В кафе совершенно пусто. Половой быстро принес заказ и поставил перед гостем. Из дверей кухни выглянула голова с характерным гасконским или картвельским носом. Иван Дмитриевич доброжелательно улыбнулся и махнул рукой.

Штабс-капитан не знал, писал ли племянник в Петербург, но упомянул, что служит тот совсем рядом. Четыре с половиной сотни верст до Тринидада по меркам операции даже не считается. Сутки хода транспорта. У военных моряков экономическим в полтора раза быстрее выходит.

Затем наступил черед писем братьям. Если Тимофею Иван накатал три страницы, то Алексею не знал, что писать. Из Штатов давно ничего не приходило. Может быть, застряло в Сосновке у родителей. А скорее всего, связь оборвалась.

О ранении говорить не нужно. О службе западнее Гринвича не желательно. О командовании ротой и эксцентричных приключениях на Наветренных островах тем более. Закончив с основными адресатами, Иван решил воздать должное обеду. Тем более, носатый повар уже два раза прошел мимо, работавшему посетителю не мешал, но на его лице явственно читалась печать удивления и обиды.

В госпитале Никифорова ждали. У ворот припаркован знакомый «Жук». Водитель отдает честь и тихо предупреждает о визите комбата. Сам подполковник Чистяков встретил своего будущего помощника на крыльце.

— Вижу, не сидишь. Здоров будь, Иван Дмитриевич! Молодцом. Хорошо, что не залеживаешься.

— Рад видеть!

— Нет, ничего не случилось, — подполковник предвосхитил закономерный вопрос. — Мне нужно отправить двух офицеров в Европу.

— Уже догадываюсь.

— Когда выписывают?

— Три недели. Лечения как такового уже нет. Врачи обещают, что все само пройдет со временем.

Немудреный намек командиру. С Чистяковым они давно понимали друг друга с полуслова.

— Без документов из госпиталя оформить командировку не могу. Ждем выписки. С тобой летит или плывет ротмистр.

— Что за особые дела у нас в Европе, что жандармерия свой пост оставляет?

— Аристарх Германович по своей служебной линии. Он мне только формально подчиняется. А тебя отправляю за маршевой ротой в Гамбург.

— Целая рота? — бровь Никифорова поползла на лоб.

— Так называется. Два неполных взвода. С ними пять молодых офицеров. Желторотые юнцы, подпоручики и прапорщики. Нижние чины тоже все мобилизованные, половина в армии не служила.

— Ты меня нянькой назначил.

— Я тебе морской круиз оформил. Самое главное, — подполковник дружески подмигнул. — Получишь новое оборудование дистанционного разминирования. К этому список снаряжения на два вагона.

— Машины есть? Мне нужно двое, лучше трое моих саперов, чтоб все приняли и посмотрели.

— Адама Селиванова не дам. Рядовых или ефрейторов бери.

Иван Дмитриевич задумался, идея очень даже неплоха. С «морским круизом» Алексей Сергеевич пошутил, а остальное даже полезно будет. Комбат принял молчание как согласие.

— Держи, — с этими словами протянул конверт. — Изучишь грузовую ведомость, инструкцию на саперный миномет. Список новичков там же.

— Давай свои секреты. Надо думать, как это перевозить.

— Не наше дело. Ставишь людей следить за погрузкой. На Тринидаде или в Гвиане ты или другой офицер встречают транспорт. Переадресацией к расположению батальона у Манштейна пусть голова болит.

— Мы так же в составе мехбригады?

— Так лучше. Манштейн стоит гарнизоном. Мы спокойно работаем на острове. Милая сердцу работа, мосты и дороги ремонтировать, завалы разгребать, аэродромы обустраивать.

Чистяков выдавал желаемое за действительное. В душе понимал, Мартиника не последний пункт пути. Наступление европейцев не останавливается. Не сегодня, так завтра придет приказ грузиться на боты и десантные баржи, идти вслед за морской пехотой. Никто не знает, какие именно части получат этот приказ. В том, что он будет, сомнений нет.

29 августа 1941.Князь Дмитрий.

