— Далеко. И вы бы сами хоть почитали.

У Лизоньки словно у уличного артиста неизвестно откуда в руках появилась книжка.

— Тут и про скачки, и про разбойников, и даже про бравых капитанов стражи. Вам должно понравиться.

Она положила книжку, с виду очень походившую на ту, что была у Павла, на стол. Любовно погладила яркий переплёт в синих и зелёных цветах.

— Пойду я. С вами от тоски зачахнуть можно. Скоро вы совсем мхом порастёте и станете унылым и зелёным как старый валун.

Алексей не нашёлся, что на такое ответить. А потому покачал с укоризной головой, проводил её до дверей и передал с рук на руки нянюшке. Вернулся обратно в свою палату, больше, правда, напоминавшую весьма светскую комнату, и принялся рассеяно проглядывать страницы оставленной книги, не читая напечатанных слов. Только отметил, что некоторые буквы немного расплылись, а некоторые уголки страниц совсем истрепались. Часто, видать, читали её. И, похоже, не только Лизонька.

Алексей задумался, что же ему теперь делать. Наверняка Павлу снова захочется, чтобы он почитал ему, а читать подобное вслух…

Вдруг он встал, подхватит трость и спешно засобирался. Ему в голову пришла одна идея. Ведь можно попробовать заинтересовать Павла чем-то другим, тем более он как раз жаловался на скуку. А как раз на днях офицер, с которым Алексей приятельски сошёлся на водах, так как им были назначены ванны в одно и то же время, и с которым они имели несколько весьма содержательных бесед, касавшихся последней реформы управления государевыми крестьянами, говорил о том, что он получил новый томик со сборником рассказов Ги де Мопассана. Алексей весь загорелся идеей. А ведь это чудесная возможность предложить брату потренировать его французский. Ведь он недурно его знает. Подправить произношение и…

Алексей надел фуражку и вышел на улицу. А там вместо морозного декабрьского дня его ждала весёлая капель, дороги, больше похожие на болото, и неожиданное солнце. Он даже зажмурился от столь яркого света. После суровых петербургских зим неожиданная весна в декабре казалась чудом. Он чихнул, посмотрев на солнце, и бодро заспешил к знакомому за сборником. На бульваре пришлось посторониться, мимо на коляске лихо промчал сын генерала Орешникова. Алексей мысленно похвалил себя за то, что благоразумно отошёл подальше, и грязные брызги лишь едва коснулись его сапог. Поправил фуражку и продолжил путь.

Сборник рассказов ему одолжили после непринужденной часовой беседы о погоде, даже не удивились просьбе и порекомендовали не выбирать, а начать прямо с первого рассказа в сборнике. Уж больно он хорош. Алексей шёл, раскрыв книгу и переводя взгляд со страниц на дорогу и обратно. Перед глазами мелькали то изящные буквы французского языка, то мерно движущиеся сапоги. Сапоги, ещё утром жирно блестевшие от старательно растёртой щёткой ваксы, теперь покрылись толстым слоем грязи. Но Алексей не видел ни грязи на сапогах, ни дороги, ни чудесных гор. Перед мысленным взором кипели человеческие страсти, оживавшие, стоило пробежать глазами по строчкам. Также ничего не замечая, он прошёл по окольной дороге мимо грота и Николаевских ванн и поднялся к госпиталю. Закрыл книжку и аккуратно убрал в карман, чтобы ни в коем случае не помять и не затереть уголки. Решительно открыл тяжелую входную дверь в госпиталь и тут же спешно посторонился и раскланялся, потому что навстречу ему на крыльцо вышла мать Лизы, Анастасия Романовна, и немного удивленно, как показалось Алексею, поздоровалась с ним. Она поправила шелковый платок на шее и посетовала без особой досады, что в этот раз Лизонька предпочла щипанию корпии более праздные дела. На этом они попрощались и разошлись, каждый в своих мыслях.

Брата он надеялся застать спящим, но вышло иначе. Тот не спал, а мирно читал какую-то газету, загнутая страница не давала прочесть название.

