— Размеры её видимы. И да, над нами висит угроза, собственно, как и всегда.

— И вот пока она висит, моя ответственность за мои земли давит мне не только на плечи, но и на руки, в которых я могу сжимать свою секиру. Свой «Лицадёр»! И мне уже не терпится скинуть этот непосильный груз. Да и Осси… Ты сам сказал, что она стала частью тебя. И ты не отпустишь её со мной…

— Она свободна, как и я, как и ты. Но да, мы действительно связаны между собой. Умру я — умрёт она. Но никак не наоборот.

— Получается, это мы с Осси теперь тебя должны охранять?

— Получается так, — улыбка смягчила моё уставшее лицо от утомительных разговоров.

Короткую тишину нарушил юный голос Ансгара.

— Пока над нашей землёй витает опасность, и в любой момент «кровокожи» могут вернуться, я отправляюсь с вами!

— Это исключено, — отрезал я. — Ты отправишься домой! Твой народ ждёт тебя, им нужен порядок и процветание. Без тебя земли почахнуть, умрёт скот, а люди примутся убивать друг друга ради спасения и жалкого куска хлеба. Поверь мне, я знаю, что говорю. Мои глаза видели Хаос, который тебе даже и не снился. Я видел, как пылающие дома вместе с бедными жильцами пускали в небеса копоть, затмившей солнце. Я слышал, как мучительно кряхтел бетон, перед тем как рассыпаться песком и превратить девятиэтажное здание в груду мусора, погребя в душном подвале столько людей, сколько ты не терял ни в одной из самых кровопролитных битв.

— Такого быть не может!

— Поверь мне, Ансгар, может.

— Раз ты считаешь моё проклятье даром, так пусть мой дар послужит тебе верой и правдой!

Сладкие слова из уст подростка вызывали у меня тошноту. Он понятие не имел с кем связался. Но он доверился нам, и я никак не могу подвергнуть угрозе доверие юного правителя. Никто не сможет гарантировать ему безопасность в дороге, путь которой неизвестен даже мне. Я не могу рисковать, да и польза от него слишком сомнительная.

— Ансгар, вопрос твоего пребывания в нашем отряде давно решён. Мы очистили лес от «кровавой мученицы», и вам больше никто не угрожает.

— Но «кровокожи» продолжают ходить по нашей земле…

— Эту проблему я беру на себя. Можешь не переживать.

— И как же ты решишь её? — спросил у меня парнишка, скривив лицо не от злости, а от сильной обиды.

— Тебе это не понравится, и я обещаю, я верну его, как только найду упокоение души и убью кое кого.

Плащ из двух десятков мужских лиц зашелестел о мои ноги. Я подошёл к распростёртому на кровавой глади телу «кровавой мученицы». Она словно спала. Тело умерло, не испытав страха и боли, что отразилось маской успокоения на девичьем лице с распахнутыми глазами. Взявшись обеими руками за деревянное древко, я выдернул копьё из женской груди. Кровавый доспех издал громкий треск, влажно чмокнула плоть. И только сейчас я увидел, как из раздробленный груди наружу хлынула кровь. Пустая кровь. Струйки стекали по истерзанному телу в мою багровую лужу и сразу же в ней растворялись, чистые, словно всё это время жестокий мир не произвёл на них никакого влияния. Как будто я пролил младенческую кровь, без грязи, без похоти и боли. Странно, но это тело не было отравлено ядом времени.

— Ансгар, — повернувшись к пареньку, я сжал древко копья двумя руками и посмотрел на окровавленный наконечник, сделанный из кости руки его отца. — Я вынужден забрать с собой принадлежащее тебе копьё. «Длань праха» отправится со мной карать и обращать в прах кровокожих. И ты должен понимать, что, если я паду в бою, копьё в любом случае тебя не спасёт, будь оно в твоих руках. А с ним у меня отличные шансы на победу.

Губы Ансгара не вытянулись в понимающую улыбку, или в мрачную гримасу, они не выражали абсолютно ничего. Как и его глаза. Он уставился на меня с полным безразличием, а потом перевёл взгляд на копьё. Лёгкий прищур и тяжёлое дыхание наконец-то раскрыли его. Решение давно было принято, но он продолжал отыгрывать роль подростка, быстро становящегося настоящим мужчиной.

