Не прошло и минуты, как набережная была заявлена десятками трупов, а также стонущими, либо дико воюющими ранеными. Естественно, тушить пожары в таких нескольких условиях было очень проблематично.

— Стенк, твою мать! Гони сюда своих пидармотов! — раздался рёв командира морпехов ОАСМ капитана Балгена, который орал на комроты ополченцев-лучников, — всем, сука, к бою!

В это время к пристани прибежали четыре полуголых человека. Несмотря на еле прикрытую наготу, эти люди были густо обвешаны патронташами и сжимали в руках карабины. Следом, на своём деревянном рикше, примчался Чарли Блек.

Ты уже видимо догадался, что этой четвёркой были: инспектор Карфрэ, инспектор Уэсбер, сержант Каннинг и рядовой Дональд. Штатовцы рассредоточились на местности и открыли огонь из-за укрытий. Одноногий морпех спешился и укрылся за своим рикшей, используя последнего, как подставку для карабина.

Грохот выстрелов карабинов окончательно вогнал гражданских в ужас, и они с воплями разбежались кто куда.

Одна из пуль угодила мичману в грудь.

— Козёл! — крикнул Дубина.

— Сам козёл! — отозвался Чарли Блек и выстрелил ещё раз.

Вторая пуля тоже прилетела в грудь командира корабля. Разглядывая два пулевых отверстия, испортивших шикарную русалку на груди, Дубина обиделся:

— Помесь ты мазутная павиана с килькой! Абордажный лом тебе в сраку!

— Что, не нравится, гальюнный плавунец! Ща, тебе в бубен залеплю! — весело хохотнул одно-древо-ногий моряк.

— Эй, на носу, не спать! Задрушлатить мне эту падлу!

Капрал Бефар первым рванул свой тугой лук. Следом пропели тетивы ещё пяти луков. Утыканный стрелами деревянный рикша стоял и лыбился, как параша. Блеку теперь стало не до стрельбы.

Лемминкайнен, забравшись на башню, не без интереса наблюдал за происходящим. В ситуацию вмешиваться он был не намерен. Глашатого Чуди интересовали возможности сторон, и он жалел только об одном, что не с кем заключить пари.

— Эй, инвалиды, вперёд марш! Членоносцы — прикрывать стрелков! Шевелись, ублюдки! — драл горло начальник гарнизона.

Всё-таки капитан Балген смог организовать своих морпехов, и находящихся в его оперативном подчинении ополченцев-лучников. Щитоносцы (коих капитан обозвал членоносцами) развернулись широким фронтом и двинулись к пристани.

— Стоять! — рявкнул лейтенант Стенк, — поджигай! Бей!

Сотня горящих стрел рванула вверх. Красиво пролетев по высокой дуге, рукотворные огненные кометы с шипением вошли в воду, не долетев до «Дуболома».

— Сука, ёбанный ветер! Всем — тридцать шагов вперёд! — гаркнул лейтенант.

— Эй, сосновый балласт! Оставьте впечатлений сухопутным крысам! — прогремел Дубина.

Лучники Бефара перенесли шквальный огонь на надвигающегося противника. Тяжёлые стрелы дуболомов прошивали щиты насквозь. Кому-то из щитоносцев пробило руку, кому-то стрела вонзилась в грудь (хоть и не смертельно, но больно). Строй распался. Свирепым корабельным пехотинцам только этого и надо было — полдюжины бойцов рухнули, пробитые стрелами. Пращники тоже вели шквальный, беспокоящий огонь — попасть с такого расстояния они не могли (ну разве что случайно), но суеты добавляли.

— В строй, уроды! В стой, сука! — взревел капитан Балген.

Штатовцы, уже не скрываясь, палили из карабинов. Однако дуболомы не обращали внимания, как и на те пули, что со свистом пролетали мимо, так и на те, что впивались в корабль, либо в их деревянную плоть.

Тем временем, на подмогу атакующей группе бросились оставшиеся морпехи. Кто-то из них тащил снятые двери, кто-то оконные наличники, кто-то доски, кто-то всевозможные корыта и прочую дребедень, которую можно было использовать, как укрытие.

Видя, что теперь пробить строй одними только стрелами будет проблематично, мичман рявкнул:

— Поднять якоря! Первая смена — на вёсла! Остальным — к бою! Идём на абордаж!

— На абордаж!!! — взвыли дуболомы.

— Всем назад! Занять ближние здания! Шевелись, шевелись, сукины дети! — блажил капитан Балген.

«Дуболом» снялся с якоря и направился к берегу. Набрав ход, боевая ладья внезапно отвернула от намеченного курса и стала разворачиваться. Совершив разворот по большому радиусу, «Дуболом» лёг на обратный курс.

Верфь и прилегающие постройки яростно полыхали, выбрасывая вверх снопы искр. Стоявшие на корме лучники дали последний навесной залп через пламя горящей верфи.

— Эй, а как же абордаж?! — прокричал храбрый лейтенант Стенк.

— Крысы сухопутные, да, что вы понимаете в военно-морском юморе! Дрисня вы трюмная под солидолом!

— Эй, чмошники, ещё увидимся! — весело хохотнул капрал Бефар.

— Йохайды! — гаркнул мичман Дубина.

— ЙОХАЙДЫ!!! — рявкнули в ответ деревянные матросы.

Ну что, дружище, посмотрим, что там в замке у шефа?

— Что насупился, Толстожопый? Скучаешь по Повелителю?

— А ты не скучаешь?

— Эх… Вся душа изболелась, я-не-я.

— Тебе обидно?

— Ну… Батяне, конечно же, виднее, где нас использовать… Но правда обидно, Толстожопый. Карфакс этот… Не, парень он правильный, но вот не наш, скажи же, Толстожопый, не наш?

— А вот скажу, Чумадан, скажу, — сидя на толстой жопе, медведь с чувством рубанул лапой, — не наш он! Не наш!

Забравшись на верхний ярус, два кореша давно уже перестали наблюдать за жалкими потугами дуболомов штурмовать Замок Гуррикапа (ну или просто — Замок) и увлеклись беседой.

— Вот и я про то же, Толстожопый! Ну он конечно же летает гораздо лучше, чем я. Тут никто не спорит. Вот только я за Батяню любому пасть порву, а за Карфакса я такого не скажу. Не уверен я в нём! Вот в тебе, Толстожопый, уверен, а в нём нет! Да у него же по глазам видно, что мы все ему чужие. Поэтому, какой толк с того, что он лучше летает — если он чужой? Да, Крокодрон так высоко не порхает. Зато Крокодрон надёжен, как лом! Эх, знал бы ты, Толстожопый, нас с Батяней в таком молотило — тебе и не снилось…

При этих словах у Топотуна отвисла чавкалка и глаза полезли из орбит. Поняв, что сморозил ерунду, птерокодил начал мазаться:

— Ну это, братан, признаю — погнал я чутка.

— Херасе, чутка?! Не снилось мне… Да это нас с Повелителем молотило в таком, что тебе и не снилось, Летучий Чумадан!

— Ну ладно, братан, извини! Конечно — тебя тоже молотило — мама не горюй! И тебя молотило, и меня, и Шпингалета, и Гамоку…