— Саймон, пожалуйста, убей, — продолжил Теодор.

— Ты был, есть и будешь моим лучшим другом. Прости себя Теодор, ведь…

Теодор договорил мою фразу моим языком, чувствуя мою боль и проливая мои слёзы:

— Ведь я прощаю тебя, — закончил Теодор.

А я договорил его фразу его языком, чувствуя его боль и проливая его слёзы:

— Саймон, пожалуйста, убей меня, — закончил я.

“Тут” вдруг замерло и мы прожили вместе миллиарды секунд всего за одну. “Тут” вдруг стало очень ярко, настолько, что я закрыл глаза. “Тут” вдруг стало очень жарко, настолько, что сама бездна подавилась и выплюнула меня. Я не смогу убить его.

Я вновь стою на небольшом постаменте. Вокруг когда-то был пепел, когда-то была обгоревшая земля и чёрные, как после ядерной зимы или извержения супер-вулкана, грязные и пыльные облака. Когда-то тут было холодно, а с неба падал снег и мраморного цвета зола. Но сейчас тут тепло, а весь горизонт и всю вертикаль занимают цветы…

Я поворачиваю голову. Там никого нет… Только металлический паук.

Мёртвый паук.

Я оказался в реальности. В голову Теодора воткнут кинжал. Теодор воткнул его туда моими руками. “Мы” всё поняли. Моего друга больше нет, как нет и Джинбея. Я простил его. Мне кажется, что не стоит ненавидеть человека за то, на что согласился бы я сам, окажись я на его месте. Живи мы в идеальном мире и будь мы идеальными людьми, лишь может, я бы считал иначе. Но мы живём в реальности, а в реальности моих друзей больше нет. Остались только я, Элис и зло, следующее мне по пятам. Зло, так или иначе, разрушающее хлипкую кирпичную стену, которую я пытаюсь построить. Умирают родители, и основание стены падает. Я плачу, а затем леплю из грязи новые кирпичи и строю новую стену. Вроде, всё идёт хорошо, но вдруг умирает Джинбей, а стена хоть и не падает, но сильно накреняется. Справились, хоть и с трудом, идём дальше. Смерть Мистера Х оказалось не тем, что я себе нафантазировал. Месть не спасла меня от мучений, она не сделала мне лучше. А тут ещё и Теодор… Кирпичная стена опять упала, кирпичики с верхних рядов оставляют синяки и кровоподтёки по всему телу. Мне нужно опять строить стену. А может стена — не лучшее что человек может построить? Может мне нужно связать верёвки, выточить дощечки и соорудить крепкий мост? Я не знаю…

Я поднимаюсь с колен, всё тело дрожит. Затем поворачиваюсь и вижу, как Аеон продавливает защиту Элис бесконечными сериями ударов. Она больше не атакует, даже не пытается. С её лба стекают крупные капли пота, а под глазами появились тёмные, как ночь, синяки.

Барьеры, окружающие Элис, постепенно трескаются и исчезают. Каждый уничтоженный барьер будто придаёт Аеону сил, он управляет кинжалами всё проворнее, и с каждым ударом они вонзаются всё глубже. От неминуемой гибели Элис отделяет два слоя защиты.

Аеон, почувствовав мою Пуму и смерть Теодора вместе с паразитом, замедлил свои атаки, немного отступил и окружил себя барьером.

— Вот как, — произнёс он и сунул руку в нагрудный карман. — А я думал, что получится оставить вас в живых. — Злорадно закончил Аеон, раскусив странную колбу с чёрной жидкостью и надписью «Danger». Аеон проглотил содержимое, затем сунул руку в глубь своего одеяния и достал от туда кольцо, то самое, что отправило меня в больницу при первой встрече с Аеоном.

Взгляд скользит вниз в яму, куда упали боевые андроиды. В темноте я замечаю слабый блик света и небольшую ауру Пумы. Тут же опускаю в ту сторону лампу. На небольшом каменистом выступе валяется центральный андроид. Надеюсь, механизм на его груди можно будет использовать.

Тело Аеона внезапно встрепенулось, будто всё оно одна большая сердечная мышца. Его лицо покраснело, налившись кровью, а зрачки расширились, будто он принял несколько доз чистого дофамина.

«Саймон, я задержу его, а ты убегай. Помнишь где Чарминг стоит? Расскажи всё Валентину. Если Аеон не схватит тебя, то у нас ещё всё может получиться. Беги. Прошу, беги,» — смиренно прозвучал голос Элис в моей голове.

