнула рукой, но не проснулась.

— Чарминг, мы где? — спросил я, как только дверь на мостик закрылась.

— Ни в жизнь я вас больше никуда не повезу. Тем более без десятка военных кораблей на прикрытии, — немного раздражённо ответил компьютер.

Он переживает, хоть и скрывает это.

— Имеешь право, я сам больше никуда бы так не полетел… Но, всё же, мы где?

— Уже близко, снижаю скорость, скоро гравитационные ловушки нас перехватят, а вы перехватите от Валентина. Оба.

Значит пронесло. Я облегчённо улыбнулся и опёрся на стену.

Вскоре горизонт ярких звёзд, туманностей и пролетающих астероидов, сменился на пустоту. В этот раз было не так страшно, но грандиозные масштабы этой проекции не позволяют отвести взгляд. Темнота, словно пасть, проглотила нас, появился уже знакомый гравитационный луч, а громадный булыжник, переливающийся яркими красками, медленно вращается в космическом вакууме. Я разбудил Элис. Мы дождались зелёного огонька рядом с выходом и спустились на посадочную платформу. Рядом величественно стоит странный серебристый корабль. На мгновенье мне показалось, что он говорит со мной на своём странном серебристом языке.

Сейчас в Кристаллиуме спят все, кто тут остался. Видимо, их немного, в воздухе витает одиночество и тоска. Единственный кто нас встречает — явно встревоженный Валентин. Его халат помят, а глаза на мокром месте. Элис хотела что-то сказать, но он ей не дал.

— Хватило ума… — разочарованно произнёс Валентин, а затем сжал нас с Элис в крепких объятиях. — Ладно хоть живы… Чарминг сообщил, что вы не ранены, но, если что, я подлатаю. Ну дураки, конечно… Ох-ох.

Всплывшие в голове воспоминания о том, как Валентин прооперировал мою руку, помогли мне вежливо отказаться.

— Завтра важный день. Javelin давит по всем фронтам. Space Veracity продержится ещё пару недель, от силы месяц. Альбштейн усовершенствовал Дедал. Так что хорошенько сегодня отдохните, — Валентин загадочно улыбнулся.

— Отдохнуть перед чем? — растеряно спросил я, пока мы шли к одному из жилых блоков.

— Перед важным днём, — ответил он. — Не пудри пока голову себе. Душ и спать.

— Неужели, — Элис вступила в разговор. — Мы всё-таки полетим на Землю?

Валентин остановился и посмотрел наверх. Над нами нависают почти потухшие кристаллы и массивный свод космической жеоды, но Валентин смотрел сквозь всё это, сквозь пространство и иллюзию чёрной дыры — он смотрел на космос, а затем задумчиво, но воодушевлённо подтвердил: «Да…» и повернул куда-то туда, оставив нас наедине.

— На какую ещё Землю?

— На ту самую, Сай.

Элис решительно зашла в многоэтажку, а я нерешительно последовал за ней. Она повернула направо, и мы зашли в лифт. Его двери сомкнулись, как и руки Элис за моей спиной. Я ответил ей крепким объятием.

— Я так испугалась тогда… — её миниатюрный подбородок аккуратно устроился на моём плече. — Ты спас меня, ещё чуть-чуть и Аеон пробил бы мои барьеры, — Элис посмотрела на меня заплаканными глазами, её тело сотрясалось от прерывистых и резких вздохов. — Сочувствую твоей потере… Даже представить сложно как тебе тяжело.

— Когда я прикоснулся к его голове, — я задумался. — Это невозможно объяснить, но мы поговорили. И поняли друг друга, — жгучий ком на уровне кадыка не дал мне закончить. — Я простил его, а он простил себя. Если как-то и можно проститься с другом — то только так.

Лифт остановился на последнем этаже. Весь невообразимо длинный коридор Элис тянула меня за руку. Наши пальцы переплетены, а ладони слегка вспотели. Меня так сильно тянет к ней. Горячая вода наконец позволила забыться. Нас захватила страсть, и никто не посмел нам мешать. После мы долго говорили.

— Правильно ли испытывать вину за то, что ты счастлив? — спросил я, поглаживая мягкие локоны её волос.

— Любой психолог тебе ответил бы: «нет». Ведь нельзя постоянно жить страданиями других, но, с другой стороны, это необходимо, чтобы оставаться человеком. Я не знаю. Спи.

//Diary |13.01.2726|

Теодор, вот опять я представляю, что мы с тобой разговариваем. В этот раз я не буду тебя называть дураком и кричать, всё-таки Элис спит, да и ты не дурак…

Помнишь, как я рассказывал тебе о ней? Я, как оказалось, тебя обманывал. В реальности она ещё красивее, ещё смешнее, ещё лучше.

Мою душу раздирают мысли о том, что ты больше никогда не улыбнёшься, что никогда не будешь счастлив. Мне кажется, что я запрещаю себе радоваться, хоть и понимаю, что это неправильно. «Мы» ведь с тобой всё поняли. Знаешь, да за последнее время столько всего произошло… Я удивлён, как вообще не сошёл с ума.

Я обязательно расскажу тебе о том, что будет дальше. До завтра. Как знать, может я ещё раз смогу попасть в «Тут»? Только в этот раз в своей голове.

Я ещё подумал… Получается, источником всех бед является Катарсис. Не захвати он землю — всё бы случилось иначе. Может даже родители были бы живы. Хотя их то убил человек. И человеческая жадность.

Настойчивые удары в дверь разбудили нас. Мы вскочили с кровати и быстро оделись в заранее подготовленные Альбштейном комбинезоны.