Окна дома, похожие на пустые глазницы, светились мягким золотым светом, но этот свет не успокаивал. Он напоминал о затухающем пламени, которое могло в любой момент разгореться вновь, поглотив всё вокруг. Каждый угол здания словно шептал, что внутри скрыто нечто, что лучше никогда не видеть.

Внутри дом был вовсе не тем, чем казался снаружи. Пространство, огромное и безграничное, противоречило всем законам геометрии. Стены уходили ввысь, но невозможно было понять, где заканчивался их тёмный материал и начиналась бесконечная пустота. Пол, покрытый плитами, казался зеркальным, но отражал не настоящее, а искривлённые тени и проблески чего-то чуждого.

Комната напоминала кухню – но не человеческую. Это было место, где пища служила не для насыщения, а для чего-то большего, чего-то страшного. Вдоль одной из стен стояли массивные столы, сделанные из серого камня, поверхность которых была покрыта сетью мелких трещин, будто они веками впитывали удары ножей и потоки крови. Посуду здесь вырезали из костей: тарелки из гладких лопаток, кубки из черепов, а столовые приборы из тонких рёбер.

Воздух был насыщен густым ароматом, который одновременно манил и пугал. Это была смесь запахов свежей крови, горьких трав, обугленных углей и чего-то сладкого, но затхлого, как заплесневелый мёд. От этого запаха кружилась голова, и казалось, что он проникает в саму душу, вытягивая оттуда тёплые воспоминания и оставляя после себя лишь холод.

В центре кухни возвышались огромные плиты, каждая из которых была окутана клубами пара. Котлы, стоявшие на плитах, кипели, их содержимое переливалось разными цветами: алым, золотым, ядовито-зелёным. От паров воздух дрожал, как раскалённый металл. Аромат, поднимавшийся из котлов, был ещё более насыщенным, чем в остальной кухне, и каждый вдох вызывал странное ощущение – смесь голода и страха.

Грила двигалась по кухне, её фигура была напряжённой, а каждый шаг отдавался гулким эхом. Она казалась самой сутью этого места, его сердцем и душой, тем, кто соединял магию Валдмора с его жестокой природой. На ней был тёмный фартук, испачканный свежими пятнами крови, чьи капли ещё не успели застыть. Её массивные руки работали с точностью умелого мастера, каждая деталь была выверена до мелочей.

В одной руке она держала длинный нож, столь острый, что его лезвие, казалось, растворялось в воздухе, словно было частью теней. Нож блестел в свете огня, отражая его отблески, как маленькие капли крови. На массивном каменном столе перед ней лежал кусок мяса, идеально вырезанный, его поверхность была гладкой, словно шлифованной, но по краям ещё виднелись тёмные жилы, напоминающие о его происхождении.

Рядом с мясом стояли банки с ингредиентами, которые не должны были существовать. В одной из них блестели слёзы – прозрачные, как алмазы, но излучающие слабый голубой свет. В другой – смех, невидимый, но издающий еле слышные звуки, словно капельки дождя, падающие на металл. А в третьей – страх, густой, чёрный, словно жидкая ночь, от которого исходил слабый запах ржавчины.

Грила взяла щепотку чёрных кристаллов соли из ещё одной банки и бросила её в котёл. Кристаллы вспыхнули, как угли, и котёл зашипел, выпуская новый поток пара.

– Больше соли, – пробормотала она низким, шершавым голосом, словно его выцарапали когтями из глубин её груди. – Этот год должен быть особенным.

На полке рядом с плитами лежали четыре светящихся шара. Это были души, заключённые в стеклянные сферы, каждая из которых излучала свой цвет. Один светился нежно-голубым, как утренний лёд, второй – тёпло-золотым, напоминающим свет заходящего солнца, третий – алым, как кровь на снегу, и четвёртый – серебристым, словно капля ртути.

Каждая душа, запертая внутри, мерцала, как капля жидкого света, в которой плясали эмоции: боль, страх, надежда, сожаление. Эти эмоции были ощутимы даже на расстоянии, и каждая душа источала свой уникальный аромат. Одна пахла дождём, смешанным с кровью, другая – горькими травами, третья – дымом, а четвёртая – сладостью, как мёд, капающий на горячие угли.

