Разведчики-рядовые были одинаково молоды – лет 18-19 и выбраны вахмистром за выносливость и цепкость.

Один - чернявый, быстрый и жилистый как ящерка, с неподвижным и маловыразительным лицом, Карл Лацис, отлично показал себя в этом походе как скалолаз, хотя ранее гор практически не видел. Был исполнительным, но безынициативным и слегка туповатым.

Больца при общении с ним не отпускало впечатление, что Лацис специально прикидывается дурачком - ну не может человек, столь быстрый в движениях, быть тугодумом. И именно Лацис первым сорвался в истерику, моментально поняв весь ужас ситуации, в которой оказалась горстка разведчиков.

Второй – крепыш по имени Оскар Дра – был похож на мячик: такой же подвижный, тугой и кругленький.

Оскар был буквально влюблен в своего героического вахмистра, а уж его отца - легендарного "Сотника" Стребена – почитал как фигуру божественную. Поэтому взирал на Больца своими светло-серыми глазами с истинным обожанием и приоткрытым ртом, а приказания бросался исполнять вприпрыжку.

***

Больцу совсем не хотелось вступать в спор со старшиной Бэсиером, но если сейчас поступиться авторитетом, то маленькая группка бойцов может полностью утратить управляемость. А это – смерть для всех.

Осуществить дерзкий замысел, который только начал оформляться в голове Больца, группа еще могла. Одиночка был обречен на гибель. И поэтому позволить группе расколоться было категорически нельзя.

В училище не преподавали такие предметы, но Больц это чувствовал. Именно это чутье – на превращение коллектива в единый организм – и называют «командирской жилкой». А вовсе не командный голос, выправку и желание отдавать приказы.

Здесь и сейчас, вдали от Империи и на шаг от смерти, традиционная субординация ничего не стоила, и личный авторитет старшины мог перевесить лейтенантские погоны Больца. Но у вахмистра были еще знания и умения. И вот это надо было доказать сейчас, раз и навсегда.

- Нет, старшина, - голос Больца остался спокойным. - Мы не пойдем к побережью. Это бессмысленно. Корабли, идущие из Дерзкого в ближайшие порты Империи, берут с собой воды на три-четыре месяца. До самых границ Империи нет ни одной бухты, ни одной якорной стоянки. Отвесные скалы обрываются сразу в бездну, до дна которой не достают якоря...

- Откуда Вы это знаете, лейтенант? - в словах старшины не звучало желания спорить, и Больц слегка успокоился.

- Так рассказывают купцы.

- Вы сами разговаривали с ними?

- Разговаривал. Но благодаря батюшке моему, воспитателем у меня и у братьев был такой южный купец. Не угодил он своему шейху, и спасти свою жизнь смог, только скрывшись в Империи. Учил он нас сложению цифр, южным наречиям и знанию Мира, другими словами – купеческим маршрутам. Так вот, по его словам маршрут водный в Империю считается более безопасным, но долгим. Самый рисковый переход – от Дерзкого до имперских портов. Именно потому, что нет ни одной гавани, а коварные шквалы могут внезапно бросить на скалы слишком приблизившийся корабль. Путь через Степь чуть ли не втрое быстрее, но труднее и рисковее: убивающий зной, жажда, песчаные бури, степные твари, капризные духи Степи, проводники, которым надо подчиняться беспрекословно... Поэтому к побережью мы не пойдем – сесть там на корабль не получится. Да и пересечь самые высокие хребты, боюсь, мы не сможем. Возвращаться в сторону Северного прохода опасно – там Степь населена гуще, там степняки патрулируют горы. Мы пойдем в Дерзкий, и будем пытаться попасть на корабль, идущий в Империю.

- Есть план, вахмистр?

- Пока только наброски.

- Это хорошо. Командуйте, вахмистр. Из всех нас только вы знаете горы...

***

Утром Больц огорошил своих спутников.

- В пути будем учить южное наречие!

На все удивленные и скептические возражения ответил один раз.

