Он окинул взглядом витрины. Ничего в голову не приходило. Юми тоже задумалась.

— У них мало скульптуры, — вдруг сказал Вольфрам. — Живописи сколько угодно, а скульптуры почти нет. Та, что есть — настольная, формата пресс-папье.

— Не самый распространённый предмет, — хмыкнул Виктор.

Он с трудом вспомнил, что вообще такое это «пресс-папье».

— Кроме того, преобладает скульптура абстрактная, — продолжал Вольфрам. — Хотя известно несколько изображений животных. Человек — представитель их вида, кончено же — практически не представлен.

— К чему ты клонишь? — спросил Виктор.

— Допустим, я найду тебе статую, — вздохнул Вольфрам. — Четырёхрукого инопланетянина. В масштабе один к одному. Это будет достаточно редкий предмет для вашего Шульца?

— Статуя? — встрепенулась Юми. — Какой-нибудь памятник, или?..

— Обнаженная натура, конечно, — подмигнул четырёхрукий. — Пойдёмте, она этажом ниже.

* * *

Этажом ниже располагались жилые помещения. Виктор такую планировку для себя называл «коридорно-кабинетной». Ну и гостиницы еще так же устроены. Гостиницу всё и напоминало. Роскошную. Всё просто, лаконично, но все номера трёхкомнатные. А то и четырёх. Но былая роскошь сохранилась не везде. Один из номеров был переоборудован под человеческое жильё — стояли раскладушки, мебель будто из магазина для пикников, и даже туалет за занавеской. Всё покрыто толстенным слоем пыли.

Соседняя комната оказалась и вовсе лишена исторической обстановки — её без зазрения совести использовали как склад пустой тары. Ящики и поддоны громоздились неаккуратными штабелями до самого потолка.

— Вот блин, — фыркнула Юми.

— Ничего, дальше будет интереснее, — улыбнулся Вольфрам.

И распахнул очередную дверь.

Номер был… роскошным. Именно что был когда-то. На полу даже сквозь слой пыли угадывался прямоугольник другого цвета — там когда-то лежал ковёр. Огромный диван с тощей спинкой смотрелся бы логичнее, будь он завален подушками. Шкафы явно делал очень одарённый четырёхрукий дизайнер. И Виктор бы сказал, откуда у него растут все четыре руки… Ни одной вертикальный стенки — это вообще как?

— Необычный интерьер, — задумчиво сказала Юми.

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — улыбнулся Вольфрам. — Особенно ты, Виктор. Но это и есть «другая культура». У них был… своеобразный подход к красоте.

— Настолько своеобразный, что я даже не знаю… — хмыкнул Виктор.

— Не трогай вешалку! Она была хрупкой еще сто лет назад.

— Это вешалка? Допустим. Но тогда почему она… такая?

— Может она должна напоминать дерево? — предположила Юми. — Абстрактное, колючее, травмоопасное… блин.

— В их понимании, — Вольфрам шумно вздохнул и потёр переносицу. — Красота это конечная цель. Практичность и удобство — тоже конечная цель, но уже иная. Поэтому, если они стремились к красоте, то за счет всего остального. Красота не могла и не должна была быть удобной. Понимаю, это сложно осмыслить… пойдёмте дальше. Сейчас будет самое интересное.

Судя по количеству дверей, номер был аж четырёхкомнатный. Одна дверь была открыта и явно вела в спальню. По крайней мере, на это намекала огромная кровать посередине. Низкая, по колено, и круглая. Как бы не метра четыре диаметром. Матраса, естественно, не было — как и подушки на диване, он не дожил даже до археологов Консорциума.

«Вот это я понимаю траходром» — мысленно улыбнулся Виктор. — «И идите вы в вакуум со своими узенькими корабельными койками». Снова заныл ушибленный локоть, а в голове закрутились пошлые мысли с участием одной симпатичной художницы.

В этот момент Вольфрам распахнул очередную дверь. Юми тут же шмыгнула следом за ним, и Виктор решил не отставать. Оно того стоило. Вовсе не потому, что в комнате оказались шкафы здорового человека. Там вообще все было просто и практично, совсем не похоже на первую комнату. И даже вполне человеческие столы и адекватной формы кресла не бросились в глаза. Потому что ровно посередине комнаты стояла… она.

