Вот там, как уже и начинал рассказывать, я их и накрыл!
…
- Сколько человек охраняют это передвижное ублюдство? – вместо этого спросил я.
- Четверо! – выпалил мальчишка.
- И днем, и ночью? – уточняю, с трудом сдерживая скепсис в голосе.
- Да, постоянно! – гордый своей наблюдательностью ответил Седьмой.
- И не спят, ни едят, ни пьют?
Парень открыл, было, рот, да так и замер с остекленевшими глазами, в которых отображался мучительный путь мысли, ведущей Седьмого к озарению.
- Едят, пью, но не спят – караулят даже ночью…
- Странно, не так ли?
- Это ничего не меняет! Четверо их, восемь или даже двенадцать – мы убьем всех. Нужно только придумать, как их выманить, чтобы для нас больше не было неприятных сюрпризов.
- А как отвести подозрение от вашей подпольной школы ты не подумал? – уточнил я.
- Тут все давно продумано, - отмахнулся Седьмой, - мы притащим сюда стражников, убитых тобой в сосновом бору. Они сейчас на леднике лежат в прохладе. И от лишних глаз подальше и не испортятся раньше времени. При жизни от них толку, видать, не было, так пускай хоть сейчас в добром деле поучаствуют!
Этого, признаться, я не ожидал. В принципе, на первый взгляд звучит толково, особенно, если все хорошо разложить, да крови налить в нужных местах, да еще чтобы и воронье успело слететься раньше всяких дознавателей… Однако у меня был немного иной план: не зря же я всех напрягал и оканчивал ускоренные курсы оперирования Даром?!
Выслушав мой план, Седьмой открыл, было, рот, намериваясь либо что-то уточнить, либо оспорить, но по ходу дела быстро передумал и согласно кивнул. Очень уж ему понравилось, что на его долю по замыслу приходилось одно очень ответственное поручение.
Как же падки даже на намек лести юнцы, особенно, если их умащивает тот, до кого им еще расти и расти.
Суточная задержка в отправлении каравана удачно сыграла нам на руку. Еще с обеда небо начало заволакивать облаками, а к вечеру на нем стали появляться первые тучки. На ночь глядя, уже пытался срываться мелкий моросящий дождь, но почти сразу же прекращался.
Мокнуть в этот раз ребятам было веселее, потому что моему лысому черепу капельки дождя доставляли гораздо больше неудобств, чем всем им вместе взятым. Не встречая никаких преград на своем пути, мелкая взвесь быстренько собиралась в капли, те – в ручейки, и все это великолепие лилось мне прямо в глаза. Мне то и дело приходилось отряхиваться, как псу, которого нерадивый хозяин выгнал в непогоду на улицу.
Место засады мы тоже сменили – расправа должна была случиться примерно на половине дороги от одного селения, до другого, но, все же, чуточку ближе к чужому, чтобы оставшиеся в живых свидетели сбежали именно в том направлении.
Невидимые в темноте тучки шли навстречу каравану. И если у нас дождь еще толком и не начинался, то далеко впереди, уже можно было различить мерцание зарниц. Раскатов грома слышно не было. Тут-то и пришел звездный час Седьмого. Входя в боевое состояние, он понемногу начал имитировать звуки далекой, но быстро приближающейся непогоды.
- Очень удачно так совпало, что погода резко поменялась, - довольно пробормотал я, получше устраиваясь на своей мастерски замаскированной лежке.
- Это скорее закономерность, чем удача или совпадение, - ответил расслышавший мое бормотание Седьмой, - Учитель рассказывал, что так часто бывает, когда погибает сильный маг: к месту его смерти со всех сторон быстро слетаются тучи и какое-то время идет дождь…
- Природа скорбит? – высказал я первое пришедшее в голову предположение.
- Максимально безобидный выброс накопленного, но неиспользованного Дара, - поправил меня Седьмой и тут же снова сгенерировал дальний раскат грома.
Возницы на телегах были одеты в балахоны с капюшонами, защищающие от дождя, перекрывающие им почти весь обзор, кроме нескольких ближайших метров дороги. Поэтому просто звуков, пока что поначалу было достаточно.
