Тогда я это поняла. Джозеф, которого я знал, юноша, с которым я разделяла так много в своей жизни, молодой человек, которому я доверяла и которого любила больше, чем саму себя… ушел. Я не думаю, что он осознавал, насколько сильно изменился. Я все еще гадаю, кто это сделал: Яма или я. Я думаю, что, скорее всего, это была я. Я всегда представляла опасность для тех, кого любила.

— Эска! — Я обернулась и увидела Изена, стоящего во втором дверном проеме с моим маленьким мечом в руке, с лезвия которого капало красное. — Джозеф?

— Это из-за него? — спросил Джозеф.

Прежде чем я успела ответить, Джозеф указал рукой вверх. Невидимая сила подхватила Изена и ударила о потолок. Джозеф указал рукой вниз, и тело Изена с хлюпаньем ударилось об пол. Даже в тусклом свете фонаря я могла видеть, как под телом растекается красная лужица.

Думаю, я была в шоке. Я не двигалась. Не могла пошевелиться. Я просто стояла и смотрела на груду раздавленной плоти, которая всего мгновение назад была Изеном. Хардт издал крик, в котором не было слов, только боль, и мгновение спустя старший брат оказался рядом с трупом младшего. Он был в смятении, что-то бормотал, по его лицу текли слезы.

— Или из-за этого? — спросил Джозеф.

Угроза Хардту — вот что заставило меня действовать. Я всегда знала, что Джозеф может быть жестоким. Он без колебаний убивал, когда мы сражались с терреланцами. Он понял, задолго до меня, что война жестока, и победителями часто становятся те, кто наносит удар первым. Но я никогда не видела, чтобы он убивал кого-то из тех, кого мы знали. Я и представить себе не могла, что он может так запросто убить того, кого мы оба называли другом.

Я шагнула вперед, подняв руки:

— Прекрати, Джозеф.

Быть ударенным психокинетическим взрывом энергии никогда не бывает приятно. Такое ощущение, что стена обрушивается на каждую клеточку твоего тела одновременно. Полагаю, я должна быть благодарна ему за то, что он был нежен. Только что я двигалась вперед, а в следующее мгновение ударилась о дальнюю стену и рухнула на пол. Я, возможно, закричала бы от боли, но от удара у меня перехватило дыхание.

— Ты это сделал? — Хардт стоял над трупом своего брата. Его тело загораживало дверной проем, и в свете фонаря было ясно видно горе на его лице. Я тоже с трудом сдерживала слезы.

Но у меня не было времени на слезы. У меня не было времени горевать; я даже не была уверена, что буду горевать из-за Изена. Я знала Джозефа. С Источником кинемантии в животе он убьет всех подряд и притащит меня обратно в Яму, и никто ничего не сможет сделать, чтобы его остановить. Ну, кроме меня, никто ничего не сможет сделать, чтобы его остановить.

Пока Джозеф наблюдал за Хардтом, я сорвала с пояса мешочек, достала из него Источник и, отправив его в рот, с трудом проглотила. Мне потребовалось всего несколько мгновений, чтобы понять, что я только что покончила с собой.

Мое зрение обострилось, как будто все, что я видела раньше, было размытым, а я и не подозревала об этом. Мое сердце забилось так быстро, что, мне показалось, оно разорвется в груди. Я почувствовала, как меня наполняет сила из Источника в моем животе. Джозеф начал поворачивать голову в мою сторону, но двигался он очень медленно, и на его лице застыло решительное выражение.

Тогда я поняла, что мне осталось жить около минуты.

Каждый Источник воздействует на человека по-разному. Большинству требуется около пяти минут, чтобы убить не настроенного на него Хранителя. Хрономантия ускоряет работу организма, ускоряет все процессы. Она ускоряет и самого Хранителя. И она быстрее убивает его. Даже тот, кто настроен на хрономантию, может удерживать Источник всего несколько часов, прежде чем тот начнет неестественно старить его.

Я почувствовала судороги, когда поднялась на ноги. В конечностях и животе расцвела боль. Я боролась с ней, подавила ее и двинулась вперед.

— Посмотри на меня, Джозеф, — сказала я. Мой голос звучал странно, когда хрономантия замедлила движение мира вокруг меня.

— Эска, — сказал Джозеф, вяло растягивая слова. — Что ты наделала?

