Лестница с крыльца была небольшой, так что они благополучно преодолели её и вышли на улицу. Снова пошел снег. Мелкий и крупинистый. Потянуло свежим ветром. Алексей встал так, чтобы закрывать собой Павла от ветра, а тот поднял ворот шинели, чтобы не надуло шею. Павел вдохнул холодный воздух. И такой температуры он всё равно был приятнее спиртного воздуха больничной палаты. Вытравить запах карболки из носа ему, пожалуй, не удастся ещё долго.

Алексей молча шёл, куда поворачивал Павел. Впрочем, надо заметить, что поворачивать было особо и некуда, так что они неспешно шли по бульвару. На плечах и фуражке Павла начал собираться снег. Пока ещё не таял и собирался в пушистые горки. Алексей убрал трость под мышку и, едва касаясь, смахнул снег с одежды брата. Отстранился, задумался и снял свои перчатки. Протянул их Павлу.

— Возьми.

Тот взял свободной рукой, не бросать же на землю, посмотрел на него и приподнял брови.

— А ты мёрзнуть будешь?

— Да что мне сделается, — Алексей неловко тихо рассмеялся.

Павел хмыкнул и надел перчатки, которые ему были большеваты, и это было заметно. Посмотрел на снова предложенную Алексеем руку. Кисти у того явно быстро замерзали на холодном ветру: краснели и теряли гибкость. Полнейшее безобразие. Но если он выбирал мёрзнуть, а не спрятать руки под борт своей шинели — что ж, его право.

Так под руку они прошли немного по бульвару, и, когда Алексей всерьёз начал задумываться отпустить руку и спрятать кисти в карманы, так как обдуваемая ветром кожа начинала чувствительно болеть, Павел вдруг присмотрелся куда-то вдаль.

— Это же там дом Елизаветы?

Алексей поспешил посмотреть туда же, где на самом конце бульвара можно было увидеть кровлю дома, в котором остановились Белинские.

— Да. Они там остановились. А ты откуда знаешь? Елизавета Михайловна рассказала?

Павел поправил фуражку и натянул чуть пониже, чтобы взгляд вспыхнувших глаз был прикрыт.

— Да так… Слышал где-то.

Большего Алексей от него так и не услышал, так что оставалось только удивиться осведомлённости Павла. Они прошли ещё немного, а потом повернули и направились обратно в больницу. Теперь дорога шла под уклон и Алексей старался сильнее вбивать в полотно подмёрзший дороги свою трость. Но вот она попала на особо твёрдый и гладкий ледяной участок, проскользила по нему, и не сумевший удержать равновесие Алексей начал падать.

Больную руку Павла чувствительно дёрнули. Стало ясно, что Алексей сейчас упадёт и увлечёт его за собой, что дорого обойдётся толком не зажившей руке, поэтому он не дал ему навернуться на спину. Вместо этого, толкнув, перенаправил теперь совместный полёт в ближайший сугроб на обочине дороги.

Рука была спасена, хотя болевых ощущений избежать всё равно не удалось. С пыхтением Павел поднялся и выбрался из сугроба, попутно сильнее утопив в снег Алексея. Отряхнулся от снега, который норовил промочить и так не сильно тёплую одежду. Посмотрел на барахтавшегося в сугробе Алексея. Вынырнуть из снега у того получилось, а вот встать на ноги — нет. Руки копались в снегу, пытаясь найти утерянную трость.

Павел огляделся кругом, узрел присыпанную снегом трость и поднял. Подошёл к Алексею и здоровой рукой рывком поставил его на ноги, крепко держа под локоть. Всунул ему в руку трость и сжал на ней его пальцы.

Глаза Алексея были полны тревоги. Он оглядел брата, тот внешне выглядел в порядке, но кто знает. Один раз он уже упал.

— Ты цел? Ничего не повредил?

— Нет. Но хватит на сегодня прогулок.

Алексей смотрел, как Павел повернулся обратно к больнице и пошёл неспешным шагом. Он крепко сжал трость и от всей души поблагодарил, но Павел не повёл и ухом. Идти Алексею стало тяжелее, заныла ранее подвернутая нога, так что налегать на трость он стал значительно сильнее, и можно было заметить, как в остающейся за ними чёткой цепочке следов ясно выделяются глубокие кружки. Впрочем, и следы от ног, и следы от трости в скором времени занесло снегом, так же как и тот разворошённый ими сугроб.

