— А давай! Пока всё довольно легко. Я – Юрьевич. К чаю, смотря к сладкому или нет. Если чай сладкий, то лучше всего, ммм, ну как объяснить. Знаешь, есть такие для бутербродов? Мелко рубленная соленая рыба, намазать на хлеб и есть. А если к несладкому, то ничего лучше слоёного торта не бывает. Музыку сейчас мало слушаю, радио. А учился пока, любил русский рок потяжелее. “Коррозия металла”, не шокирует? В одиночестве всё люблю. Я же живу один. Поэтому один читаю, один смотрю хоккей, один ужинаю. Когда буду жить не один, наверное, буду любить делать в одиночестве то, что тебе не очень будет нравится. Например, слушать “Коррозию металла”. Зачем тебя этим мучить?

Слушая ответы и прикрыв лицо руками, Лера смеялась.

— Слава, ну нельзя же так! Наедине я предаюсь самобичеванию и поиску смыслов, а с тобой все это перестает иметь значение! И я перестаю сомневаться! "Коррозия металла", гхм, чудесный выбор!

— О, только не это. Если я когда-нибудь посчитаю, что тебе необходимо посамобичеваться, я сообщу тебе об этом и буду с умным видом слушать твои сомнения и рассуждения об этом. Но точно не сейчас.

Слава тоже коротко рассмеялся.

— Моя очередь. Не буду спрашивать про отношения, ни к чему это. А вот что бы ты делала, сидя одна в простой советской квартире, когда нет телефона, интернета, а за окном осенний скучный город, в котором ты уже везде была? А на календаре семидесятые.

Она покачала головой.

— Тааак, семидесятые? Геометрия, минимализм и интеллектуалы в огромных очках? — Лера задумалась, подперев щеку. — Библиотека! Это же Железогорск. Жемчужина промышленности и просвещенного пролетариата. Я бы сидела с заумной книжкой, возможно с Прустом. Или, не знаю, дошел бы сюда запрещенный самиздат? А вечером пришли бы друзья, мы говорили бы о философии и немного о Ленке из бухгалтерии, потому что у нее отпадные сапоги.

Она перестала смеяться.

— Они бы ушли за полночь, оставив прокуренную кухню и пустые чашки. А со мной остался бы кто-то, похожий на тебя. Мы бы сидели в темноте на диване, немного говорили о поэзии, о новых технологиях выплавки или просто молчали, а я бы думала как тебе не идут эти дурацкие бакенбарды...

Парень взял в руки чашку.

— Значит, мы были бы диссидентами или что-то около того? Держал я как-то в руках самиздат. Лист А4, пишущая машинка через копирки. Есть некоторая романтика даже сейчас, когда стало проще достать что угодно. А бакенбарды – отличная идея. Внести черту в образ, так сказать, чтобы у тебя всегда был повод чуть-чуть ворчать на меня. Твоя очередь, если ещё играем!

— Почему сразу диссидентами? Обычной любопытствующей молодежью, инженерами, к примеру, пытающейся сделать вид, что разбирается во всем. Впрочем, тут два больших “но”. В нашем возрасте и в семидесятых мы бы жили с родителями и даже с парочкой очаровательных карапузов.

"И я бы не разговаривала о Вольтере или Бродском, а строгала сморщенную картошку в кастрюлю супа."

— Совершенно не обязательно. Но хотя я в те годы не жил. Да и сейчас множество людей живут именно так. И заметь, я не говорил, что ты ворчишь, просто девушкам это иногда необходимо. Было бы чудесно, если тебе нет, но если да – выбери очевидный и не очень важный повод.

Лера вздохнула.

— Я постараюсь меньше ворчать. Продолжаем, еще один вопрос... Если бы тебе прямо сейчас сказали "Вячеслав, вот билеты, собирай вещи", что там было бы написано? Какое направление?

—Продолжаем. Знаешь, если бы ты спросила меня об этом две недели назад, то однозначно Буэнос-Айрес. Именно там начинаются экспедиции в Антарктику. Я бы вполне сгодился рабочим или младшим научным сотрудником. Кстати, не хочешь? Романтика, льды. Полгода? Я до того себе говорил, что мечта должна остаться мечтой, но ты изменила моё отношение к миру. Поэтому, наверное, и сейчас. Хотя меня бы устроило место 16В в любой аэропорт мира, если место 16А забронировано на некую Валерию Серову.

