— Да-да, есть, — несколько рассеяно ответил Овсов, — хотя со стороны больного присутствует некоторое сопротивление лечению, но это от невежества и поправимо. И вынужден опять вам напомнить, убедите Иванова неукоснительно следовать всем моим назначениям.

Доктор поправил пенсне и внимательно оглядел Алексея, ему в голову пришла очень интересная мысль, которая раньше, что было несомненным упущением, не была обдумана.

— Скажите, как вы так ухитрились порезаться?

Алексей смутился, он старательно всё это время учился бриться, но выходило не очень. Бритва вечно поворачивалась не тем углом. У уха и под нижней губой виднелись подсохшие царапины. Так что он вместо ответа лишь неопределённо пожал плечами и понадеялся, что на этом заострять внимание доктор не будет.

Овсов задумчиво поглядел на царапины. Подумал, что подпоручик очевидно слишком юн и наивен, а значит можно попробовать заполучить нового подопытного.

— Времена нынче тяжёлые настали, — начал доктор издалека.

Алексей смотрел на него непонимающе и ждал продолжения мысли.

— Вы вот о Павле Кирилловиче заботитесь, а о себе забыли. А ведь вы тоже провели ночь в месте с полнейшим нарушением гигиенических и санитарных норм и при низкой температуре окружающей среды.

— Но меня ничего кроме ноги не беспокоит, — вежливо возразил Алексей.

Овсов закатил глаза, демонстрируя, что пациенты совсем безграмотные пошли.

— Это сейчас вас ничего не беспокоит, а стоит пройти паре лет, как при таком же образе жизни вас ждут ломота, рези, ограничение подвижности суставов, и более того, скажу вам по секрету, — он сделал трагическую паузу, — многие служившие на Кавказе офицеры упоминают охлаждение супружеских отношений.

Последний аргумент был из тяжелой артиллерии, но на Алексея явно произвёл меньше эффекта, чем остальное перечисленное. Но беспокойство ему всё же удалось вызвать.

— Вы советуете покинуть Кавказ? — Алексей пытался предположить, что от него хотели. — Но я не могу. Меня связывает долг.

— Не нужно ничего покидать. Ну вот что вы такое говорите? Конечно, светлый долг. Но профилактику вам бы не помешало провести.

— Профилактику?

Овсов встал со своего кресла, где с комфортом размещал своё довольно упитанное тело, и засуетился.

— Профилактику. Вы же читали статьи, что я вам одолжил? Очень уважаемый профессор, широко известный в медицинской среде и за её пределами, применяет принципиально новое направление в лечении. Токолечение. При совмещении с сернистыми ваннами даёт потрясающий эффект.

— Токолечение?

— Электричество пропускается через определённый орган, в зависимости от направления лечения. Это совершенно безопасно. А вот и дальше обходиться без него и не использовать такую возможность совершенно необдуманно с вашей стороны. Может быть вы сомневаетесь в моей квалификации? Но вы сочли меня достаточно компетентным, чтобы лечить вашего брата.

Последний аргумент всё же имел значимый вес. Тем более Овсов за лечение Павла денег и правда почти не брал. Алексей хорошо представлял, сколько мог бы запросить столичный доктор с учёной степенью, а денег у него было немного. Пришлось истратиться на пошив нового мундира взамен изодранного о камни, на что ушла треть годового жалованья. Денег у отца он не любил просить. Отец бы, конечно, дал, но выслушать при встрече пришлось бы мало хорошего. Так что Алексей согласно кивнул и прошёл вслед за торопящимся и суетливо радующимся Овсовым в его кабинет из гостиной. Радость доктора настораживала, он ещё ни разу не видел, чтобы лекари или доктора радовались лечению больных, но, с другой стороны, по правде говоря, их он встречал не так уж много за свою жизнь.

Знакомая покрытая зелёным сукном кушетка в кабинете успокоила. Именно на ней ему не раз осматривали ногу. Сначала колено, а потом и вывихнутую лодыжку. Сейчас лодыжка уже почти зажила, так что зря он так насторожился. Алексей, следуя указаниям Овсова, снял штаны и бельё, расстегнул новенький сюртук и рубашку, чтоб открыть живот, и смирно сел на кушетку, ожидая, когда доктор завершит свои приготовления. А потом он увидел, что именно Овсов держал в руках.

