— Ярчайший пример жизненной закваски, — заметил Зак, отправляя в рот очередное канапе и указывая на дерущихся чаек. — Никакой жалости к слабым и немощным. Всепобеждающий инстинкт выживания. Волк Ларсен порадовался бы, глядя них.
— Насколько я помню, он плохо кончил.
— Каприз автора. Джек Лондон, как и многие другие писатели, к сожалению, грешил склонностью к морализированню. В жизни все иначе.
— К счастью, далеко не всегда, иначе род человеческий давно бы уже прекратился. Человеку нужно гораздо больше времени, чем чайке, чтобы произвести на свет и вырастить своего детеныша.
— Мысль интересная, но спорная. А как ваш вчерашний поклонник? — неожиданно спросил он. — Я вернулся в бар ровно через полчаса, как и обещал, и застал только ваши следы на песке.
— Следы на песке, — фыркнула Лика. — Как поэтично! Вы романтик, Зак, а не психолог.
— Одно другому не мешает.
— Ну, нет. Человек, который занимается тем, что расчленяет человеческие мозги, не может быть романтиком.
— Фи, какой натурализм. — Зак протестующе затряс головой. — Попахивает анатомическим театром.
— Это еще не доказывает, что я не права.
— Ладно-ладно, — миролюбиво сказал Зак. — Не будем спорить, хотя в мире куда больше исключений, чем правил. В этом прелесть моей профессии. Так как же наш красавец?
— Он очень развлек меня вчера, — призналась Лика.
Глаза Зака торжествующе блеснули.
— Он оказался профессиональным танцором и платным любовником.
Изумленный свист был ей ответом.
— Но вам не пришлось платить?
Лика возмущенно посмотрела на него. Каков нахал!
— Пошутил-пошутил. — Он вскинул руки, как бы защищаясь от возможной пощечины. — Согласен, что неудачно. Чего только не случается в этой жизни, однако! Такой великолепный экземпляр — и вот ведь!
— Не понимаю, чего вы возмущаетесь? — поддела его Лика. — Еще одна человеческий типаж о вашу копилку. Кстати, он очень мил, — добавила она, вспомнив, как заботлив был с ней Крас, как галантен.
…Он проводил ее до двери, пожелал спокойной ночи и немного смущенно спросил, не согласится ли она как-нибудь еще раз провести с ним вечер.
— Охотно, Крас. Мне очень понравилось танцевать с тобой и… разговаривать тоже.
Она запнулась самую чуточку, но он тут же цепко посмотрел на нее, ища в ее словах насмешку или скрытый смысл. Она твердо выдержала его взгляд.
— Не знаю только, когда это будет, — проговорил он с усилием. — Завтра…
— Я знаю. Пусть это будет неожиданно.
— Сюрприз?
— Сюрприз.
Вспоминая сейчас его просветлевшее лицо, она невольно улыбнулась. Как, в сущности, мало нужно человеку! Немного понимания, немного тепла и интереса. Хотя ее-то интерес был чисто профессиональным. Или…
— А вот и Несебр, — прервал Зак ход ее мыслей. — Скоро начнем швартоваться.
Лика посмотрела из-под руки на берег. Уютное скопление низеньких домов под веселыми черепичными крышами, старинные камни и цветы, цветы, цветы.
Они бродили по узким извилистым улочкам, мощенным камнями, затерявшись среди многоголосой толпы, заходили в тесные старые церкви и лавочки, словом, вели себя как заправские туристы.
Зак купил у старой женщины со сморщенным, потемневшим от солнца и времени лицом серебристо-серого мягкого ежика и торжественно вручил Лике. Черные блестящие бусинки глаз смотрели внимательно и лукаво. Зак уверил, что это его вылитый двойник.
— Будете вспоминать меня в матушке Москве.
— Вот вы скоро уедете, Зак. И что же я буду без вас делать?
— Скучать, — уверенно заявил он. — Но в этом тоже есть сдоя прелесть.
Они сидели под зонтиком на террасе маленького ресто ранчика в ожидании обещанных мидии. Солнце жарила вовсю, но свежий бриз с моря делал жару не такой изнуряющей.
— Вы невероятный жизнелюбец. Зак.
— Точно. Люблю жизнь во всех ее проявлениях, даже не совсем приятных. Я ведь тоже буду скучать. Мне нравится смотреть на вас, говорить с вами. Как-то так вышло. Знаю, что буду скучать, и заранее радуюсь этим своим ощущениям. Они обогащают душу.