— О, я совсем не ангел. Тебе предоставится возможность в этом убедиться. Как бы не пожалеть, — улыбнулась Лера, — за полгода во льдах. Надо только подумать, чем бы я могла заниматься, чтобы у меня не оставалось сил ворчать на тебя. К примеру фотографировать пингвинов. Или вязать толстые носки всем участникам экспедиции.

Она протянула руку через стол ладонью вверх.

— Спасибо, Слав. Пусть все это может закончиться плохо и в один момент, но сейчас хорошо. Может же людям побыть немножко хорошо? Завтра я улетаю. Самолет *инск–Москва. У нас обоих есть определенные обязательства, которые необходимо закрыть перед отъездом в Аргентину и Антарктиду. Но сейчас... побудь со мной еще? Я хочу, чтобы ты мне рассказал... неважно о чем, ты обо всем говоришь так... разжигаешь огонь.

Он взял её руку в большую ладонь.

— Значит, Аргентина? Надо загранпаспорт тогда получить, что ли. Я буду с тобой столько, сколько это будет возможно. Несомненно. О чём тебе рассказать? У меня ведь всё такое... Обыкновенное. Детство у меня было счастливое, потом я пошёл в школу. Огоньков, к доске. Опять ничего не выучил? Как тебе может быть неинтересно правление Ивана Грозного? Потом техникум, учеба интереснее, гулянки подольше, сколько времени и сил оставлено разной суете. Потом... Слушай, ну я ведь так долго могу всякую ерунду нести. Хотя бы примерно скажи, чтобы тебе интересно было, а?

— Правление Ивана Грозного? Почему нет? И про твоих родителей. И про то как ты проводил летние каникулы. И про то как учился водить машину. И... Я тебе кое-что должна.

Лера посмотрела на Славу спокойно и выжидательно.

— Скромный поцелуй для скромного сталевара. А уж расставить очередность событий ты должен сам.

— Про Грозного Янкель хорошо сказал. Знаю только, что он кошек в окно швырял, а больше не запомнил.

Слава встретил взгляд Леры.

— Я выбираю скромный поцелуй до долгого монолога. Мир штука странная, и если, пока я говорю, кто-то приедет и начнёт тебе мешать сделать это – я себя не прощу. А потом я могу говорить хоть до утра. Или до самолёта. Или даже в самолёте.

Он встал рядом с Лерой, совсем рядом. Так близко, что можно услышать стук сердца отбивающего ритм. Очевидно что-то из “Коррозии металла”. Она положила руки ему на плечи.

— До утра? — она насмешливо подняла брови. — Я запомню...

***

— Ты не можешь поехать со мной. Вернее я не могу требовать от тебя таких жертв.

Они сидели в машине и ее руки прятались в его. После обеда прошло уже два часа и Лере было совершенно необходимо появиться на заводе.

— У тебя любимая работа. И как бы я ни была хороша, — Лера улыбнулась, — нечестно устраивать тебе неприятности. Надеюсь, что их не будет.

— Не могу. Но не поэтому. Нельзя отвлекать тебя от дел. Которых у тебя, подозреваю, много. И ведь в Антарктике нет заводов. И не будет никогда, пока действует конвенция, какая там, я забыл. Неважно. Но мы примем решение коллегиально. Вдруг ты не захочешь быть женой полярника или менеджера, а именно вот конкретно сталевар тебя радует. Завтра я выходной. Тебя отвезти в аэропорт, или ты летишь с отцом, и тебя везёт водитель?

— Нет, он остается здесь. В понедельник приедет ваш гендиректор. В общем... важные дела важных дяденек. Хорошо, что мы не они.

Она нахмурилась.

— До *инска три часа. А у тебя... ночная смена? Нужно выехать примерно в девять утра. Командировочное и отзыв мне подпишут уже сегодня. Три часа, Слава, туда и три обратно.

Она забрала руку и погладила его по щеке.

— Я очень хочу, чтобы ты меня отвез. Но время... И если ночная, то ты без сна...

— Завтра не ночная. Сегодня отсыпной, завтра выходной, послезавтра в день. Так я буду три часа ехать с тобой, три часа просто ехать. А если не повезу — буду сидеть дома и ворчать на себя за то, что не поехал. А ворчать на меня можешь только ты, разве не так? Я заеду в посёлок.