Прижав руку к глазам, я заметил, как лужи, что были вокруг моих ног, бесследно исчезли, испаряясь в мощной волне жара. Даже бетон подо мной, ещё недавно влажный и скользкий, теперь казался раскалённым. Я попятился — точнее, попробовал сделать шаг назад, чтобы уйти с линии пламени, — но ничего не вышло. В тот миг я осознал, что это пламя не дар спасения, не признак того, что кто-то пришёл мне на выручку, а предвестник гибели. И мне срочно нужно уходить, пока не стало слишком поздно.
Но я не мог пошевелиться — будто ноги вросли в пол, и все попытки их оторвать оказались тщетны. Я с ужасом понимал, что сколько бы ни прилагал усилий, тело словно приросло к месту. Рубаха на мне начала дымиться, и жжение становилось мучительно болезненным там, где ткань, раскалённая жаром, касалась кожи. Запах палёных волос резанул по носу, и я в панике понял, что мои волосы тоже начали тлеть.
Страх окутал меня с головы до ног: «Нужно убираться с пути этого пламени… быстро, очень быстро! — мелькнула отчаянная мысль. — Но как?» Ноги оставались недвижимыми, и, как ни старался я напрячь мышцы, все попытки оказались бесполезными. Моё тело не находило новой порции сил, чтобы сделать такой нужный, спасительный первый шаг.
Жар между тем становился невыносимым. Каждый глоток воздуха обжигал горло, дыхание сбивалось в кашель. Я понимал, что ещё немного — и огонь доберётся до моей груди или головы, а тогда всё кончится. Но я продолжал стоять, прислонённый к этому раскалившемуся бетону, не в состоянии двинуться с места. Рубаха уже тлела в нескольких местах, и повсюду ощущалось жжённое покалывание. Я видел лишь, как красные блики пламени набрасываются на меня, и вслушивался в треск горящей ткани.
«Помогите…» — попытался прошептать, но горло выдавало лишь надтреснутый звук, ни на что не похожий. Слёзы выступали на глазах то ли от дыма, то ли от отчаяния. Вся комната, если это была комната, зарядилась зловещим светом, танцующим на стенах. Или там не было стен? Не было сил осмотреться — огонь застилал весь обзор.
Вдруг мне почудился звук: тихий голос, далёкий, как сквозь толщу воды. Я хотел прислушаться, но тут обугленная ткань на рукаве рухнула мне на запястье, и я почувствовал обжигающее прикосновение к голой коже. Я взвыл, хотя голос звучал искажённо, больше напоминая хрип.
«Нет, не время сдаваться, — билось в сознании, — двигайся же!» Но ноги были будто приклеены. Я силился снова и снова. Казалось, если хотя бы приподнять ступни — паду на колени, и там ли сгорю, или буду ползти. Но не мог и этого — словно бетонные оковы сковали их.
Огонь уже лизал мои бедра, касаясь брюха, и я почувствовал резкую боль там, где ткань треснула и обнажилась кожа. Каждая секунда отнимала по капле надежды. Пламя ярилось, в нём не было спасения, а лишь беспощадная угроза, которую я поначалу принял за тепло.
Наконец я собрал последнюю волю, напряг все мышцы левой ноги и… оторвал её от пола. Раздался противный звук, будто отрыв чего-то вязкого, но мне было всё равно: вот оно, долгожданное движение. В ту же секунду я рухнул на бок, а неудачно поставленная правая нога так и осталась висеть непонятно как, сгоревшая ткань рубахи болталась лохмотьями.
Резкая боль пронзила меня, потому что столкновение с полом сдавило мою уже обожжённую кожу, но каким-то чудом я оказался чуть дальше от языка пламени. Жар вокруг продолжал сгущаться, я видел, как бетон пышет зловещим красным свечением, а в воздухе стоит тошнотворный дым. Сделав отчаянную попытку, я отполз ещё пару сантиметров назад, выгребая руками по раскалённому полу. Под ладонями хлюпнула какая-то жидкость, то ли вода, ещё не испарившаяся, то ли расплавленная, — я не смог бы понять.
Пара вдохов казались чудом, я непонятно как не терял сознание. Но сознание то плыло, то вспыхивало ясностью на миг. И сквозь эту дымку лязга ужаса я услышал какой-то оклик, не разобрать, чей. Возможно, голос Ира? Или чей-то незнакомый. Мгновение спустя я ощутил, что пламя не так уж близко — будто кто-то отдёрнул меня ещё на шаг.
