— Это был нож?

Вопрос прозвучал так тихо, что ветер почти унёс его.

— Да. — ответила Джиа, сглотнув, её глаза наполнились слезами. — Но теперь их больше нет, Адди. Всех плохих людей. Они больше не смогут причинить нам вред.

В её голосе звучала такая уверенность, что даже если бы я не видел своими глазами, как закончилась история с Ловато, я бы поверил ей.

— Они умерли?

Джиа кивнула. И я любил её за эту честность, даже когда правда была тяжёлой. Правда всегда лучше.

— Мама тоже умерла. — голос Адди был таким грустным, что моё сердце чуть не разбилось снова.

— Да. — признал я. — Но мы привезём её сюда, на ранчо. Похороним вместе с моей семьёй, на участке Хатли. И ты сможешь приходить к ней, когда захочешь.

— Она не сможет отвечать.

— Нет, но я верю, что она будет тебя слышать. — сказал я.

Мы стояли так несколько минут, обнимая друг друга, радуясь тому, что могли это делать. А потом с крыльца раздался голос мамы:

— Мне тоже нужны чёртовы объятия, вы трое. Давайте-ка двигайте ноги сюда.

И мы сделали то, что всегда делали, когда мама отдавала приказ. Мы его выполнили.

♫ ♫ ♫

В ту первую ночь мы остались на ранчо, чтобы быть рядом с семьёй. Мы втроём спали в старой комнате Мэддокса, которую мама переделала в гостевую с широкой кроватью — специально для таких вот случаев, когда кто-то из её детей оставался ночевать.

Я не был уверен, что именно разбудило меня. Может, просто рассвет, который начал пробиваться сквозь жалюзи — я всегда был ранней пташкой, а работа на ранчо требовала вставать ещё раньше. Но первым, что я увидел, было крошечное тельце Адди, уютно устроившейся между мной и Джиа.

Моё сердце расширилось, разрастаясь до такой степени, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Это было всё, что мне нужно. Семья. Этот маленький мир, который я уже не надеялся снова обрести, и который я буду беречь до самой смерти — лет через сто, не меньше. Даже тогда это будет слишком рано.

Личико Адди было расслабленным, губы тронула лёгкая улыбка, будто во сне ей виделось что-то хорошее. Я дал себе обещание: она будет видеть только хорошие сны. Она заслужила это ещё в свои семь лет, пережив больше, чем многие взрослые.

Я провёл рукой по её волосам, всё ещё не веря, что она здесь. Что она есть. Что я могу её касаться.

Когда я скользнул ладонью обратно к талии Джиа, меня встретил тёплый взгляд. Я медленно улыбнулся и, подавшись вперёд через Адди, нежно поцеловал её. Поцелуй «доброе утро». Хотя на самом деле мне хотелось поцеловать её так, чтобы у неё дыхание сбилось и имя моё слетело с её губ.

Но на это ещё будет время. На всё, что я хотел сделать с её телом.

Эта мысль заставила сердце снова распахнуться шире, и я не был уверен, что смогу долго его сдерживать.

— Доброе утро, милая. Как ты себя чувствуешь? — спросил я, бросив взгляд на повязку на её шее и гипс на руке.

— Сейчас я чувствую только одно — что мне повезло и что меня любят.

Я провёл пальцем по её щеке.

— Отличный способ начать день.

♫ ♫ ♫

На следующую ночь мы вернулись домой.

Мы с Джиа внимательно наблюдали за Адди, боясь, что всё, что случилось, заставит её чувствовать себя незащищённой и испуганной. Облегчало ситуацию то, что папа с Шоном заменили разбитое окно, а мама с Сэди помогли всё вычистить. Не осталось ни единого следа случившегося, хотя в моей голове оно всё ещё крутилось, как заевший фильм ужасов.

Как только мы поставили сумки, Адди попросила поиграть в Пакман.

Так что мы провели день в игровой комнате, где никогда не происходило ничего плохого. Играли в видеоигры, настолки, учили Адди играть в бильярд. Джиа уверенно заявила, что, как только снова сможет пользоваться обеими руками, обыграет меня с закрытыми глазами. И я был почти уверен, что так и будет, хотя в моей семье я был непобедимым бильярдистом. И мне бы это ничуть не мешало. Напротив, это только добавляло ей привлекательности и разжигало во мне желание взять контроль в свои руки… когда за нами закроется дверь спальни.

