У Изабеллы больше не было сил. Она внушала себе, что эти происшествия с браконьерами и разбойниками ошеломляюще подействовали на нее, но в душе знала, что это неправда. Было странное притяжение к новому опекуну, ставшее ее частью с тех самых пор, как он поцеловал Изабеллу, и она уехала в Грасмер – поместье, оставленное ей бабушкой по материнской линии.

Когда весна уступила лету, она, как ласка, ищущая убежища, покинула Рашден и поехала в Грасмер. Там она стала ждать своего брата Гила и возлюбленного Лионела. Особенно Лионела. Она была уверена, что стоит ей увидеть его снова, это мутное желание, которое горело в ней к Воррику, пройдет.

Впервые в жизни Изабелла не могла понять саму себя, не могла объяснить, какие чувства влекли ее к графу, несмотря на любовь к Лионелу. С ее стороны это было нехорошо и напоминало измену. Она знала это. Девушка чувствовала бы себя так же, предав своего родного брата, и, в какой-то мере, считала, что так оно и есть. И это тоже тяжелым грузом лежало на ее совести.

Девушка с радостью поехала в Грасмер, но не столько из-за того, что соскучилась по этому поместью, хотя в прошлом она провела здесь немало счастливых минут, а сколько из-за того, что ей хотелось уехать из Рашдена и от человека, который теперь там управлял. Изабелла боялась оставаться, боялась, что Воррику удастся сломить ее сопротивление своими бесконечными атаками. У нее не было желания становиться его женой, но она была связана с ним приказом. Граф, возможно, не хотел видеть ее своей невестой, но он все равно хотел обладать ею, и это будило в ней какие-то древние примитивные инстинкты, которые были ей неведомы и которых она не понимала, но не могла совладать с ними. Стоило ему только взглянуть на нее задумчивым и жаждущим взглядом, как она загоралась внутри, ее кости таяли, как расплавленная руда, тело страстно дрожало, пугая ее этой страстью.

Итак, она сбежала и надеялась, что лорд Хокхарст не станет ее преследовать.

Поездка в Грасмер прошла без приключений, чему девушка была очень рада. Ей уже хватило убийств и смертей. Это было слишком для ее тонкой натуры, которая так любила жизнь и все живое. Изабелла понимала, что убийство браконьеров и казнь разбойников были необходимы и оправданы, но она не могла побороть в себе жалость, которую испытывала к ним. Юная леди прекрасно понимала тот факт, что каждый может оказаться на распутье дорог, выбирая порой неверный путь. Почему? Изабелла думала. Какова была причина, что они пришли к столь печальному концу? Да, эти люди выбрали неверный путь, и девушку потрясла мысль, что даже лучшие из лучших однажды могут сделать неверный шаг и потом дорого расплатятся за свои глупые ошибки.

Как нелегка жизнь, как трудно принимать решения! Изабелла молилась, чтобы Бог помог ей принять верное решение, когда придет время выбирать свой путь. Размышляя об этом, Изабелла упустила очень важный момент: иногда человек не имеет выбора.

Наконец, Изабелла заметила, как вдалеке появились неясные очертания Грасмера, и послала Цендрилону быстрой рысью. Поместье было ее излюбленным местом, но она не была здесь со дня смерти родителей.

Увидеть Грасмер во всем великолепии означало увидеть его гордо возвышающимся на фоне летнего неба, как сейчас. Его красоту не портили стены, ибо это был всего лишь обычный дом, построенный не для обороны. Он стоял на невысоком холме, и яркая зелень травы распростерлась вокруг дома, как пышная юбка, сидящей на стуле женщины. По краю огромной лужайки, у подножий молодых деревьев, росших на смену густому старому лесу, за которым начинались дикие, обдуваемые всеми ветрами и распростирающиеся на сотни миль вересковые пустоши, пышным каскадом расположились цветы.

Сам дом был построен из серого камня и представлял собой трехэтажный квадрат, а по бокам имел два крыла меньшего размера. С четырьмя навесными башнями, оконными проемами и высокими башенками он напоминал замок. Фронтон был украшен высокими узкими решетчатыми окнами, стекла которых, как грани бриллиантов, отражали тысячи лучей летнего солнца, пляшущих по лужайке, которая сказочно сверкала, когда на траве лежала утренняя роса. Меж окон по стенам поднимались решетки, увитые розами – белыми розами, распускающими навстречу солнцу свои нежные ароматные лепестки.

