— Спасибо! Не знаю, как и отблагодарить тебя, брат.

Павел пригладился и внимательнее всмотрелся, не топорщится ли где пальто Алексея. Что он ему принес? Орешки, перчатки, книгу? А может снова ту замечательную сметану? Хотя где её здесь достать… Но Алексей не торопился лезть ни в карманы, ни за пазуху и ничего не доставал. Павел немного огорчился. Жаль. В таком случае оставалось только засчитать предыдущие орешки.

А меж тем Алексей смотрел на него и всё думал, как улучить случай и сравнить размеры их рук, но случай в ближайшем времени очевидно не хотел появляться. Алексею пришлось действовать самому. Он снял со своей руки перчатку и протянул обнажённой ладонью вверх.

— Павел, ты мог бы положить свою руку поверх?

Ответный взгляд был полон непонимания. Павел с подозрением осмотрел руку, поколебался, но всё же положил осторожно свою руку ладонью к ладони. Алексей аккуратно сдвинул его кисть к основанию своей и запомнил, докуда доходят пальцы Павла. Ладонь была немного уже, а пальцы короче на длину верхней фаланги.

— Что ты делаешь?

Отвечать не хотелось. Алексей планировал сделать сюрприз и порадовать брата новыми перчатками, которые ловко сядут на его руку, а потому ответ был скупым:

— Да так. Я потом расскажу.

И поспешил перевести тему:

— А как ты научился так хорошо стрелять?

— Хорошо из рогатки в детстве стрелял. Умею прицеливаться, — отнять руку Павел не торопился.

Алексею подумалось о незнакомых занятиях детства. Надо же, из рогатки стрелял.

— Ты невероятно хорошо стреляешь!

Убирать ладонь всё ещё не хотелось. Приятные слова, приятная похвала, но мороз ожёг тыльную сторону, а потому Павел хмыкнул и спрятал руку в карман.

Холодный ветер взамен человеческого тепла почувствовался особенно остро, так что Алексей поторопился натянуть перчатку.

— Я хотел позвать тебя в увольнительную ко мне на квартиру.

Павел думал язвительно спросить, что они будут там делать. Неужто книжки читать? Но чудом удержал себя. Только посмотрел выжидающе.

— У меня скопились чертежи немецкого оружия. Возможно, тебе будет интересно посмотреть?

Павел согласно кивнул. Алексей мог его ждать, он придёт. На чай и чертежи.

Дни в ожидании увольнительной Павла для Алексея тянулись очень медленно. Он успел заказать пошив новых перчаток специально для брата. Пополнил запасы лучшего чёрного чая, который здесь можно было достать, и орехов.

Предупредил хозяйку, сдающую квартиры, что к нему придёт гость и тщательно вымыл и подмёл всё в комнатах. Даже насобирал какого-то сухостоя и поставил в кувшинчик. Теперь из него торчали тонкие прутики с пушистыми на вид, но колючими кисточками. Вспомнилась сирень, и он улыбнулся тому, как тогда был удивлён Павел.

А потом, когда он возвратился в квартиру, забрав заказанные перчатки, хозяйка передала ему серый конверт, подписанный твердой рукой. Острые буквы ясно показывали имя отправителя. Петропавловского Кирилла Александровича.

Глава 10. Чертежи

С отжатой тряпки грязным ручейком вернулась в ведро вода. С глухим шлепком Алексей опустил её на пол и стал тщательно мыть светлые доски. После ножа половицы стали заметно светлее, и теперь оставалось только протереть. Время от времени тряпка цеплялась за заусенцы в стыках плохо пригнанных половиц, и потом приходилось выдёргивать застрявшие нитки. Сочтя результат сносным, Алексей поднялся и прогнулся в пояснице назад, чтобы размять затёкшую за время чистки пола спину. Выпрямился и посмотрел на стол, за которым просидел со склоненной спиной несколько ночей накануне. В тишине и темноте, освещённый лишь свечкой, он делал переводы всех сносок чертежей немецкого огнестрельного оружия. С немецким у него было хуже чем с французским, и то и дело приходилось додумывать, а иногда и оставлять слова как есть, надеясь, что Павел разберёт термины по наитию. Алексей задержал некоторое время взгляд на чертежах, а потом нехотя перевёл его на лежавший рядом конверт. Конверт он до сих пор так и не вскрыл. Как ему отдали его, так и положил на стол. Поступать так с письмом отца было непочтительно, а проявлять слабость перед нехорошими предчувствиями — малодушно, но пару часов отсрочки он себе дал. И вот, стоя один на один с письмом и зная, что дел у него больше нет, он понял, что зря не вскрыл конверт сразу. Нервы за эти пару часов взвинтились чрезвычайно. Алексей удивился сам себе — такое с ним бывало редко, вернее, ровно три раза. Когда его впервые ввели в стены кадетского училища, когда умерла мать и когда он узнал, что у него есть брат. И вот теперь. Нехорошо. И из-за такого пустяка. Скрипнул стул, протестуя против излишне резкого с собой обращения, сухо порвалась бумага конверта. Алексей развернул лист и удобнее устроился за столом. На самом деле удобнее не получилось. Никогда не получалось. Напряжённые плечи, идеально прямая спина, бедра располагались на стуле строго параллельно и под прямым углом к икрам. Обычная поза, которую он принимал при общении с отцом, хотя сам этого не замечал.

