– Браво! Это было так прекрасно! – воскликнул старик Боромей, когда Рене со своей привычной скромностью поклонилась публике.

– Да, мадам Рене, спасибо, это было так трогательно! – добавила Жасент. – Я словно побывала на небесах!

– Черт возьми! – расхохотался Жактанс. – Так вот ты где отхватила мужа небесной красоты!

Артемиз, делая вид, что возмущена, легонько ударила супруга по руке. Их малышка от этого проснулась и стала требовать грудь. Пользуясь всеобщим весельем и шумом поздравлений, Шамплен тихонько вышел. Он вошел в кладовую и зажег приделанную к стене лампу. «Только бы Жасент осталась довольна! – подумал он, охваченный сомнениями по поводу того, достаточно ли его подарок удачен. – Эх, ладно, я сразу увижу, понравился ли он ей. Моя старшая не умеет скрывать своих эмоций!»

Он кое-что забрал из кладовой и бесшумно вернулся в кухню. Альберта с нежностью посмотрела на супруга.

– Жасент, твой отец хотел вручить тебе подарок, который прячет сейчас под пиджаком. Закрой глаза и протяни руки!

Просьба матери заставила прыснуть со смеху всех тех, кто знал о сюрпризе. Невеста послушно повиновалась. Жасент почувствовала, как на ее ладони опускается что-то теплое, неспокойное и покрытое шерстью, – она поспешила открыть глаза.

– Ах, папа! – восторженно воскликнула она, увидев крохотного черно-белого щенка, который тут же стал лизать ее запястья. – Ты не мог доставить мне большего удовольствия, папа!

Сдерживая слезы радости, она потерлась своим носом о мордочку щенка, затем прижала его к груди. Он тут же принялся покусывать перламутровую пуговицу на ее платье.

– Да перестань же, глупое ты создание! – пожурила щенка Сидони.

Испугавшись повелительного тона девушки, животное клубочком свернулось на коленях своей новой хозяйки.

– Он очарователен! – восхищался Пьер, знавший о подарке Шамплена ранее. – Я уже выяснил, что когда он вырастет, то будет не больше ягненка… или скорее крупного ягненка примерно месяца от роду.

Не в силах ответить, Жасент поднялась со стула. В руке она держала драгоценный подарок, и на лице у нее была написана детская радость. Не в силах сдерживать нахлынувшие эмоции, она подошла к отцу:

– Спасибо, папа, спасибо!

Со стороны могло показаться, что отец поправляет выбившуюся у нее прядь волос, однако на самом деле он пальцем провел по шраму на лбу Жасент, шраму, виной которому был он сам, когда в порыве ярости избавился от выводка щенков.

– Я должен был это сделать, – прошептал он, обнимая дочь. Это было проявлением отцовской нежности, которую Шамплен не мог позволить себе на протяжении двадцати трех лет. – Если Эмма видит нас оттуда, с неба, то, должно быть, радуется. Перед каждым твоим днем рождения она изводила меня просьбами о том, чтобы я подарил тебе щенка.

Жасент разрыдалась. Она отдала бы многое, чтобы вновь увидеть свою сестренку здесь, вместе со всеми, живую и радостную. Главным образом, живую.

Боромей поспешно взялся за аккордеон и стал наигрывать вальс.

– Довольно слез, давайте танцевать! – воскликнула Сидони, так же растроганная, как и ее сестра. – Жактанс, Журден, помогите мне. Пододвинем стол к буфету. Пьер, закружи свою супругу в вальсе!

Молодой человек повиновался. Альберта взяла на руки щенка и принялась его ласкать, чем вызвала насмешки Артемиз и зависть у троих ее мальчишек. Тем временем гости восхищались пышной развевающейся медового цвета юбкой невесты, порхающей по паркетному полу. Фердинанд хлопал в ладоши, Матильда отбивала ритм ногой, Рене и Франк забыли о том, что собирались уходить.

– Танцуй, папа, пригласи маму! – кричала Сидони, грациозно двигаясь в такт своему жениху, превосходному партнеру.