— Я очень рада, что встретила вас. Вы многому меня научили.
— Чему, например?
— Воспринимать жизнь как она есть, с открытым забралом, а не прятаться от нее. Я всегда это умела, но вдруг разучилась. Тут-то и появились вы.
— Значит, он больше не является вам в оконном стекле?
— Нет. — Лика качнула газовой. — Нет. Он живой человек, а не призрак. И если эта боль останется во мне, я научусь любить ее.
— Это мудро.
— А знаете, я хотела бы остаться здесь подольше, в этом городке, где верхние этажи выдаются над нижними, чтобы защитить их обитателей от солнца, где пестрые ковры свисают с балконов и повсюду пахнет кофе и пряностями. Он напоминает Южную Италию или Грецию.
— Верно. Кого здесь только не было! И греки, и римляне, и турки. Приходили и уходили, оставляя каждый свой след. Я бы тоже здесь задержался, но уж слишком много туристов. Эти, правда, тоже уйдут через пару месяцев. Конец сентября здесь самое благословенное время. Еще тепло, а лишних никого нет.
— Вот тогда я и приеду.
— A что, это мысль! — воскликнул Зак. — Дадите мне знать, и я приеду тоже. Встретимся на будущий год в Несебре.
— В конце сентября.
— Только тогда.
— Решено.
— А теперь выкладывайте, зачем вы меня искали.
Пауза. Удинленныи взгляд.
— Я вас искала? Разве?
— Искали-искали, душенька. В Варне, у собора. Дело в том, что я — Матадор.
Она исчезла так внезапно, что он не успел ничего понять. Помчался за ней почти, в чем был, в костюме, натянутом на голое тело. Картина та еще. Дмитрий Холмогоров, заместитель генерального директора телеканала «Седьмое небо», несется по гостинице «Олимпик-Пента» почти в исподнем. Слава Богу, что поблизости не было коллег-журналистов, а то первые полосы газет были бы ему обеспечены. С соответствующими фотографиями.
Карьера его взлетела стремительно, как ракета в ночное небо. Старина Фрейд сказал бы, что он сублимировал свое либидо в бурную деятельность, которая не замедлила принести свои плоды. Шутка ли, в двадцать восемь лет стать заместителем директора третьего в России частного телеканала. Родители я друзья гордились им. не задумываясь толком, в чем причина его взлета. А причина была одна. Лика.
Она существовала где-то параллельно его жизни. Он следил за ней со стороны, как бы вскользь, между делом, поскольку привык думать, что она навсегда для него потеряна.
А раз так, нечего и суетиться, тешить себя ненужными иллюзиями. Два раза в одну и ту же воду, как известно, не войти.
Короткий опыт супружеской жизни был ужасен и вызвал в нем стойкое неприятие брачных уз в любых формах и проявлениях. После того, как Вика надула его с ребенком и таким образом женила на себе, он перестал доверять женщинам и вообще рассматривал их не иначе, как партнеров по сексу. Сценарий был прост, как правда, как передовица газеты «Гудок». Знакомство, легкая прелюдия, постель. Трам-бам, мерси, мадам. Это устраивало еще и потому, что не затрагивало души, не бередило эмоций. Можно было ни о чем не заботиться, кроме наличия качественного презерватива, обязательно качественного, другие рвутся.
Вику он уже лет пять не видел и не хотел. До сих пор осталось чувство, будто с ним обошлись как с дешевкой, с полным идиотом, телком с кольцом в носу. Первое время он прямо-таки отдраивал себя под душем жесткой мочалкой, только что кожу не сдирал. Не оставляло ощущение, что его вываляли в липком дерьме.
Спасибо Вике. Вышел он из всего этого свежим, чистым, закаленным, с новой непробиваемой, бегемотной шкурой. Идеальный плейбой, глазки с ироническим прищуром, легкая улыбочка на губах. Гибкий и скользкий, как угорь, не ухватить.
Но ничто на земле не проходит бесследно. На этот долбаный прием в «Олимпик-Пенте» он пришел не случайно. Знал, что она там будет. Подумал, что не прошибаем. Решил показаться во всей красе, пощеголять новообретенной независимостью и….. - сгорел. Броня превратилась в воск.