Джозеф пытался преподать мне урок в самом начале нашего заключения. Хардт и Изен также пытались преподать мне урок. Даже управляющий и Деко знали это задолго до меня. Когда шансы складываются против тебя, когда ты смотришь на свои карты и понимаешь, что тебе выпала дерьмовая комбинация и у тебя нет шансов на победу, у тебя есть два варианта. Ты можешь сдаться, но, если ты что-то и понял из моей истории, так это то, что я, блядь, никогда не сдаюсь! Другой вариант — наплевать на карты, на шансы и на игру. Переиграть игрока. Победить игрока. Сделай это, и не имеет значения, каковы правила игры и насколько маловероятна твоя победа.

Я не могла использовать ту магию, на которую была настроена, чтобы победить Джозефа в бою. Я понятия не имела, как пользоваться хрономантией, а боль была такой сильной, что мне стоило больших усилий не свернуться калачиком и не рыдать до недалекой смерти. Я кричала от боли и кашляла кровью. Действие Источника проявилось слишком быстро. Что-то внутри меня начало кровоточить. Судороги были мучительными, и я чувствовала, как кровь течет у меня из глаз, ушей и носа. Йозефу нужно было всего лишь ничего не делать, и я умерла бы раньше него. Если бы он этого хотел, то уже победил бы меня. Но я не играла в эту игру. Я поставила на него, на своего лучшего друга, на брата, на нашу связь душ. Я поставила свою жизнь на нашу любовь. Как и каждый раз, когда он предавал меня, я знала, что он не даст мне умереть. Я это знала! Даже если я больше не знала, кто он такой.

— Я это не переживу, Джозеф, — сказала я, стуча зубами. Все мое тело сотрясала неудержимая дрожь, из глаз текла кровь, а по щекам текли алые слезы. — Ты можешь это прекратить. У тебя есть спайстрава. — Он должен ее иметь. Должен. Он не проглотил бы Источник, не будучи уверенным, что сможет извлечь его обратно. Управляющий должен был дать ему спайстраву, чтобы остановить Источник, который мог его убить. По крайней мере, я на это надеялась.

— Вот, — крикнул Джозеф. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака маленький мешочек и зажал немного травы между большим и указательным пальцами. Легким движением запястья он кинематически бросил его мне. Вот как далеко зашли наши отношения, насколько разрушенной стала наша дружба. Он не подошел ко мне, слабой и умирающей, терзаемой болью, которую я не могу описать, и разрываемой на части дикой магией. Он не стал рисковать собой, подходя близко ко мне.

Я схватила летящую щепотку спайстравы и смяла ее в кулаке, все еще глядя на Джозефа кровоточащими глазами. Мне пришлось сжать колени, чтобы не упасть. «Сначала ты», — сказала я, борясь с подступающими судорогами.

Джозеф сделал шаг вперед, боль и страх смешались в отвратительную маску на его лице.

— Эска, эта магия убивает тебя! Прими спайстраву. Пожалуйста. Я знаю, что Лесрей сделала с тобой, и я знаю, что ты все еще страдаешь, но, пожалуйста, не убивай себя. — В глазах моего лучшего друга стояли слезы. Тяжело видеть, как кто-то, кого ты любишь, сводит счеты с жизнью. Не тихо. Не легко. Но в агонии и крови. — Пожалуйста!

Он все еще думал, что я блефую. Или он думал, что я делаю это из-за властного приказа Лесрей, что даже через шесть лет и сотни миль сучка-шлюшка все еще нашептывала мне на ухо, пытаясь заставить меня покончить с собой. Джозеф не понимал. «Ты. Сначала». Это были высокопарные слова, но в тот момент у меня был полный рот крови.

Джозеф несколько мгновений смотрел на меня, явно не веря своим глазам. Я видела, как это сменилось поражением, а затем принятием. Джозеф был кем угодно: Хранителем Источников, убийцей, лучшим другом. Маленьким мальчиком, все еще боровшимся с миром взрослых, в который его втолкнули. Молодым человеком, схваченным врагами и брошенным в тюрьму, предназначенную для того, чтобы сломить дух людей. В нем была жестокость, которая пугала меня, и больше сострадания и любви, чем я заслуживала. Но чего у него никогда не было — зато всегда было у меня, — так это непоколебимого упрямства, преданности своему делу, готовности поставить на кон все, все, чтобы победить.