— Легко. Главное, что мисс Престон вам верит, и, уверяю, это немало. А я делаю все возможное, чтобы подкрепить ее веру. Итак, этот человек, которого вы видели, коли это сделает вас немного счастливее в узилище, напомнил вам кого-нибудь? Хотя бы предположение...
— Не знаю. Меня это беспокоит. Я не вглядывался, но было что-то смутно знакомое...
— Вы говорите, позади него была какая-то машина?
Саймон Аш вдруг возбудился.
— Точно. Так вот что.
— Что?
— Кто это был. Или мне показалось, что это он. Мистер Партридж. Что-то типа кузена мистера Харрисона. Нелепый изобретатель.
— Мисс Престон, мне надо задать вам еще ряд вопросов. Слишком многие знаки указывают мне один путь, и даже если там ждет тупик, я пойду по нему. Когда мистер Партридж заходил к вам вчера, что он с вами делал?
— Делал? — Голос Фейт дрогнул. — Что вы имеете в виду?
— Из вашего поведения было очевидно, что вы хотите забыть что-то касающееся этой сцены. Боюсь, придется рассказать. Мне надо знать все, что только возможно, о мистере Партридже и особенно — о вчерашнем мистере Партридже.
— Он... Ох, нет, я не могу. Я должна сказать, мистер О'Брин?
— Саймон Аш говорит, что эта тюрьма не так плоха по сравнению с тем, что он слышал о тюрьмах, но все же...
— Хорошо. Я расскажу. Но это было странно. Я... Думаю, я давно уже знала, что мистер Партридж... Ну, можно сказать, он влюблен в меня. Но он такой старый, очень тихий, и он ничего никогда не говорил об этом, и... Ну, в общем, вот, и я вообще про это не думала, так или иначе. Но вчера... Это было, как будто... Как будто он был одержим. Вдруг все словно вырвалось наружу, и он попытался заняться со мной любовью. Ужасно, жутко. Я не могла этого выносить. Я сбежала. — Ее стройное тело содрогнулось при этом воспоминании. — Вот и все, что было. Но это было ужасно.
— На сей раз ты намазал мне отличную приманку, Энди.
Лейтенант Джексон ухмыльнулся.
— Знал, что ты оценишь, Фергюс.
— Слушай, что у вас против Аша, кроме физически существующей запертой комнаты? Старейшее клише в книжках про убийства, и на самом деле не такое уж неизвестное. “Запертые комнаты” можно отпереть. Помнишь дело Каррузерса?
— Покажи, как отпереть именно эту, и твой мистер Аш — на свободе.
— Отложим пока это. Но оцени моего подозреваемого, которого мы, ради новизны ощущений, назовем Х. Х — мягкий, безобидный человек, который хочет получить несколько миллионов после смерти Харрисонов. Он появляется в библиотеке перед самым убийством. Это безумный изобретатель, и с собой у него одно из его устройств. Он демонстрирует озабоченность временем, явно думая об алиби. Он пытается убедить дворецкого, что пришел раньше. Он показательно привлекает внимание свидетеля к радиосигналу времени. И самое важное — он меняется психологически. Он перестает быть мягким и безобидным. Он пытается применить к девушке физическое насилие. Дворецкий описывает его как другого человека — он вырос.
— Неплохо, — кивнул Джексон. — И, полагаю, устройство этого изобретателя объясняет запертую комнату?
— Возможно, когда мы узнаем, что это было. Ты хорошо понимаешь механику, Энди. Это как раз твоя дорожка.
Джексон пододвинул к себе блокнот.
— Твой Х смотрится, мягко говоря, подозрительно. Но такая сдержанность не похожа на тебя, Фергюс. К чему все эти инсинуации? Почему ты не велишь мне пойти и арестовать его?
Фергюс не чувствовал обычной самоуверенности.
— Потому, что, понимаешь, упомянутое алиби — ну, оно хорошее. Я не могу его разбить. Оно безупречное.
Лейтенант Джексон оттолкнул блокнот.
— Иди играй, — устало произнес он.
— Не может оно быть подделкой с другого конца? — настаивал Фергюс. — Какой-нибудь прибор, установленный, чтобы издавать эти крики в пять часов, указывая неверное время убийства?
Джексон покачал головой.
— Харрисон допил чай в половине пятого. Анализ содержимого желудка показывает, что еда переваривалась как раз около получаса. Нет, он умер в пять часов, все так.
