Взгляд обратно на Алексея он всё же перевёл.

— Вечер. Что это?

День у Алексея в отличии от Павла выдался совсем не монотонным. Бессонная ночь вонзила тупую спицу в затылок и как за рыболовный крючок подсекала его усталый мозг. Но эта же ночь принесла с собой спасительную мысль, которая вытащила его из глубин самоуничижений. Он должен вернуть Павлу то, чего его лишил! И извиниться тем и за выстрел в сердце, и за пресловутый ковш с водой. Пришедшая в его голову мысль требовала немало денег, а денег у него можно сказать и не было. С унынием Алексей подумал о возможности занять у сослуживцев. Денег бы ему скорее всего дали, да и нужная сумма была небольшой, но выслушать бы пришлось всякое. И без возможности ответить как следует великодушному дарителю. Какие-то несколько минут Алексей думал, что у него вовсе ничего не выйдет, но когда он в очередной раз глянул, сколько у него оставалось времени до вечера, в голову пришла спасительная мысль. Часы! Те самые, отцовские, которые так приятно оттягивали ладонь. И которые были дарены ему отцом, когда он из юного курсанта стал гордым от собственного счастья прапорщиком.

Часы были его гордостью и признанием отца. Их механизм работал безукоризненно точно, а сами они тяготили ладонь и ясно и чётко отрезали очередную секунду бытия.

Алексей помедлил. Вряд ли бы отец одобрил то, что он собирался сделать на деньги, вырученные благодаря этим часам. Точно бы не одобрил. Да и сами часы драгоценный подарок. Алексей вздохнул, за всё приходится платить, и за свои прегрешения плата не может быть излишне высокой. Остальное заняло совсем недолго времени. Зайти заложить часы к ювелиру, а потом успеть добраться до дома раньше Павла. И пытаться избавиться от нервного напряжения, снова уйдя с головой в проблемы французских барышень, графов и благородных разбойников. Оставалось только надеяться, что этим он не порвет окончательно все отношения с Павлом.

Глава 23. Любимый сын

Сюрпризы Павел не любил, это он мог сказать однозначно. Более того, после всего случившегося он их прямо сказать возненавидел, потому и на свёрток смотрел с недоверием. Кто ему с уверенностью скажет, что там? Веры Алексею не было. Тот одной рукой гладит — второй бьёт. Алексей перед ним с силой растёр глаза кулаками и посмотрел на него. Глаза и правда были воспалёнными, опухли на соединениях век, мелкие капилляры красной сеткой обвили склеры. Павел подмечал это, почти не предпринимая никаких усилий. Привычное дело. Угрозы, кажется, не было. Как и веры.

Пальцы Алексея легли на переносицу и с силой сжали. Голос был… Голос Павлу не понравился. Слишком уж выразительный.

— Возможно, тебе будет нужно.

Нужно? Павел хмыкнул. Странно это, но сверток он взял. Развернул мягкий чистый платок, на ладонь упал медальон. Серебряный. Небольшой, шириной в два пальца, мягкой овальной формы и с чернением по краям. Вряд ли очень дорогой, но сделанный вполне крепко. Павел щёлкнул крышкой. Провернул его в пальцах, не тяжелый, но и не лёгкий, в самый раз. С цепочкой такой длины, чтобы она не мешала под рубашкой. Павел перебрал звенья цепи в пальцах.

— Зачем?..

Алексей хотел знать, как Павел отреагирует, щурился неловко, но уставшее от недосыпа зрение расплывалось и смазывалось. Ничего разглядеть не получалось, только тёмные глаза, взгляд которых словно упирался в него двумя дулами. Алексей сдался что-либо прочитать на этом бесстрастном лице. Сонливость мешала подобрать правильные слова, подготовленная извинительная речь терялась и истлевала в сонной усталости, поэтому он сказал как есть. Излишне просто и прямо.

— На тебя слишком многое свалилось в последнее время, думал, отвлечет.

Медальон приятно холодил пальцы. Павел хмыкнул, провернул его ещё раз и убрал в личные вещи. На дно вещевого мешка. Позже нужно будет спокойно обдумать случившееся, но пока он решил принять подарок, если это можно было так назвать.