— Хорошо! — с высоко задранной головой гордо выдал парнишка на всё дупло расколотого дуба. — Но тогда я заберу кое-что у тебя.

Он подошёл к телу «кровавой мученицы», остановился возле её ног и присел. В зелёном сиянии я увидел, как его ладонь легла на отрубленную руку, служившей рукоятью двуручного меча, чьё лезвие тянулось прямиком из мужской ладони, застывшей в вечном рукопожатии. Ансгар выпрямился и выставил перед собой мой меч, а его глаза принялись жадно разглядывать лезвие багрового цвета, в трещинах которого утопало пляшущее пламя зелёного цвета. Меч ему безумно нравился, а я, по сути, мог наделать таких хоть на всю армию…

Армия…

Это слово больно кольнуло меня где-то внутри мозга. Отдалось эхом, и, к моему счастью, смолкло, подойдя к горлу густым комком кисловатой крови, который я тут же проглотил.

— Я заберу меч себе, если ты не против, Инга.

— Не против. Только будь аккуратен, он очень опасен.

— И ты будь аккуратна с моим копьё, оно очень опасно.

Мы вместе рассмеялись, глядя друг другу в глаза. Наконец, за долгое время, Ансгар тепло улыбнулся и сказал:

— Надеюсь мы в скором времени увидимся, и ты принесёшь мир в наши земли. Но помни, я всегда приду к тебе на помощь, ты только позови.

Я кивнул и сказал:

— Пойдём отсюда, нам пора в дорогу.

Подходя к Осси, мы заметили любопытную картину. Кара сидела возле воительницы и вылизывала той лицо. Закованная в кровавую корку девушка улыбалась и пыталась почёсывать волчицу за ухом. Словно ничего и не было в их жизни. Словно весь тот ужас и кошмар, обративший их тела в кошмар наяву, произошёл со всем с другими существами. Осси приняла себя. Разум женщины справился с необратимой болезнью тела, превратив организм в смертоносное оружие, которым так мечтала стать воительница.

Увидев нас, Осси поднялась с колен, напоследок проведя ладонью в кровавой корке по морде волчицы, покрытой не менее уродливой коркой с одной лишь разницей — доспех зверя был из застывшего гноя, а не из крови.

— Инга, — налитые кровью глаза уставились на меня с какой-то надеждой, словно я тот самый отец, обещающий дочке каждый день погулять с ней на улице, но сло́ва своего так и не сдержал. — Что… что мне теперь делать?

— Всё это время я считал, что ты рождена для спокойной жизни. Для дома. Для поддержания очага.

Лицо Осси скривилось, словно она услышала брань в свою сторону. Я на секунду замолк, но когда девушка успокоилась, продолжил:

— Хорошо это или плохо, но сегодня я осознал, что ты рождена совсем для другого.

— Для войны?

— Да. Ты была рождена для войны. И ты пойдёшь с нами.

— Спасибо тебе, Инга.

Осси вытянула вперед руку и сложила ладонь таким образом, что казалось, будто она держит нечто незримое человеческому глазу. Я моргнул, и в следующий миг из женской ладони начал расти по воздуху клинок из чистой крови. Достигнув длины почти метра, Осси сжала пальцы, со всей силой обхватив лезвие, а когда разжала их, кровавый меч заполучил удобную рукоять с отпечатком ладони рыжей воительницы. Осси по-мастерски покрутила в ладони меч, сделала несколько ударов, со свистом рассекая горячий воздух, и сказала:

— Я довольна. Мой меч легче пера, убивать таким будет одно наслаждение.

— Червяк, он действительно пойдёт с нами? — спросил Дрюня, дожидаясь от меня лишь одного ответа. Очевидного, прямого, и тупого, но стоит чуть капнуть. Подумать. И ты уже сам не доверяешь свои мыслям.

— Мы можем его убить здесь, но что толку.

Узловатые ветви дуба, поросшие густой листвой, полыхали зелёным пламенем ярче утреннего солнца, чуть показавшегося на горизонте. Наш отряд покинул тёплое дупло дуба, словно женское чрево, оставляя позади себя тянущийся по земле след из густой крови. Уставшие глаза с болью смотрят в небо, слезятся. Хочется заорать, но я знаю, что стоит мне открыть рот и выдавить из лёгких всю накопившуюся боль, как утреннее солнце сожжёт мой новорожденный крик.