К вечеру мы рухнули на диваны перед экраном, с пиццей и фильмами, которые выбрала Адди. Когда её глаза начали закрываться, мы поднялись наверх, и Джиа помогла ей приготовиться ко сну. Я прочитал ей пару историй, пока она окончательно не уснула, после чего мы тихо вышли, выключив свет.

Это был хороший день. Хорошие воспоминания. Моменты, которые я буду беречь, потому что уже пропустил слишком много таких с Адди.

Но у двери её комнаты я вдруг замер, сжавшись от внезапной паники при мысли, что оставляю её одну после всего, что произошло.

Я уже терял её однажды — ещё до её рождения. А потом снова, когда увидел её вещи рядом с той койкой на видео из убежища Хайме.

Джиа переплела свои пальцы с моими.

— Если мы сами не поверим, что она в безопасности, она тоже этого не почувствует.

Я заправил прядь её волос за ухо, но ничего не ответил. Она выдохнула так, словно держала этот воздух в себе целую вечность.

— Она в безопасности, Райдер. Мы все в безопасности.

Я сглотнул, горло сжалось. Мне невыносимо было слышать, как её голос до сих пор хрипит. Ненавидел то, что с ней сделали. Так же, как ненавидел то, что пришлось пережить моей дочери.

Но Джиа была права.

Опасность миновала. Теперь нам оставалось только залечивать раны, пока мы любили друг друга. А любить людей… я умел. Когда-то я был в этом чертовски хорош. Ради Джиа и Адди я стану чемпионом мира по любви и отцовству.

Я подхватил Джиа на руки, и она вздрогнула от неожиданности, когда я уверенным шагом понёс её в свою спальню. Я захлопнул дверь, нажал кнопку у выключателя, опуская жалюзи, и осторожно, но твёрдо уложил её на кровать.

Она рассмеялась, но не пошевелилась. Вместо этого её взгляд медленно скользнул по мне с головы до ног, задержавшись на груди и опустившись к джинсам, где напряжение под молнией говорило само за себя.

Я ответил ей тем же — взглянул на её тёмные волосы, разметавшиеся по моим простыням, проследил за изгибами её тела, остановился на лёгкой ткани, обтягивающей её бёдра. Гипс и повязки больно резанули меня, но когда я снова встретился с её взглядом, в котором светилась безусловная любовь, эта боль отступила.

Не осталось никаких тайн. Никаких скрытых мотивов.

Только любовь.

Моё сердце взорвалось, разбрасывая вокруг конфетти страсти и преданности. Оно окутало нас, наполнив комнату мягким светом.

Я не помнил, как двинулся вперёд, но в следующий миг я уже жадно поглощал её, так же, как тогда у Фила. Она отвечала мне удар за ударом, не спеша уступать контроль, решив сдержать обещание, которое дала в первую ночь: дарить столько же, сколько получает.

Руки и губы исследовали друг друга, одежда исчезала, пока я не оказался между её ног — в тот самый момент, когда луна вышла из-за облаков и её свет пролился через окно, освещая Джиа.

Она выглядела неземной. Сказочной.

Если Рэйвен была Эовин, то Джиа, без сомнения, Арвен, оставившая свою прежнюю жизнь, чтобы быть со мной.

Я никогда не позволю ей пожалеть об этом.

Наши взгляды встретились, и она мягко провела ладонью по моей щетине, которая уже начала превращаться в бороду.

— Люби меня, Райдер, — прошептала она. — Люби так, чтобы каждое касание говорило: «Здесь твой дом». Чтобы моя душа и тело знали: они принадлежат тебе. Люби так, чтобы я чувствовала это каждой клеткой. И я обещаю… я сделаю то же самое. Я впишу себя в твою душу и никогда не отпущу.

Я застонал, отчасти от удовольствия, отчасти от боли, прежде чем запечатал её губы своими, закрепляя обещание, которое мы только что дали друг другу.

Пальцы скользили по горячей коже, губы следовали за ними.

Её движения вторили моим, каждое прикосновение и ласка возвращались с той же страстью.

Это была битва — кто сильнее докажет, что этот момент, это место, эти двое — принадлежат только друг другу.

Мы двигались вместе, скользя, словно шёлк по шёлку.