«Я никогда тебя не брошу. Дурочка, даже не проси о таком больше.» — Ответил я. — «Я же люблю тебя…»

Вскоре Пума Аеона начала разрастаться и свирепеть. Он вытянул обе руки перед собой, создав прозрачную пирамиду, похожую на призму. В основании пирамиды концентрируется Пума, а всё тело безумного учёного пульсирует яркими красками и трясётся, как после удара током. Он собирается избавиться сначала от Элис, а затем и от меня. Не знаю, что именно он держит в руках и как работает его орудие, но оно определённо в десятки раз сильнее моей змеемолнии. Пульсации Пумы, исходящие из его тела, сильны настолько, что, проникая внутрь барьеров, расщепляют их.

«Притворись, что ты упала в обморок или обессилила, убери барьеры, чтобы он переключился на меня,» — обратился я к Элис.

«Я не позволю тебе умереть!»

«А я и не планирую,» — уверенно ответил я.

Элис посомневалась ещё пару секунд, но доверилась мне, крайне искусно изобразив падение в обморок. В ту же секунду я начал притягивать поглощающий механизм с груди андроида к себе, благо он был закреплён не так сильно, и испускать ненаправленную Пуму во все стороны, чтобы не выдать свои намерения. Аеон, в свою очередь, направил призму на меня и приготовился к атаке.

— Скажи, не стыдно тебе вот так жить? Не стыдно тебе ставить свои интересы выше интересов других? — обратился к нему я, чтобы потянуть время.

Единственная надежда на спасение — абсолютный щит, как я успел назвать механизм, сантиметр за сантиметром приближается ко мне.

— Ты. НИЧЕГО… НЕ ЗНАЕШЬ, Саймон Феникс, — сквозь кровавый кашель, прохрипел Аеон. — Я борюсь… кхр… за будущее человечества. Вечный сон — лекарство от всех болезней, а Катарсис — лучший врач, созданный… кхрр… нами. Ты просто ничего… не знаешь. Я убью вас, и тогда никто не сможет помешать ему.

Энергия из основания призмы начала медленно перетекать на её кончик, она концентрируется в нечто наподобие луча. Этот луч явно смертелен.

Я стою на самом краю обрыва. Не больше чем в двух метрах подо мной замер щит, но его время ещё не пришло. Я неумело окружил себя барьером. Конечно, он не выдержит атаки, но послужит для отвлечения внимания. Кулак правой руки сжался, а затем разжался. Я направил большую часть оставшейся Пумы в кисть, а в голове уже кружит змеемолния. Нет времени ждать. Я направляю руку на Аеона и выпускаю змея, в надежде, что он одолеет его. Молния сверкает синеватой вспышкой и освещает полумрак заброшенной генераторной. Барьер вокруг Аеона сжимается в куб и устремляется навстречу молнии. Змей проникает в куб и, яростно мечась внутри, пытается его разрушить. У него начинает получаться, но Аеон знает об этом. Он взмахивает рукой и направляет куб глубоко в коридор позади себя, а затем закрывает отверстие от взрыва в двери ещё одним барьером.

— Я успею убить тебя раньше, чем твоя, несомненно разрушительная молния, расправится… кхм… с моими барьерами, — злобно произносит Аеон и пронзительным взглядом смотрит на меня.

Его глаза, как и всё тело, налились кровью. Видимо, он принял чрезвычайно мощный стимулятор, возможно мощный настолько, что смертелен для принявшего. Призма разгорается ослепительно яркими огнями, а луч на её конце брыкается и жаждет испепелить меня. Аеон сжимает кулаки, а я чувствую — он атакует. Тогда я поднимаю абсолютный щит, хватаюсь за рукоять и вливаю в него остатки Пумы. Устройство со звенящим звуком раскручивается, образуя видимые волны Пумы. Яростный луч вырывается из призмы и вонзается в кристалл по центру щита. Потенциальная энергия луча заставляет мои подошвы скользить, а вскоре отталкивает меня и прижимает к стене. Механизм продолжает раскручиваться, набирая скорость. Поднимается ветер, кажется, ещё чуть-чуть и появится ураган. Мне больно. Меня вжимает в стену с такой силой, будто на меня положили многотонный булыжник. Кости внутри тела впиваются в мягкие ткани и начинают хрустеть. Несмотря на это, я продолжаю смотреть на Аеона. Он слабеет. Его и так морщинистое лицо теряет цвет. С каждой секундой он становится меньше и теряет жизнь. Его руки дряхлеют, пропадают мышцы, а кости начинают выпирать из-под иссохшей кожи. Вдруг волны Пумы, исходящие из щита в моей руке, крепнут. Появляется мощный барьер. Я чувствую прилив сил. Энергия из луча, проходя через механизм, необъяснимым образом питает меня.