А вот через пару минут, когда дождь зарядил уже не на шутку, в этом представлении началась и моя партия. Сначала это были просто фокусы со вспышками света в темноте дождливой ночи, после которых изрядно уставший Седьмой генерировал громовые раскаты уже практически в полную силу. И, наконец, я ударил настоящей молнией. Длинная, ветвистая – она ударила сразу и в столб, и в идущую последней телегу. Четверка охранников и мой недавний собутыльник возница умерли мгновенно. Волы, везущие телегу, утратили присущую им флегматичность, взбрыкнули и, как могли, понесли, не разбирая при этом дороги. Дымящаяся телега вскоре перевернулась. Пережившие этот кульбит животные, получив в его результате свободу, продолжили свой бег и быстро скрылись из виду.
Телега, следовавшая в караване второй, тоже получила повреждения, когда взбесившиеся животные волокли мимо нее свой дымящийся груз. Все оставшиеся в живых люди повыпрыгивали на дорогу. Напуганными они не выглядели. У большинства в руках различалось холодное оружие. Среди парней Седьмого нашелся кто-то особо зоркий и передал нам по цепочке, что в каждой телеге залегло по одному человеку и уже видно, что арбалет в первой телеге готов к стрельбе. Вскоре к нему присоединился и второй стрелок.
Нас караванщики видеть не могли, своих товарищей в перевернувшейся телеге с помостом – тоже. Шум никто не поднимал. Конечно же, кроме Седьмого. Пока происходили все эти события, я снова один раз ударил молнией неподалеку от первой телеги и раз просто сделал вспышку света вдалеке. Оба раза парень поддержал меня звуковыми эффектами.
Это убедило оставшихся в живых членов агитбригады, что против них работает стихия, а не чей-то злой умысел. Понимая, что находятся под прикрытием арбалетчиков, и никаких признаков врага не заметно, караванщики разделились. Один быстрым шагом пошел в том направлении, куда умчались волы, и где был слышен треск переворачивающейся телеги. Двое, чем-то подсвечивая себе, оценивали повреждения, полученные телегой. Оставшийся в одиночестве караванщик, стоял и смотрел в нашу с ребятами сторону. Он и арбалетчики не нравились мне больше всего. Особенно меня смущал тот факт, что он явно оказался главным в этой команде. Именно он тихо раздал всем указания, а сам стоял теперь и держал правую руку за пазухой. Логика подсказывала, что как только он поймет, что они попали в засаду, то сразу же даст знать об этом кому следует. Для этого у него наверняка с собой имеется специальный амулет. Что-то вроде сигнальной ракеты: и привлечет внимание, и укажет место.
Со стороны перевернувшейся телеги раздался крик боли и ругань. Главный дернулся, но быстро понял, что кто-то из оставшихся в живых стражников, прятавшихся под помостом, принял посланного к ним разведчика за атакующего, напал на беднягу и успел ранить до того, как понял, кто перед ним.
Занимавшиеся диагностикой телеги бросили свое дело и побежали на помощь товарищам.
Я не стал ждать дальнейшего развития событий – слишком уж удобный подвернулся шанс. Главный обозник подошел к арбалетчику, лежащему во второй телеге, и тихо с ним заговорил, указывая в нашу сторону.
Пришлось еще раз шандарахнуть молнией, убивая одним выстрелом двух зайцев.
Бежавшие к раненным мужики, присели от страха и, не сговариваясь, бросились к первой телеге, крича стрелку, чтобы тот погонял волов, потому что место явно гиблое, и нужно быстрее уезжать отсюда куда подальше. Сами они запрыгивать в телегу не стали, а, обогнув ее, побежали вперед по бокам от раскисающей колеи.
Воодушевленный таким примером стрелок недолго сомневался и, не оглядываясь на возможно еще живых товарищей, стал активно понукать испуганных животных.
Раненых, не используя оружия, добили ребята Седьмого.
Обугленный местами труп товарища мы освободили от пут и все еще прикрепленной к нему таблички и унесли с собой. Вместо него, пользуясь задумкой Седьмого мы в ту же ночь принесли на место разгула стихии труп с ледника. Его тоже пришлось слегка обуглить для правдоподобности.