Статуя изображала женщину. Только не всю. Ноги начинались чуть выше коленей, руки — все четыре — кончались до локтей, головы не было, только шея. Срез ровный — значит, так и было задумано. Похоже, скульптора интересовало только тело. Только… формы. А уж формы там были… Фигура получалась высокая, худощавая, с узкой талией и внушительным бюстом. Настолько внушительным, что секретарша Шульца нервно курила в сторонке. Даже Юми забыла фыркнуть.

Виктор подошел ближе. Материал был серый, напоминал пластмассу. Местами краска стёрта. Попадаются трещины, особенно на груди, а кое-где поверхность вся в мелкую крапинку, будто чем-то кололи.

— Да ну нафиг, — подала голос Юми. — Кому такое нравится?

— В смысле? — ответил Виктор, не оборачиваясь.

— Неудобно, непрактично, — девушка скрестила руки на груди и опять чуть не уронила автомат.

— Зато красиво.

Виктор обошел статую сзади. Там тоже было на что посмотреть, но уже в более разумных приделах. Спортивные девочки вполне могут наприседать себе такой тыл.

— Грудь должна быть… вот, — Юми показала руки с растопыренными пальцами. — Удобно лежать в руках.

— Твои нарисованные эльфочки с этим поспорят, — хмыкнул Виктор. — Все до единой.

— Ты не представляешь, как художнику сложно балансировать между реализмом и желаниями публики…

— Соглашусь с Юми, — подал вдруг голос Вольфрам. — Лежать в руках — вполне объективный критерий. Я с ним полностью согласен.

И повторил жест Юми. Только рук-то четыре, и он сложил их попарно. Художница согнулась от смеха. Виктор хохотнул в кулак, кое-как остановился, потом посмотрел на Вольфрама и засмеялся снова.

А четырёхрукий терпеливо дождался, пока смех стихнет, и продолжил:

— Кроме того, я же говорил вам — «красивое не может быть практичным». Это как раз тот случай.

— Ну да, — хихикала Юми. — Ей явно нужна была поддержка. Руками.

— А ты что скажешь, Виктор?

— Я скажу… — Виктор с усилием перестал смеяться. — Что это портняжный манекен. Весь булавками истыканный. Здесь шили одежду на заказ. А поскольку это явно частное жилое помещение, а манекен один, рискну предположить, что хозяйка шила для себя и на свою фигуру. Вероятнее всего, в качестве хобби. Кто здесь жил?

— Мы думаем, что приближенная или близкая родственница начальника станции, — ответил Вольфрам. — Скорее всего, жена.

— Домохозяйка при высокопоставленном муже завела себе хобби, — резюмировал Виктор. — И неплохое. Я бы одобрил.

— Ты снова бездумно проецируешь культурные шаблоны с одной цивилизации на другую.

— Она одна тут жила? — вклинилась Юми. — Судя по статуе, они ростом чуть повыше тебя. А там кровать была такая… большая. Даже для них слишком большая выходит.

— Траходром, — шепнул Виктор.

— В их культуре супруги жили раздельно, — объяснил Вольфрам. — Постель делили только для секса, спали в разных комнатах.

— Мне одна подружка говорила, что так же делает, — задумалась Юми. — Но по-моему фигня какая-то.

Она подошла к манекену и аккуратно потрогала пальцем в перчатке самую обсуждаемую часть. Посыпалась пластиковая крошка.

— Ой!.. — вскрикнула Юми и отдернула руку.

— Пластик был мягкий, и от времени высох? — спросил Виктор. — Вон даже трещины есть.

— Не просто мягкий, — ответил Вольфрам. — Полная реалистичная модель тела. Как в ваших «магазинах для укрепления семьи», только еще лучше. Увы, краска выцвела, и пластик от времени изменил свойства. Так что при упаковке нашей Венеры придётся соблюдать осторожность.

— А мы её паковать не будем, — сказал Виктор. — У меня есть идея получше.

* * *

План Виктора был прост до гениальности. В теории. Прежде чем отдать пиратам станцию, нужно создать видимость присутствия на ней людей, «конкурирующей фирмы». И аккуратно устроить всё так, чтобы они сами нашли то, что надо. «Венеру». Юми с Вольфрамом почему-то называли манекен именно так. У образованных свои шутки. Виктор же перекинул автомат за спину и занялся высокохудожественной инсталляцией. имитировать бурную деятельность он хорошо научился в полиции, а с реквизитом должна была помочь соседняя комната.