Грила провела пальцем по поверхности одного из шаров, и он дрогнул, как будто почувствовал её прикосновение.

– Эти будут главным блюдом, – сказала она, её голос был наполнен удовлетворением.

Её губы растянулись в улыбке, обнажив острые, как иглы, зубы, которые блеснули в свете огня. Её глаза, жёлтые и горящие, отразили пляшущие языки пламени, добавляя её облику ещё больше зловещей мощи.

Кухня Грилы наполнилась звуками: гул котлов, шорох ножей, тихий звон стеклянных банок. Воздух был насыщен запахами – резкими, горькими, сладкими, каждый из которых рассказывал свою историю. Это было место, где магия соединялась с тьмой, где пиршество становилось актом творения.

Грила оглядела свою работу, её глаза на миг затуманились, но затем она кивнула, словно всё было идеально.

– Валдмор этого заслуживает, – произнесла она, её голос прозвучал, как раскат грома в далёкой пустоте.

Когда последние приготовления были завершены, дверь дома Грилы с глухим скрипом распахнулась. Холодный воздух ворвался внутрь, смешав запахи её кухни – крови, страха и магии – с морозным ароматом огненного дыма, что витал в ночи Валдмора. Из мрака начали появляться гости, их силуэты сначала казались тенями, а затем обретали формы, столь пугающие и причудливые, что глаза смертного не смогли бы их вынести.

Первым шагнул демон с кожей цвета обугленных углей, его тело покрывали шипы, похожие на зазубренные клинки. Каждый его шаг издавал звук, напоминающий треск горящих дров, а из пасти, полной острых, как стекло, зубов, исходил слабый, но ощутимый запах серы и гнили. За ним следовали духи, их тела, как полупрозрачный дым, тянули за собой длинные тени, напоминавшие змей, что извивались, будто пытаясь вырваться на свободу. Эти существа источали ледяной холод и аромат разлагающихся трав, который навевал мысли о давно забытых рощах и заброшенных болотах.

Но это были лишь первые из гостей. За ними текли твари из глубин Мифисталя, их формы невозможно было уловить взглядом: то ли они состояли из клубов дыма, то ли из острых кусков льда, перемежающихся всполохами огня. Некоторые шли на четырёх лапах, другие – на шести или вовсе передвигались, растекаясь по полу тёмной жидкостью. От каждого из них веяло сыростью, отчаянием и болью, проникающими в самую суть.

Их голоса, напоминающие низкий гул, постепенно стихли, когда в дверь вошёл Суртандус. Его появление заполнило собой весь зал, словно даже стены, расширившиеся под натиском адской магии, не могли вместить его величие. Его фигура, высокая и мощная, была укутана в плащ из чёрного меха, который блестел, как замёрзшая вода, пронизанная кровавыми отблесками света.

Его шаги были уверенными, тяжёлыми, но беззвучными, словно сама земля предпочитала не спорить с его присутствием. От него исходил холод, обжигающий, как лёд, и запах металла, раскалённого до бела. Его глаза, светящиеся адским огнём, озаряли тьму зала, заставляя каждого гостя опускать взгляд, не решаясь встретиться с этим прожигающим взглядом.

Когда он вошёл, остальные замолчали. Их бесформенные тела прекратили движение, а те, кто ещё не занял места, замерли, как статуи. Суртандус, не обратив внимания на остальных, направился прямо к столу, возвышавшемуся в центре зала.

Кухня Грилы теперь преобразилась в пиршественный зал, её пространство раздвинулось, создавая ощущение бесконечности. Стол, сделанный из чёрного камня, источал слабый серебристый свет. Его поверхность была гладкой, но испещрённой узорами, напоминающими трещины, внутри которых словно мерцали звёзды.

На столе, словно на алтаре, располагались блюда, каждое из которых было произведением магического искусства. Пластины мяса, выложенные слоями, источали аромат жареной плоти, смешанный с горьковатым запахом древесного дыма. В бокалах, вырезанных из черепов, бурлила густая жидкость, похожая на кровь, но с отголоском чего-то сладкого и пряного. От неё исходил аромат корицы, перемешанный с тяжёлым запахом железа.