— Склоняюсь перед властью царя земного во славу царя небесного, — патриарх Анастасий величаво поклонился.

— Убедил?

— Склонил, — повторил Владыко.

— Я пока не спешу, — император открыл ладони. — Какие у тебя возражения?

— Боюсь за чистоту веры. Как бы католики не привнесли чего мутного от Папы. Не ты первый такое предлагаешь, не ты первый идешь по краю.

— Католиков у нас мало. Какой ты патриарх если с папистами справиться не можешь? Лучше думай о привлечении инославных в церковь.

— Соблазн. Великий соблазн.

Дмитрий сидел сбоку стола. Специально равноустранился от двух великих властителей. По его мнению, светская власть убедительно доминировала. Анастасий осторожничал, прямо не отказывал, скатывался в велеречивое цитирование Писания к месту и не к месту. Однако, царь, как и князь видели, по сути возразить патриарху нечего. В душе же патриарх закрылся как черепаха. Князь понимал, слишком смело для настоятеля церкви с претензией на первоапостольную.

— Я не давлю. Время довести мое мнение до иереев у тебя есть. Пусть Московская Патриархия первой покажет пример христианского смирения, готовности протянуть руку ближнему своему, брату во Христе.

— Век пройдет, пока католики не придут к истинной вере, а лютеране не прозреют. При все нашем старании и благоволении Господнем.

— Нет, — Дмитрий вступил в разговор. — Вера у всех нас истинная, а какая церковь ближе Богу, Господь и ведает.

При этих словах Анастасий отшатнулся и бросил на князя осуждающий взгляд.

— Ты боишься ереси экуменизма. Не будет такого. Император говорит только о признании обрядов и таинств всеми нашими церквями. Сами церкви каждый по себе. Единяйтесь, спорьте, общайтесь, как хотите. Инославные церкви признавать никто не требует. Христиан принять Господь велел. Вспомни правила апостольского служения.

— Много на себя берешь, князь.

— Сколько на него взвалил, столько и несет, — сюзерен вдруг поднялся с места. — Чай, или кофе?

— Чай, конечно.

— Всем чай. Давайте думать, как нам церкви не повредить, а дело сделать.

Горячий ароматный чай с печеньем и цукатами вернул всем правильный настрой. Царь между делом интересовался делами на Иерусалимском подворье, еще раз поблагодарил за величественную церемонию венчания короной Иерусалима. Последнее стоило всем немало сил, а больше всего поиска согласия. Алексея венчали на царство в Петербурге, в кафедральном соборе Святителя Николая сразу три патриарха. На церемонии присутствовали главы всех церквей России. Целый интернациональный разноконфессиональный клир. Беланович даже сумел выдернуть посланника Папы Римского, чтоб навеки закрепить русские права на Святой город.

— Есть интересная мысль, — Дмитрий поставил чашку и потер подбородок. — Пусть высочайший приказ о взаимном признании всех обрядов и Таинств всеми церквями подпишет не император Всероссийский, а король Иерусалимский.

— Патриарх Московский примет? — Алексей сразу уловил мысль. — Или мне Тимофея просить?

— Приму, ваше величество, — скрытая угроза подействовала.

— Вот и хорошо. Кстати, жди меня в Сергиевой Лавре на Рождество. Распорядись, чтоб в храме телеоператоров толпой не задавили. Если хорошо снимут, покажем на весь мир.

Патриарха так сразу и быстро не отпустили. Анастасий от всей души благословил и царя с домочадцами, и Дмитрия, и казаков конвоя, и всех православных, кто имел счастье в этот день очутиться в царской резиденции. Разумеется, Дмитрий ради такого дела привез с собой Марину Александровну с детьми. Иногда положением, близостью к сюзерену надо пользоваться и не стесняться этого.

Неизвестно кто подсуетился, но к патриарху подвели детей норвежского короля. Разумеется, тот благословил и окропил святой воды истовых лютеран без малейших возражений. Юную Астрид по-отечески потрепал по загривку. Следом за Глюксбургами потянулась их свита.