Никто не слышал того, как по крыше стучит дождь и стекают капли воды, никто не слышал, как над озером бушует северо-восточный ветер, как в его ледяных когтях рождаются высокие сварливые волны. Наступала осень, за которой последует суровая квебекская зима.

Наступил момент, которого новобрачные не могли дождаться. Лежа под белоснежными простынями, приятно пахнущими мылом, они наслаждались близостью друг друга. От ночника исходил теплый розоватый свет.

– Наконец мы дома, любовь моя, – нежно произнесла Жасент. – Буря кончилась, она была совсем незначительной. Но даже если все еще идет дождь, с тобой я чувствую себя в безопасности.

– Я в раю, – произнес Пьер, уткнувшись своей темноволосой головой в широкую подушку.

Щенок спал у их ног, временами поскуливая, умиляя тем самым новобрачных.

– Строгий муж сказал бы, что животному здесь не место, – пошутила она.

– Я никогда не буду строгим мужем. Я усвоил урок. Чтобы завоевать самую красивую девушку в округе, нужно позволить ей поступать, как ей заблагорассудится… Не правда ли, медсестра Дебьен?

– Боже милостивый, ты прав, мне нужно сменить фамилию!

Они рассмеялись, затем обменялись поцелуями. Они не требовали от жизни ничего большего, чем счастья быть супругами и спать в стенах дома, который постепенно станет их семейным очагом. Жасент не захотела ничего слушать о свадебном путешествии, пусть даже коротком. Дедушка хотел подарить ей поездку к знаменитому Ниагарскому водопаду, но она отказалась от его предложения.

– Это очень мило, дедушка, но сохрани свои сбережения для чего-то более важного, – ответила она Фердинанду. – Хоть нас с Пьером и нельзя назвать экономными, все же мы не должны неразумно расточать деньги. Я не хочу, чтобы тебе или родителям пришлось тратиться на меня.

Ее пожелание было услышано, и свадьба не сильно ударила по карману их с Пьером родных. Жасент чувствовала, как ее охватывает ощущение полноты счастья и одновременно необыкновенной легкости. Они были обручены перед Господом Богом, имели полное право свободно и нежно любить друг друга. Лишь это имело значение. Однако в этот вечер, утомленные долгим праздничным днем, они целомудренно уснули в объятиях друг друга. Под пламенем плотской страсти, навсегда связавшим их друг с другом, таилась великая любовь, исполненная бесконечной нежности.

Пронежившись в постели, Эльфин наконец поднялась. Ей нравилось проводить время у тети Марианны и дяди Герберта, в их возведенном на холмах Шикутими роскошном особняке. Ее обязанности состояли лишь в том, чтобы составлять компанию Фелиции и все время развлекать несчастную кузину.

Несмотря на свой стальной характер, вдова Теодора Мюррея тяжело переживала выпавшее на ее долю испытание. Однако ее родители считали, что дочь выказывает поразительное мужество. Всегда приветливая, она увлеченно посвящала себя своему маленькому сыну. Плакала Фелиция только в ночной тишине, за закрытой дверью своей комнаты.

Даже сюда, в Шикутими, донеслись постыдные слухи о разразившемся скандале, и репутация семьи Делормов, одной из самых зажиточных в городе, была запятнана. Все лето семья провела, укрываясь в этом большом доме. Однообразие дней скрашивали только запланированные заранее визиты Люсьена и Корали, связанные с изысканными ужинами под сенью огромной липы, окутанной ароматами розовых кустов. Иногда по четвергам, когда Делормы приглашали своих состоятельных родственников, их навещал и Валлас. Люди высшего общества тактично соблюдали приличия, танцевали, стараясь избегать неделикатных озабоченных взглядов в сторону Фелиции – несчастной жертвы дела Мюррея, как писали заголовки газет.

Но в этот четверг Валлас приехал без предупреждения. Гувернантка провела его в столовую, где Эльфин, сидя за столом в атласной розовой пижаме, медленно покусывала намазанный апельсиновым повидлом тост.

– Ну здравствуй, сестренка! – приветливо сказал он. – Совершенствуешься в искусстве долгого сна? Уже почти полдень! Явись я немногим раньше, то, сдается мне, я застал бы тебя еще в постели!

Он поцеловал ее в лоб и присел рядом.