Мышцы отказывались подчиняться, глаза слезились и жгли от едкого дыма, я осознал, что уже почти не чувствую руку, которая несла основную нагрузку. Но один-единственный миг казался мне бесценным: ведь если в этот миг успеть, возможно, ещё выживу. «Давай!» — сказал я себе, приподнимаясь на локте и снова, рваным движением, выползая из-под огненной ловушки.
Огонь будто рванул вдогонку, языки пламени разорвались. Я почувствовал, как они чуть не схватили за голень, обдав волной нещадного жара. Но тут же что-то отдёрнуло меня обратно, и я наконец освободил вторую ногу, упав на спину. Казалось, вокруг меня разверзся столб дыма и гари, а затем… я ощутил холодный бетон, чуть влажный.
Сил уже не оставалось, чтобы подниматься. Я лежал, глядя, как угасающий (или убывающий) свет мерцает над моей головой. Вокруг было нечто среднее между скорчившимся дымом и странно пляшущими тенями. Рубаха почти вся сгорела, местами торчали обугленные обрывки, а на коже щипало от многих ожогов.
Все эти мысли ускользали, когда я услышал звучание шагов или голос, не знаю.
«Очнулся?» — прозвучало как эхо в далёкой пустоте. Я хотел ответить, но лишь закашлялся, захлёбываясь дымом. Слёзы текли из глаз, но я уже не понимал, от боли, от дыма или от безысходности. Мозг кричал: «Где я? Как сюда попал? Где Ир?» Но ни один из вопросов не находил ответа, а боль и слабость затягивали меня в воронку забвения.
Пламя, которое секунду назад казалось бесстрастным убийцей, исчезало вдали, будто кто-то погасил его или перенёс куда-то прочь. А я остался лежать на мокром полу, обессиленный, вся жизнь казалась сонным миражом, где боль становилась мерой реальности. Я ещё пытался поднять взгляд, но всё заплыло красно-серым туманом.
Последней мыслью перед тем, как сознание начало таять, было: «Я всё-таки отошёл от него. Спасся? Или это лишь новый виток кошмара?» Потом всё погрузилось в темноту — ту самую, где не осталось ни боли, ни огня, ни страха. Лишь бездонная, холодная пустота.
Холод и боль словно отступили, оставив за собой приятное, почти томительное ощущение тепла — как будто я сквозь туман воспринимал реальность, не зная, чему верить. Ведь ещё недавно мне казалось, что Гвалар оторвал мою руку, а пламя испепеляло меня в непонятном бетонном коридоре. Но вот передо мной возвысилась стройная незнакомка — её тёплые пальцы скользили по моему лицу, и всё вокруг обрело иной смысл.
Я успел взглянуть на свою правую руку: от плеча до локтя она была туго обёрнута странной повязкой из листьев. Ниже — пустота. Значит, всё же оторвана? В первый миг я почувствовал шок, но горячая волна убаюкивала, не давая поддаться панике. Словно какая-то магическая дурь отнимала волю к сопротивлению и острую боль заменяла мягким покалыванием. Внутри я знал, что это неполноценное состояние — видимо, благодаря вмешательству моей спасительницы.
Я поднял взгляд и увидел большие зелёные глаза незнакомки. На милом лице лежала печать напряжённой серьёзности, волосы аккуратно убраны, обнажая аккуратный лоб и тонкую линию шеи. Изящная одежда бледно-зелёного цвета обтягивала её гибкую фигуру, подчёркивая плавные изгибы, — зрелище, которому невозможно не улыбнуться. И я действительно улыбался, слегка ошалело, не понимая, откуда во мне берётся это умиротворение.
— Пришёл в себя, — произнесла она внезапно, голосом мелодичным и в то же время уверенным. Затем резко поднялась, давая мне возможность разглядеть её в полную меру.
Пока я не мог сообразить, что ответить, куда уж спросить, кто она и почему здесь. Я лишь заметил, как моя рубаха, порванная и вся в пятнах, с трудом скрывает остатки ужасного ранения, а она, казалось, смотрела на меня с лёгкой улыбкой или участием. Тем временем в голове у меня вспыхнул знакомый, надтреснутый голос:
— Повезло тебе, Леон. Встретить такого „охотника“ (или точнее „охотницу“) в этих местах — удача… Эти земли под жёстким контролем твоих „железных“ приятелей, и боги Леса уж точно не потрудились бы подбросить тебе помощь.