Плечи Алексея опали враз, словно из него вытащили невидимою опору. Стоило ему понять, что его подарок приняли, как поддерживающее напряжение исчезло, и усталость навалилась с новой силой. Алексея резко тряхнул головой, сбрасывая сон.

Павел вытянул табурет из-под стола и сел напротив.

— Как твои переводы?

— М? — прозвучало сонно. — Всё хорошо. Осталась пара страниц, и можно будет нести на оценку редактору. Как раз успею к утру.

— Носом дописывать будешь?

Алексей на несколько секунд откровенно подвис, смотря на него тупым бараньим взглядом, пока, наконец, не моргнул и не ответил:

— Сейчас пройдусь, освежу голову и допишу.

Растер лицо уже двумя руками. Встал и дошел до входной двери, слепо сунул руку в пальто. Павел проводил его неровную походку молчаливым взглядом.

Алексей успел надеть пальто, сумел застегнуть его, не перепутав петли с пуговицами, и взяться за дверную ручку, как привалился лбом к двери. Выпал из жизни на краткий срок.

Обморок что ли? Павел немного приподнялся с табурета и направился было в его сторону, как Алексей выдохнул, опёрся о дверной косяк и поднял к нему голову. Глаза были растерянными.

— Ты чего?

Так ведь может упасть и голову разбить, подумалось Павлу.

Алексей сосредоточил на нём взгляд.

— Шею не сверни. На лестнице.

Заторможенный взгляд переместился с Павла на дверь, и Алексей решительно стал снимать пальто.

Павел согласно кивнул, действительно, лучше не надо.

— Лёг бы ты спать.

Несколько шагов до рукомойника Алексей сделал поспешно, пока сонливость не вернулась, и сунул голову под холодную струю.

— Мне не заплатят, если я не сдам перевод завтра.

— На пару страниц не должно уйти много времени.

Алексей поднял голову. Струйки холодной воды стекали по лицу. Он автоматически подобрал их полотенцем, чтобы не натекли за ворот, и сосредоточился на Павле. Взгляд начал проясняться.

— Да, сейчас сяду и допишу, — и зевнул до хруста в челюсти.

Павел удобно устроился на кровати. Подложил под спину подушку и заодно достал из-под неё припрятанный томик какой-то французской непотребщины — почитать перед сном. Раскрыл его на заложенном месте и погрузился в чтение. Порой хотелось прокомментировать и поделиться особо интересными местами, но холодная вода в буквальном смысле охладила отношения между ними.

Разносился по комнате усердный скрип пера, такой, будто Алексей намеревался проскрести им все листы до столешницы. Опаленный фитиль свечи, который он забывал поправлять, движимый возникшим из-за щелей в стенах сквозняком так и норовил упасть на ровные строки уже проделанного перевода. Пара отмеченных мест остались неуточненными и теперь зияли укоризненными пропусками. Алексей глянул на пока что неспящего Павла. Интересно, во что он так погружён? В очередной французский роман низкого пошиба? Алексей в очередной раз зевнул до слез в глазах и всё же решился спросить:

— Павел, могу ли я тебя отвлечь?

Тот заложил страницы тесёмкой и поднял голову.

— Да?

— Это касается перевода.

Томик был отложен в сторону, кровать негромко скрипнула, и Павел подошел к столу и встал за плечом у Алексея.

— Я не понимаю смысла использования выражения, — на сердце Алексея стало робко радостно, что Павел не подверг его остракизму, вон даже показывает готовность помочь с его проблемой.

Он спешно зашелестел страницами, чтобы показать Павлу оригинальную фразу. Только бы не промедлить излишне, а то тому надоест ждать.

Контекст печатных строк был довольно ясен. Павел подумал о том, что только не пускают в печать, и перевел на непечатный русский, с удовольствием отмечая, как краснеют уши Алексея. Тот снова зачиркал пером и старательно записал перевод. Павел глянул и про себя улыбнулся, что даже так Алексей ухитрялся облагораживать им сказанное. Перевёл ещё пару мест, пока пропуски в тексте не кончились. Удивился скорости того, как быстро Алексей переносит им сказанное в литературную форму, и ровности почерка.