День для Павла начался хорошо. Во-первых, боли в руке и челюсти неожиданно уменьшились, хотя перепад температур обещал иное. Во-вторых, остальные неудобства на диво почти не давали о себе знать. То ли это так пояс и рейтузы подействовали, то ли пиявки, то ли токолечение, но в последнее мало верилось. А потому настроение у него было хорошее. Единственной значащей тревогой, не позволяющей полностью расслабиться, было то, что треть подходила к концу, а жалованье всё не выдавали. Деньги были нужны. И на добавку к казённой еде, на одной которой можно было протянуть ноги от голода, и на одежду тёплую — форменные шинели грели мало, но больше всего деньги были нужны, чтобы выслать их бабушке. Как-никак, а сейчас за ней кроме соседей и посмотреть некому. Да и письмо ей написать не мешало, волнуется поди. Он даже улыбнулся улыбкой, которую заметить мог только тот, кто хорошо его знал.

То, что к нему пришёл Алексей, он понял сразу. В ту же секунду как появилась эта смесь запахов табака и чернил. Табачный запах он считал невыносимым, но приходилось мириться. Хотя он пропитывал всё. На расстоянии десяти шагов он мог бы определить местоположение Алексея с закрытыми глазами.

А Алексей меж тем потоптался на пороге, излишне старательно стряхивая с обуви грязь, чтобы его точно услышали и заметили. Неуверенно позвал:

— Павел, ты занят?

Павел сложил газету и откликнулся:

— А. Это ты. Нет, не занят.

Алексей прошёл по деревянным доскам пола в палату — старые доски скрипели под его весом, хотя он шагал аккуратно, — привычно сел у кровати. Вытянул в сторону левую ногу, чтобы лишний раз не напрягать колено. Оглядел брата и поставил на тумбочку пузырек со снадобьем из оленьего мозга. Доктор говорил, что подобные средства были популярны в прошлом веке и современная медицина считает подобное бессмысленным, однако заметил, что вреда от такого точно не будет.

Павел посмотрел с интересом:

— Что это?

— Лекарство.

Последовало неловкое молчание. Алексей поспешил перевести тему на что-то, не вызывающее болезненных воспоминаний. Кивнул на сложенную газету в руках.

— Ведомости?

Павел положил газету на тумбочку:

— Ничего интересного.

Ещё помолчали. Алексей раздумывал, не начать ли тему новой реформы, но не был уверен в том, насколько это будет уместно. Потому он старался вежливо осматривать внешний вид брата. Выглядел тот усталым.

— Не похоже, что ты хорошо спал давеча. Беспокоят травмы?

— …да, — про себя Павел подумал, что травмы в его собственной голове очевидно долгоиграющие и беспокоить его будут постоянно.

Алексей забеспокоился сильнее, сжал ладонь в кулак, чтобы сдержать порыв потрогать лоб — проверить, нет ли жара.

— Каков прогноз на восстановление?

— Хороший.

Алексей с сомнением посмотрел на переломанного Павла. Лубки сняли, но здоровым он не выглядел. Да и лекари говорили, что срастаться кости будут ещё долго, а значит и болеть. Алексей вздохнул:

— Я принёс тебе почитать. Возможно, тебе захочется прочесть что-то иное, — осуждающе посмотрел на лежавшую на тумбочке книгу в знакомом оформлении серии.

— Да? Что ты принес?

— Сборник новелл Ги де Мопассана. На французском. Судя по всему, тебе требуется практика чтения.

Павел посмотрел на него настороженным взглядом.

— Хочешь, чтобы я это читал вслух?

— Я мог бы тебя поправлять, если захочешь?

— Не думаю, что моя челюсть готова к упражнениям во французском. Но можешь мне почитать, — меняться ролями он не собирался.

— Доктор говорил, что тебе необходимо разрабатывать мышцы.

— Русской речью, а не жуя лягушачьи слова.

Алексей позволил себе лёгкую улыбку. Павел сейчас больше всего ему напоминал бойкого взъерошенного котёнка, который бил лапой благодушного пса. Ассоциация была приятная и забавная, хотя следовало признать, что с реальным положением дел имела мало общего. Ну, значит, не хочет.

Алексей уступил и послушно открыл тонкую книгу:

— Боюсь, мой перевод будет слишком плох.

Он немного покраснел, откашлялся и начал:

— Рассказ называется «Сумасшедший».