Посмотрел на ровные и острые строчки. Перо местами надорвало бумагу. Видимо, отец слишком торопился. Он занятой человек. Воздух медленно прошёл сквозь ноздри, обжигая их холодом, несмотря на то, что в комнате было тепло. Алексей принялся читать.

«18 декабря 18хх года.

Любезный сын мой, Алексей. Здоровье моё в том же неизменно отменном состоянии. Хвала нашему Государю Императору Николаю I Александровичу также прочно моё служебное состояние, что, надеюсь, будет продолжаться и впредь, ибо немало моей крови было пролито на благо Отечества.

Сообщаю тебе, что с Михаилом Белинским всё решено, и ты волен предлагать руку Елизавете. Венчание будет в Москве по настоянию Анастасии Романовны. Деревеньку, что на Куре стоит, тебе отпишу, так что о справке по имущественному состоянию твоему тревоги напрасны.

Ежели возникнет какая надобность в деньгах, вышлю тебе сто рублей почтовыми.

Твой отец, генерал-лейтенант Кирилл Петропавловский.»

Сердце Алексея упало. Тяжело стало на душе. Он чувствовал, что к этому и идут разговоры двух почтенных отцов семейств, но надеялся, что… Что отец всё же прислушается к чувствам дочери. Бедная Лиза, как она теперь будет? Что с ней сделается? Не видать ей больше Володю Емеленко. А тот… А они всё надеялись, что он дослужится до поручика в пару лет, и свадьбу сыграют. Алексей с силой потёр лоб. А если его с его ретивостью нестись сломя голову убьют? И придётся Лизе идти замуж за первого, чьё положение в обществе и состояние сочтут подходящими. И что ему с этим делать? Настроение совсем упало. А ведь скоро Павел прийти обещал. Алексей убрал письмо в ящик стола, с немного большей силой, чем было необходимо, толкнув его обратно.

Так, погрузившись глубоко в тяжёлые мысли, он и просидел, пока в дверь точно в назначенный час не раздался стук. Алексей вздрогнул от неожиданности, показалось, что отец каким-то образом сумел преодолеть разделяющее их расстояние и сейчас стучал ему в дверь. Отворил дверь, и на несколько ударов сердца его охватил потусторонний ужас. Молодая версия отца смотрела на него и ждала разрешения войти. И только когда он вспомнил, как дышать, то понял, что на пороге стоит не молодая версия отца, а Павел в засыпанной снегом серой солдатской шинели и фуражке, с которой он уже успел снять белый чехол. Второй раз в жизни ему бросилось в глаза сходство Павла с отцом. Единственный раз до этого был при их первой встречи. Алексей мотнул головой, сбросил наваждение и махнул рукой в приглашении пройти к нему.

Повторно обив сапоги от снега на пороге — день выдался снежным, — Павел зашёл. Оглядел комнату. Весь пол покрывал потёртый, но ещё красивый ковёр. Сомнительно, чтобы он был настоящим персидским, но пестрота ярких красок смотрелась достаточно красиво и необычно. Посреди комнаты стоял восьмигранный низкий стол, а в углу был квадратный столик с ящиками и натёртой до блеска бронзовой чернильницей на нём. Павел неспешно снял шинель и старательно отряхнул от снега, чтобы с неё не натекло в комнате. Алексей ничего не замечающим взглядом посмотрел на него и пошел ставить воду для чая. Гранённый чайник медленно набирал тепло, не торопясь отдавать его воде в нём, а Алексей задумался. После прочтения письма отца хотелось побыть одному и прийти в себя от таких новостей, но он постарался воспринять приход в гости Павла как чудесную возможность отвлечься. В конце концов, к нему пришёл его брат! Тот самый, которой так долго избегал его и не хотел знаться.