Ожидая старших членов семейства в гостиной, Фелисия с интересом прошлась взглядом по книжным полкам. Среди прочего она увидела житие Крэйвела, все тома от первого до последнего. Ей и раньше попадались образцы этой книги, но экземпляр, хранившийся в гостиной Кримарифов, был просто роскошным. Украшенный платиной, опалами и жемчугом, символичными для этого рода, выполненный на превосходной бумаге, с красочными иллюстрациями. На одной из них Фелисия замерла, полюбовно разглядывая рисунок, изображавший Крэйвела у алтаря. Крэйвел был красив от природы, а рука художника приукрасила его сверх того.

Фелисия долго не могла оторвать взгляд от рисунка, а когда она все-таки взглянула в другую сторону, чтобы проверить не идут ли обитатели поместья, на глаза ей попалось зеркало. Улыбка сразу померкла. Фелисия уже была совсем не той молоденькой и прекрасной девицей, какой была в день их первой встречи. Сейчас она выглядела значительно старше своего возлюбленного. Законы Селиреста запрещали ей как-либо повлиять на это. Волшебница знала, что Крэйвела не волнует ее возраст и ее внешность, но все же это беспокоило ее саму. Она хотела быть своему спутнику под стать, и с каждым годом это становилось все труднее. Настанет тот день, когда она будет выглядеть как его мать, а когда-нибудь и как бабушка.

Волшебница положила книгу на место и взяла с полки последний том жития. В этом томе уже упоминалась и она сама, как верная и надежная спутница паладина. Жители Селиреста с удовольствием читали жития своих любимых героев, и отношения Фелисии и Крэйвела часто становились темой для пересудов. Но Кримарифы настояли на том, чтобы житие недвусмысленно описывало их взаимоотношения исключительно, как отношения напарников.

Фелисия открыла иллюстрацию, на которой они с Крэйвелом были изображены стоящими спиной к спине. Девушка на картинке была прекрасной и свежей, ее молодость хотелось пить, словно амброзию. Волшебница вновь взглянула в зеркало и недовольно поджала губы. Уже совсем не та тонкая-звонкая красотка, достойная внимания лучших мужчин Селиреста. Ей еще не было сорока, ее волосы все еще не тронула седина, а лицо – морщины, но все же играть в любовь в ее возрасте уже считалось неприемлемым. Свои лучшие годы она потратила на ледяного рыцаря, который слепо исполнял свой долг, не замечая вокруг больше ничего.

В молодости, когда казалось, что впереди еще бесконечное количество времени, Фелисия не испытывала никаких тревог по этому поводу. Она была уверена, что найдет способ обмануть старость и смерть, весьма высоко оценивая свои таланты в магии. Но церковные запреты пресекали все возможности для реализации ее мечтаний о вечной молодости. Ее амбициям становилось тесно в рамках нравственной парадигмы, которую диктовала церковь Селиреста. Она существовала не просто так, не потому что верховные сановники были злорадными дедами, ненавидящими молодежь, а потому что последствия злоупотреблений вечной жизнью и молодостью значительно превышали пользу от них.

Фелисия все ближе подходила к тому рубежу, когда ей придется выбирать: остаться законопослушным магом Селиреста, состариться, умереть и истлеть или же принять участь мага-ренегата, нарушить запреты и обрести вечную жизнь, как древние некроманты, личи и чернокнижники, за которым денно и нощно гонялась инквизиция. Решение давалось особенно тяжело из-за личной привязанности к паладину. Пусть Крэйвел и не отличался принципиальностью, Фелисия едва ли могла предугадать, каким образом ее решение предать законы церкви скажется на их отношениях. Готова ли она отказаться от любви всей своей жизни ради вечной молодости? Или все-таки стоит понадеяться на то, что Крэйвел простит ей эту слабость?

Хозяева поместья, муж и жена в летах, застали Фелисию в глубокой задумчивости. Книга, столь больно задевшая волшебницу за живое, отправилась обратно на полку. Переиздавать житие своих героев чаще раза в десять лет считалось моветоном. События с Солигостом скорее всего вынудят Кримарифов издать новый том жития вне очереди, хоть семейство и чтит скромность и обычно таких выходок себе не позволяет. Кримарифы были очень рады визиту Фелисии, ведь это давало им возможность расспросить ее во всех подробностях об их с Крэйвелом последних приключениях.

