Сегодня мы все заново родились. Обрели новую жизнь, получили новые судьбы, которые переплелись между собой в толстую пуповину, связавшую нас между собой незримой связью. У нас одна дорога, и, если даже мы разойдёмся, нам всё равно суждено встретиться.
И на вопрос Дрюни я твёрдо отвечаю: Да. Он пойдёт с нами.
Последним из дуба выкатился Хейн. Огромная туша разбухшей плоти неуклюже плелась за нами, сопровождая каждое своё движение глухим воем и подёргиванием огромных обрюзгших рук, пальцы которых напоминали не просто сосиски, а батоны колбасы. При всём желании, но Дрюне никогда не увидеть ту незримую связь между мной и этим уродцем, выросшую подобно пуповине, между матерью и ребёнком. В этом тучном теле так много моей крови, что в буквальном смысле я сам тёк по его жилам. Я ощущал каждую клеточку его опухшего тела. Влиял на работу каждого органа, мог увеличить частоту сердцебиения, или замедлить. Я мог убить его в любой момент. Ничтожество, чьё существование продлилось за счёт моей неохоты разбираться со всем этим дерьмом, что вылилось на меня за последние несколько часов.
Когда-то Хейн был благородным человеком, но лишь на бумаге. Ускользающая власть наполнила тело мужчины ядом, заставив его разум гнить. Хейн, как человек, был испорчен. И дары разложения личности он пожинал сполна.
— Да, мой дядя предал нас, — Ансгар смотрел мне в глаза со всей серьёзностью, — но он остаётся моей роднёй, возможно, единственной. Во мне течёт такая же кровь, как и в нём. И я хочу просить вас относиться к нему хоть с каплей уважения. Он не грязная собака.
— А вшивая! — выпалил Дрюня, и это было совсем неуместно.
— Ансгар, — произнёс я с доброжелательной улыбкой. — Хейн будет служить нам как собака, но бить его палкой и сажать на цепь никто не станет. Можешь мне верить.
Ансгар понимающе кивнул, осознавая, что его дядя заслуживает к себе отношения куда хуже обещанного мною.
— Куда теперь лежит ваш путь? — спросил Ансгар, сжимая в руке двуручный меч из чистой крови.
Я посмотрел в сторону рождающегося солнца и сказал:
— Мы пойдём в сторону солнца, туда, где оно достигает своего зенита, а потом вновь припадает к земле.
Паренёк вслушивался в каждое моё слово. Серьёзное лицо поблёскивало потом усталости, тело пошатывалось из-за пылающих болью мышц. Его кулак побелел — так сильно он сжимал рукоять меча. Он стоял передо мной с гордо поднятым лицом, а позади него простирался обезумевший лес, сквозь который как будто прошла волна из крови, оставившая на ветвях уличную грязь в виде растянувшихся целлофановых пакетов, комков грязи и свисающих до земли нитей и канатов. До дома пареньку три дня пути в полном одиночестве, он крепкий орешек, но звериные клыки на его шее не обратят внимания на его кости, пусть даже они крепче стали.
Я опустился на колено возле волчицы. Кара поймала мой взгляд, вытянула морду и обнюхала моё лицо. Животные всегда всё понимают.
«Я хочу, чтобы ты пошла с Ансгаром» — сказал я.
Вой волчицы так и не прозвучал в моём сознание. Кара молча встала и отстранилась. Подойдя к парнишке, она уселась возле его ног.
— Кара пойдёт с тобой, — сказал я Ансгару и улыбнулся, увидев, как и лицо парня окрасилось улыбкой. — Запомни, Кара — не вещь, и она не переходит из рук в руки. Со мной она путешествовала только потому, что была благодарно за освобождение. С ней мы можем общаться, как если бы я общался тобой, словами. Но тебе придётся научиться общаться с ней по-своему. И особо не утруждайся, она очень понятливая девочка.
Ансгар стянул с ладони перчатку и коснулся пальцами гнойной корки на морде волчицы. Попробовал почесать за ухом, как это делал Осси, погладил огромный нос. Убрав руку, я заметил проступившие на его ладони капельки крови, он оцарапал руку о грубый доспех Кары, но даже писка не издал. Даже не скривился. За волчицу я могу не беспокоится, как и за паренька, который теперь точно доберётся до дома.
Ансгар протянул мне ладонь. Мы пожали друг другу руки, и в каждой капельки крови, просочившейся сквозь тонкие царапины на его коже, я ощутил упадок гормонов стресса практически до нуля. Эйфория наполняла его тело. Он готов был бежать хоть на край света, несмотря на дикую усталость.