Когда они уже почти дошли до больницы, Алексей окликнул Павла.

— Может, зайдём в ресторацию? — кивнул на здание напротив. — Выпьем горячего чаю? В это время дня там почти никого не должно быть.

После недолгого раздумья Павел согласно кивнул и свернул к ресторации. В сенях снял перчатки и вернул их Алексею, припечатав их ладонью к его груди.

— Оставь себе, — Алексей растерянно подхватил перчатки.

«А, и оставлю. Хорошие тёплые кожаные перчатки», — подумал Павел. Забрал и убрал в карман.

Внутри им принесли булочек с маслом и хорошего горячего чаю. В молчании они поглощали еду. Но молчание не было неловким или напряжённым. Скорее спокойным. Алексей вытянул больную ногу, чуть вздрогнув, когда случайно задел ножку стула, и держал замёрзшими руками кружку. Наслаждался теплом и возможностью побыть в компании брата, не смущаясь при этом. Ему было хорошо. А Павел тоже расслабленно вытянул ноги и отпаивал себя чаем после валяния в снегу. Взятку в виде перчаток он посчитал принятой. И даже чей-то спор на повышенных тонах за соседним столиком о слишком холодной зиме в этом году, как бы чего не вышло, не отвлекал его от благодушных мыслей. Допив весь чай и доев все булочки, Павел встал и предложил Алексею, наконец, вернуться в госпиталь. Тот поспешил окликнуть служителя, оставил двугривенник, и они, значительно согревшиеся, направились в госпиталь, до которого теперь было рукой подать.

В палате Алексей уже со спокойной душой повесил пальто на спинку стула, сам сел на этот же стул и стал смотреть, как располагается Павел. Тот повесил шинель на крючок, разулся и поспешил залезть с ногами под одеяло, а то в этом госпитале порядком поддувало из всех щелей, даром что из камня, а не из бруса сложен.

Алексей смотрел на книгу на тумбочке, вздыхал и решался на сложный для себя разговор. Найдя в себе силы, он начал:

— Павел, могу я попросить тебя больше не поощрять Елизавету Михайловну и не брать у нее таких книг?

— Почему?

— Она юная незамужняя девушка. Могут пойти слухи. Да и ей не следует такое читать, — Алексей старался скрыть неловкость, которую ощущал при этом разговоре, но в голосе всё равно слышалось. — Если хочешь что-то почитать в таком роде, лучше попроси меня.

Павел хмыкнул. А что? Это было конструктивным предложением.

— Я видел, ты сегодня принёс что-то почитать.

Алексей только вздохнул.

— Да.

— И что ты принёс? Кроме статьи.

В Алексее умерла маленькая надежда, что вопрос был всё-таки про статью.

— Про Жози и Анри. Вторую часть.

— О. Про винтовку я, пожалуй, на ночь почитаю.

— Почитать?

— Да.

Кровать под Павлом заскрипела, когда он стал устраиваться поудобнее, чтобы с комфортом слушать перевод Алексея. Предвкушение было приятным, быть может, в этом была доля злорадства.

Алексей взял в руки книжку и со скрипом разогнул её.

— Тебе настолько она нравится?

— Мне нравится, что она ещё не читана мной. И тобой, очевидно, тоже.

Несколько отстранёно Алексей подумал, что ещё парочка таких чтений, и он определённо лишится чувства стыда. Набрал полную грудь воздуха и начал:

— «Что вы здесь делаете, дамочка? — хриплый шёпот раздался под нежным ушком, что формой напоминало хрупкую раковину моллюска, а цветом сладостный цветок майской розы.

Жози вздрогнула в испуге и хотела было закричать, но крепкая рука зажала ей рот.

Девушка была одета в чёрную таинственную полумаску, что однако не скрывала ни алого бантика губ, ни прелестной линии щёк и лишь сильнее оттеняла медовые глаза, что драгоценными камнями сияли в оправе шелковистых ресниц. Тонкий стан опоясывал алый кушак, из-под которого торчал охотничий кинжал, а изящные ноги скрадывали пышные шаровары. Отважная леди храбро проникла в разбойничий лагерь, но попытка не удалась. И теперь их главарь стоял, плотно прижав её к стволу дуба своим мощным телом».

Что могло понадобиться леди в лагере разбойников, Алексей не имел представления. В его мире леди мирно сидели дома и занимались спокойными делами, но Жози явно не имела с его миром ничего общего.