Изабелла облегченно вздохнула, потому что тяжелые дубовые двери дома были широко распахнуты, и вошла в зал. Она была в безопасности. Здесь ей ничто не угрожало – по крайней мере, девушка так считала. Она не знала, что именно здесь, в Грасмере, не один раз, а дважды, течение ее жизни изменится, и у нее при этом не будет выбора.

Гил, наконец, приехал, получив письма, которые Изабелла посылала ему: в первом она рассказала ему, что представляет из себя их новый опекун, во втором Изабелла просила брата как можно быстрее приехать в Грасмер. С ним приехал Лионел, ее возлюбленный.

Однако, как обычно, Изабелла вначале бросилась в объятия к Гилу, так как он всегда занимал особое место в ее душе, недосягаемое для других мужчин. Она зметила, что он постарел и выглядел уставшим, очень уставшим. Вокруг глаз появились морщины, которых раньше не было, как будто годы в конечном итоге утомили его, приглушили свет радости, некогда сиявший в его карих глазах, оставив лишь тлеющие угольки разочарования и боли. Если когда-то он смотрел жизни в лицо, то теперь ушел в себя, столкнувшись с жизненными испытаниями и старался избегать их.

Тут же Изабелла поняла, что в жизни Гила произошло то, что изменило его, и ее очень обеспокоило это изменение в нем, потому что она всегда считала Гила неприступной сильной крепостью. И вот впервые она увидела брата без прикрас: он был таким же человеком, как многие другие, честно исполнявшим свой долг, но больше не отдавал этому всю свою душу. Гил был сейчас далеко отсюда, в каких-то своих воспоминаниях, где все было светло и ясно, где люди не страдали. Вдруг девушка поняла, что не сможет переложить на него груз своих проблем. Она только добавит боли, которая и без того жила в нем. Он еще больше опечалится из-за ее несчастий, сердце его будет разрываться от мысли, что сестра должна выйти замуж за лорда Хокхарста. Изабелла любила Гила. Она не могла причинить ему такую боль, по крайней мере, сейчас.

Изабелла просияла радостной улыбкой и брат не заметил, что в это время глаза ее были печальными. Но он не мог не заметить, что она, как всегда, прекрасна, полна спокойствия и миролюбия, гармонии и грациозности – в этом мире, который был так часто ужасен и жесток. Его карие глаза наполнились теплом, когда он пошел к ней, слегка прихрамывая.

Удивленная и озабоченная, она тут же подбежала к нему.

– Гил! Тебе больно? Позволь мне помочь тебе!

– Пустяки! Сломанная кость неправильно срослась – только и всего. Но я к этому привык.

– Ах, Гил, тебе следовало сказать мне об этом! Изабелла в отчаянии прикусила губу: он был так сильно ранен, однако, каким-то непостижимым образом, хромота шла ему, добавляя особую пикантность его романтическому облику и натуре. Ее сердце переполняла любовь к нему. Неважно, что он не был оплотом непобедимости, каким она всегда его воображала. В ее спокойствии всегда хватало сил для них двоих. Изабелла горячо заключила брата в свои объятия и нежно поцеловала, отведя прядь волос, упавшую на его глаза.

– Ах, Гил, как я рада тебя видеть, – сказала она.

– И я, дорогая сестренка, – ответил он.

Ей ужасно хотелось спросить брата о том, что случилось, но теперь было не время и не место. Поэтому Изабелла повернулась к Лионелу, своему возлюбленному, величественному золотому богу, каким он запомнился ей на залитой лунным светом поляне.

Но, что интересно, ослепительное великолепие Лионела тоже померкло, каким-то необъяснимым образом потускнело за то время, в течение которого девушка не видела его. Конечно, он был так же красив, как обычно, но красота его меркла, когда в памяти Изабеллы непроизвольно возник образ мужественного графа Воррика, его холодное, словно высеченное из камня, лицо, и упругое сильное тело. Изабелла быстро опустила глаза, чтобы Лионел не догадался о ее крамольных мыслях, когда он наклонился, чтобы поцеловать ей руку.