— Значит, у Х безупречное алиби, — повторил Фергюс. — Если только... если... — Он внезапно что-то понял и моргнул своими зелеными глазами. — О Боже... — тихо произнес он.
— Если только что? — потребовал Джексон. Ответа не последовало.
Впервые в истории лейтенант лицезрел О'Брина, потерявшего дар речи.
Мистер Партридж вел весьма приятную жизнь. Конечно, это был только переходный этап. В этот момент он был просто... Как там называется переходная стадия между коконом и полностью сформировавшимся насекомым? Личинка? Имаго? Куколка? За пределами электротехники мистер Партридж был не слишком эрудирован. Необходимо это исправить. Но оставим в покое метафоры. Скажем просто, что теперь он пребывал в переходном состоянии между тем кротким червем, каким был мистер Партридж, и Великим Харрисоном Партриджем, которого ждет триумфальное восхождение, когда умрет двоюродный дедушка Макс, а Фейт забудет про этого чертового дурачка.
В столь приятном расположении духа он даже к Агате относился спокойнее, хотя все же обосновался на постоянной основе в лаборатории. Она тоже воспряла духом от перспективы стать наследницей и наиболее точно выразила это, купив роскошный траурный наряд по кузену Стэнли — самую дорогую одежду, какую она приобрела за последние десять лет. Да и свойственная ей, когда доходило до больных мест, резкость как будто смягчилась — или просто приятная дымка, какая бывает у пьяных, смягчала теперь все острые грани в восхищенном взоре мистера Партриджа?
В жизни обнаружились такие удовольствия, о каких мистер Партридж доселе и не мечтал. Например, удовольствие посетить дом покойника, чтобы выразить соболезнования и убедиться, что дворецкий не слишком точно помнит время. Рискованно, скажете? Можно заставить запомнить время еще точнее? Для человека более мелкого, быть может, это и опасно; но для новорожденного Великого Харрисона Партриджа — это веселое упражнение в чистом мастерстве.
Посреди подобных мыслей мистер Партридж, бездельничавший у себя в мастерской с непривычным, украшенным виски, льдом и сифоном подносом рядом, случайно услышал, как радио объявило результат четвертого заезда в Хайели, и безучастно отметил, что лошадь по кличке Карабали принесла по сорок восемь долларов и шестьдесят центов за двухдолларовое вложение. Он почти забыл этот лишь наполовину осевший в памяти факт, когда зазвонил телефон.
Он ответил, и ворчливый голос произнес в трубку:
— Можете забирать их. Те чертовы пять штук, что вы получили на Карабали.
Мистер Партридж издал некие звуки.
— Что мне с ними делать? — продолжал голос. — Хотите забрать сегодня или...
Мистер Партридж невероятно быстро просчитывал что-то в уме.
— Оставьте их пока на моем счете, — твердо сказал он. — О, и... Боюсь, я забыл ваш номер телефона.
— Тринити-2897. Еще планы?
— Не сейчас. Дам вам знать.
Мистер Партридж положил трубку и налил себе выпить. Опустошив бокал, он подошел к машине и отправился на два часа назад. Он вернулся к телефону, набрал TR-2897 и сказал:
— Я хочу сделать ставку на четвертый заезд в Хайели.
— И кто вы? — сказал тот же голос.
— Партридж. Харрисон Партридж.
— Слушай, братишка. Я не принимаю ставки по телефону, пока не увижу наличные, ясно?
Мистер Партридж поспешно пересмотрел свои намерения. В результате последующие полчаса были столь же наполнены действием, как и финальный этап его великого плана. Он узнал про счета для ставок, выяснил адрес букмекера, бросился в свой банк и забрал внушительную сумму в пятьсот долларов, которую смог сэкономить, открыл счет и сделал ставку в двести долларов, не вызвавшую никакой реакции, кроме ужасно плохо скрытой насмешки.
Затем он предпринял долгую прогулку, обдумывая эту проблему. Он вспомнил, как читал в каком-то журнале, что нельзя использовать полученное в будущем знание об исходе гонок, чтобы упрочить свое состояние, поскольку, вмешиваясь в свою ставку, вы изменяете шансы, а значит, и будущее. Но он не черпал из будущего, он возвращался в прошлое. Вероятность того, что он слышал, зависела от того, что он уже сделал. С его субъективной точки зрения, он узнал результат своих действий до того, как предпринял их. Но в объективном мире физического пространства и времени он вполне нормально и корректно выполнял эти действия до того, как они принесли результаты.