Застёгивался и приводил себя в порядок Алексей уже на улице. И никакая зима его не пугала настолько, как то, от чего он постыднейшим образом сбежал. Стоило понять, что с ним собираются сделать, как штаны практически сами вернулись на то самое место, где им и полагалось быть, и совершенно не препятствовали бегу из кабинета. И даже больная нога не помешала. Вот уж точно, эффективное лечение. А оправдание какое же он глупое придумал. Если бы ветер не уносил бурно вырабатывающееся тепло от щёк, они бы сейчас точно сгорели. «Я забыл, что у меня назначена встреча в час дня, — жалко пролепетал он, — так что вынужден сейчас удалиться». И всё это по-крабьи подбираясь ко входной двери. Ну вот кто он после этого, как не жалкий трус? А ведь Овсов столько сделал для лечения брата. И ему помочь хотел. Уж можно было бы, наверное, и потерпеть, но и с учётом всего Алексей всё равно не жалел, что сбежал. Подумалось о том, как Овсов сокрушался о невежестве Иванова. Алексея всего передёрнуло, и он искренне постарался верить, что от такого брату стало лучше. Вдохнул поглубже, холодным воздухом гася волнение, и неспешно направился в солдатский госпиталь.

У каменной лестницы, ведущей наверх, Алексей остановился. Шестьдесят восемь ступеней. Крутых ступеней. На которых местами нанесло снег, благополучно подтаявший и теперь представший собой ледяную корку, с которой очень легко и просто можно было скатиться даже у самого верха. Особенно у самого верха. А ему приходилось пользоваться тростью не только для вида. Алексей покрепче прижал рукой к груди крынку со сметаной, что удалось не разбить при побеге из кабинета эскулапа. Рисковать и взбираться по лестнице не хотелось, поэтому он пошёл длинным окружным путём по дороге с небольшим наклоном. По ней не так давно в госпиталь, в то время бывший оборонительной казармой, подвозили пушки.

Наклон был достаточен для того, чтобы тяжёлые орудия не скатывались вниз, давя собой людей, достаточен он оказался и для Алексея, и он благополучно добрался до стен госпиталя. Однако, зайти сразу не решился. Хотя Павел, кажется, сам согласился, чтобы он пришёл, не было уверенности, что ему будут рады. Да и вдруг брат сейчас проходит лечение или принимает серные ванны? А тут он со своим назойливым вниманием. Потому Алексей бродил вокруг стен, пробираясь через голые жёсткие ветки кустарника и не смущаясь возможности попортить новое пальто.

После их последнего разговора заходил он в госпиталь часто, но Павла навещал, только когда тот спал. Тихо заглядывал за дверь, убеждался, что все в порядке, и уходил. Тревожить лишний раз его и возможно мешать лечению не хотелось. Но сейчас лекари сказали, что опасности для жизни больше нет, челюсть и рука срастаются, и всё что остаётся делать Павлу, так это усердно разрабатывать закостеневшие за такой срок неподвижности мышцы.

Алексей заглянул в окна, стараясь разглядеть знакомый силуэт, но стёкла покрылись морозными перьями, и увидеть сквозь них что-либо отчётливо было невозможно. Алексей разжёг трубку, вдохнул тёплый дым, что приятно согрел захолодевшие от морозного воздуха лёгкие, поднялся на крыльцо, постучал сапогами друг об друга, перчаткой смахнул с плеч и фуражки снег и вошёл в сени. Зажав в руке фуражку и постоянно напоминая себе не заламывать её, осторожно открыл правую дверь и прошёл внутрь палаты.

Павел сидел на кровати и смирно читал какую-то книжку. Настроение у него, надо сказать, было весьма понурым. Лубки с шеи и руки наконец сняли, но даже это не радовало. Зря он вчера поддался на уговоры. Не представлял, видимо, что это такое. Лечение, как же. Судя по всему, основной целью этого лечения было уничтожение источника неприятностей. Нет органа — нет болезни. Павел тогда высказал этому доктору, куда он может это себе засунуть, коновал этакий, но легче не стало. Он так опешил, что даже не отбивался, боясь, что иначе ему просто всё оторвут. От дальнейшего курса процедур он отказался наотрез. Сходил в аптеку за местными травами с твёрдой убеждённостью, что всё что угодно лучше того, что пришлось вытерпеть.