- В Дерзком имперский – это язык рабов! Вы хотите войти туда рабами? Нам не нужно разговаривать, как жрецы или законники. И даже как купцы. Мы – матросы, трюмная плесень. А нормальный матрос, даже когда говорит в таверне «Налей мне кружку пива», то половина слов у него ругательства. Как и нормальный солдат. Нормальный матрос на берегу обычно пьян – как и солдат в увольнительной. Его желания просты, а речи коротки. Вот и мы в первую очередь будем ругаться. Первая фраза примерно соответствует «Ах ты ж, бл@дь, еб@ный в рот, что за пиво!». Это звучит так…

Старшина рассмеялся.

- Хорошего же наставника нашел вам батюшка!

- Хорошего, - кивнул Больц. – Он учил нас честно. Уже когда он поселился в нашем доме, его шейх присылал наемных убийц. Но дом «Сотника» Стребена – не таверна у рынка. Наемники умерли, а Тарион нынче наставляет моего младшего брата. Он ценит защиту, которую дает ему семья Стребен. И учит на совесть. А еще он любил рассказывать историю о хитрой кошке. Знаете?

- Нет, вахмистр... Про кошек много разных историй...

- Гонится кошка за мышью – а та, раз, и нырнула в норку. Кошка села у норки и ...запела соловьем. Удивленная мышь высунулась из норки, была поймана и съедена. Сытая кошка умывается и мурчит: «Прррррава была моя мммматушка, когда говорила – учи, деточка, языки иноземные, всегда сыта будешь...»

Бойцы рассмеялись.

- Тарион говорил, что смерда всегда можно опознать по сквернословию, как образованного человека – по владению высоким искусством оскорбления. Нам нужно выглядеть тупыми пьяными матросами. Тупая пьянь вызывает меньше подозрений, даже если ляпнет что-то невпопад. Это же тупая пьянь. Поэтому разговаривать нам придется в основном ругательствами. А их не так уж и много. Запоминайте... На полуденном привале я дам вам следующую фразу.

Глава 2. Горные долины

Дни пути постепенно складывались в недели, недели незаметно начали складываться в месяцы. Хотя точно сказать, какой нынче день, никто из четверых сейчас не смог бы.

Разве что Больц - но и ему для этого пришлось бы призвать на помощь дневник, где он поначалу пытался набрасывать кроки маршрута, пройденного за день. Пока в дневнике оставались свободные листы. Последнюю запись Больц сделал шесть дней назад. Или семь? Дни были так похожи один на другой, мелкие долинки у пограничного хребта не баловали разнообразием видов: видел одну - видел все сразу.

Больц настоял на своем, и результаты были поистине удивительными – большинство фраз, которыми путники обменивались на ходу или при разбивке лагеря, звучали теперь на южном наречии. Действительно, не так уж много слов надо, чтобы говорить о повседневном.

Шли не торопясь, но аккуратно, присматриваясь по возможности к следам и приметам, но – хвала Единому! – следов людей не встречалось.

Заблудиться они не боялись. Главный ориентир – Степь – неотрывно напоминал о себе по правую руку. Иногда, когда позволял более-менее пологий подъем, поднимались на хребет и оглядывали Степь.Степь была велика, безгранична и безлюдна. Хотелось бы сказать «и безжизненна», но кто знает, что за твари могут таиться под толщей коварных песков!

Периодически охотились.

Несколько раз удавалось подстрелить горного козла, чаще – птиц. Не деликатес, но никто не привередничал. Одна проблема – соль закончилась совсем. Про хлеб уж давно не вспоминали, но без соли стало совсем туго...

***

Эта долина была самой зеленой и обширной из тех, что они пересекали.

Вид, который открылся с перевала, привлекал густой зеленью деревьев далеко внизу. Настоящих деревьев, а не низкорослого высокогорного подлеска. А еще - среди деревьев блеснуло зеркальце маленького озерца. Путникам показалось, что перед ними маленький филиал рая.

- Может, сделаем дневку, вахмистр? - спросил вставший рядом с лейтенантом старшина Бэсиер. - Надо бы постираться, да и просто дать роздыху ногам.

- Может быть, старшина, может быть, - задумчиво отвечал Больц, внимательно изучая в зрительную трубу долину.