— Увидимся, — сказал я ему и разжал ладонь.
Ансгар кивнул мне, окинул взглядом стоявших позади меня Дрюню с Осси, а когда в его поле зрения попал Хейн, парень замер, скривил губы, но своего дядьку не оставил без кивка головы. Паренёк повернулся к нам спиной и зашагал прочь, положив на плечо огромный меч. Солнце еще долго светило ему в спину, пока его с волчицей силуэты полностью не слились с огромными тенями деревьев.
Закинув на плечо уродливую секиру, Дрюня подошёл ко мне и встал напротив, показывая всю серьёзность.
— Ты точно знаешь, куда идти?
— Точно. Я уже сказал, и можешь в этом не сомневаться, — я посмотрел на его каменное лицо, не способное выдавить ни единой эмоции, и задёрнул бровку в наигранном сомнении. — Или ты боишься потеряться в этих землях?
— Потеряться я не боюсь. Но кое-что меня действительно беспокоит.
— Я весь в внимание.
— Ты проткнул копьём девке грудь, выпотрошил ей брюхо. И она точно была мертва, когда мы к ней подошли. Но ни она, ни всё это, — Дрюня взглядом окинул весь окружающий нас лес и литры крови, стелящиеся под нашими ногами ровным полотном, — не обратилось в пыль. Почему?
— Потому что эта девка не умерла…
— Что⁈ — с удивлением протянул Дрюня.
— Она жива. И жива её магия. Глянь сюда.
Пальцем я указал на свою талию, поверх которой был опоясан узловатый канатик.
Днюня хмыкнул.
— Это то, что я думаю? — булькнул он.
— Да, её кишки.
— Мерзость…
— Да, но зато я нашёл способ, как избежать разрушение магии.
— И теперь вся эта кровь, затопившая лес… он что, твоя?
— Да. Всё что под нашими ногами, каждая капля, каждый ручеёк крови, уходящий в глубь леса — всё моё.
— И это болото будет следовать с нами?
— За нами, если так тебе будет комфортно.
— Плевать. Я хочу быстрее покончить со всем этим, и быстрее предаться разврату, распитию холодного пойла и безграничного кутежа в кругу своих друзей-уродцев, — он вдруг гортанно расхохотался, похрустывая сочленениями гнойного доспеха.
Не теряя времени, мы двинули в сторону восходящего солнца. Что там нас ждало — никто не мог знать. Но я был уверен, путь мой лежит именно туда, и там он явно не закончится. Словно в подтверждение моих мыслей за нашими спинами дуб вспыхнул с новой силой. Зелёное пламя перекинулось с ветвей на огромный ствол с такой жадностью, что древесина в тот же миг затрещала и испустили в воздух пахучий запах гари и ливень крохотных иск, сгинувших на фоне огненного шара, всплывающим над горизонтом.
Новый день — новые свершения.
Кровавая гладь стелилась под нашими ногами, став главной дорогой, которую строили мы, прокладывая себе путь вперёд. И часто наш непростой путь прокладывался через людные деревеньки. Стоило нашему отряду появится рядом с околицей старой деревушки, как тут же молва о нас неслась сильнее ветра, вздымая с дороги зернистую пыль прямо в уши любопытных стариков.
— КРОВОКОЖИ!
Это название звучало подобно грому в ясный день. Проклятье, заставляющее людей прятаться в домах за тонкими дверями. Они тряслись, шептались и боялись увидеть мой взор на своих лицах. А когда мы проходили мимо домов, люди с изумлением припадали к грязным окнам и, не веря своим глазам, изумлялись, и открывали рты, заметив огромную тушу Хейна, тяжело шагающую по изливающейся на их пыльную дорогу крови.
По ночам мы спали, или пытались воссоздать в голове что-то похожее на сон, но наш организм, прибывающий в вечном здравии, не испытывал усталости и не давал прикрыть глаза. Чуть солнце разгоняло тьмы, мы выдвигались дальше в путь.
Третий день к ряду всё повторялось, как и в первый. Словно мы кружили вокруг леса, прохаживаясь по одной и той же тропе. Всё те же деревья, однотипные деревни и однообразный страх людей, заставляющий их прятаться. Забиваться в угол, словно перепуганные крысы. Происходящее вызывало во мне чувство гнева и раздражения, но я подавлял в себе острые разногласия, видя за окнами не только взрослых, но и детей.