Будь здесь кто-то из молодежи семейства они бы, наверно, не смогли удержаться от расспросов о том, являются ли все-таки Крэйвел с Фелисией любовниками или нет. Но старшие были сдержаны и игнорировали упоминания их особых отношений. Они предпочли сначала выслушать, что хотела сказать им гостья, а уже потом попросить ее ответить на все их вопросы, а их было много, они даже привели с собой писца, чтобы тот все фиксировал.

– Я хочу посмотреть, как это делается и научиться, – сказала Фелисия после того, как объяснила Кримарифам ситуацию с Солигостом. – Но академия не успеет выдать мне разрешение в нужный срок. Я бы хотела попросить вас обратиться к вашим связям, чтобы меня пропустили на ритуал.

– Если не секрет, зачем вам это? – позволил себе поинтересоваться патриарх рода.

– Как вам известно, Крэйвел тяжело переносит свое долголетие. Я боюсь, что его настигнет такая же участь, что и Солигоста. Позже расскажу, – дразняще сказала волшебница, стараясь перевести внимание собеседников на более интересные для них вещи. – Я смогу погрузить Крэйвела в долгий приятный сон, чтобы он мог отдохнуть от тяжести прожитых лет. Думаю, это благотворно скажется на его рассудке.

– Почему не доверить это церкви? – последовал закономерный вопрос.

– Я хочу сама. Это ценная практика для меня. Крэйвел с радостью предложил бы мне свою кандидатуру для эксперимента, мы уже обсуждали этот вопрос.

– А если у вас не получится?

– Я приложу все силы, чтобы обеспечить его безопасность. Но даже если что-то пойдет не так, Крэйвел не обидится, он уже давно мечтает о смерти и просто хочет использовать ее с пользой.

Энтузиазма на лицах собеседников Фелисия не увидела. Оно и не мудрено. Они рисковали потерять своего героя раз и навсегда, а это было значительной потерей для клятвенного рода, ведь репутация их героев была для них почти всем.

Заключая клятву крови, семья обязалась предоставлять монастырям кадры для подготовки паладинов, причем – превосходные, иначе не было даже смысла. В обмен клятвенный род получал гору привилегий. Только те привилегии, которые они получали напрямую от церкви, от богини – это лучшие земли, множество льгот, освобождение от церковной десятины. Но было множество выгод не столь очевидных, проистекающих из репутации фамилии, на которую напрямую влияли герои, выращенные в семье.

Крэйвел Кримариф Нершер – легенда. Само его существование приносило роду огромные репутационные выгоды, он был живой демонстрацией семейного престижа. Кримарифы считались образцом для подражания, на них равнялись, им доверяли, они считались истинными аристократами, одними из тех, кто напрямую влиял на судьбу Селиреста. Хоть Кримарифы и отличались скромностью, склонности к расточительности у них также не было. Отдавать своего любимца какой-то колдунье на экспериментальное лечение им совсем не хотелось.

– А без этого никак нельзя? – спросили у Фелисии.

– Боюсь текущие возможности магии и медицины Селиреста исчерпали себя, – таким был ее ответ.

Он был одновременно и тревожным, и уклончивым, и многообещающим. Фелисия, словно опытный шарлатан, уговаривала семью в том, что только она могла им помочь.

– Я добьюсь для вас пропуска, – на удивление решительно заявил патриарх. – Думаю, если Крэйвел долгие годы всецело полагался на вас и доверял вам самые сокровенные вещи, то у нас так же нет поводов сомневаться в вас. Я искренне верю, что вы распорядитесь полученными знаниями с мудростью и достоинством.

Фелисия отвесила главе семьи глубокий поклон полный благодарности.

– Я не предам вашего доверия, – ответила волшебница, хоть и не могла с полной уверенностью сказать, будет ли это обещание актуально лет через десять.

Матриарх относилась к Фелисии более насторожено. Она лучше понимала ее, как женщина. Волшебница читала в прищуре ее глаз недоверие и досаду от того, что героя Кримарифов угораздило связаться с подозрительной колдуньей.