Лия и Марек одновременно повернули головы к двери. Девочка нахмурилась, её лицо напряглось, а голубые глаза, ещё недавно сверкавшие раздражением, теперь выражали скрытую тревогу.
– Кто там? – резко крикнула она, но её голос дрогнул, неуверенная нотка прозвучала, как расколотое стекло.
Её слова растворились в гулкой тишине. Ответом был лишь скрип половиц, протяжный, как вздох старого дома, и этот звук заставил Марека вздрогнуть. Он крепче прижал к себе деревянного солдатика, как будто тот мог защитить его.
– Это… наверное, мама… – пробормотал он дрожащим голосом, а большие глаза, расширенные от страха, не отрывались от двери.
Морозный воздух, проникший в комнату, донёс слабый, еле различимый запах сырой земли и чего-то металлического, будто капли крови на холодной стали. Этот аромат, тонкий, почти неощутимый, пробирался в лёгкие, как предвестник чего-то необратимого.
Из тьмы шагнула фигура.
Дети замерли. На пороге стояла Грила, её фигура, едва освещённая дрожащим пламенем, казалась огромной, нелепо высокой для низкого помещения. Её тяжёлый плащ, обшитый грязным мехом, свисал до пола, и при каждом движении издавал едва слышимый шорох, как трение высохших листьев.
Посох с крюком блестел в её руках. Металл на его конце отражал пляшущий свет огня, и каждый шаг Грилы сопровождался тихим, угрожающим эхом, будто не она ступала по полу, а сама комната отзывалась на её присутствие.
Морозный воздух принёс с её приходом новый запах – пряный и горьковатый, он был похож на смесь палёного дерева и старой золы, смешанных с чем-то тяжёлым, напоминающим гниющий мох.
– Кто… вы? – наконец выдавила Лия. Её голос дрожал, но она старалась казаться смелой.
– Я та, кто пришла за тобой, – ответила Грила, и её голос был низким, хриплым, словно он рождался из самой глубины земли, где слова смешивались с эхом бесчисленных веков.
Лия вскочила на ноги, заслонив собой Марека. Её движения были резкими, а в глазах зажглась тень ярости.
– Вы… вы не можете нас забрать! – закричала девочка, но даже она почувствовала, как слаб её голос в присутствии этого существа.
Грила наклонила голову набок, и капюшон слегка соскользнул, открывая её лицо. Глаза, жёлтые, как светящиеся угли, вспыхнули в тени. Это были глаза, полные вечной тоски и ненасытного голода, и дети не могли отвести от них взгляда.
– Ты думаешь, что можешь мне приказывать? – прошептала она, и её слова были похожи на дыхание ледяного ветра, проникающего под кожу.
Лия замерла. Её руки задрожали, но она не сдвинулась с места, продолжая заслонять собой брата.
В этот момент Марек, сидевший за её спиной, тихо прошептал:
– Прости, сестра… это я виноват…
Его голос был почти не слышен, но в комнате, где стояла Грила, звук прозвучал так ясно, словно был начертан в самом воздухе. Эти слова разорвали тишину, как треск хрупкого льда.
Грила замерла, её взгляд переместился на мальчика. Её жёлтые глаза сузились, и в них на мгновение промелькнуло нечто, похожее на раздумье. Она пристально смотрела на Марека, словно видела его душу, ощупывала её своим нечеловеческим зрением, впитывала каждый миг его страха и вины.
На миг в её облике появилось что-то мягкое, почти человеческое. Но этот момент прошёл так быстро, что дети едва успели его уловить.
Она снова посмотрела на Лию, и её лицо стало жестоким.
– Ты за ним не спрячешься, – сказала она похожи на тихий шёпот ножа, скользящего по льду голосом. – Ты знала, что сделала, и думала, что никто не увидит. Но я вижу.
С этими словами Грила подняла свой посох. Металлический крюк блеснул в свете огня, и воздух в комнате задрожал, словно наполняясь невидимой силой.
Тени в углах ожили и начали вытягиваться, как змеи, устремляясь к детям. У них не было чёткой формы, но угадывались лица, искажённые криком и страхом.
Пламя в камине потухло, и комната наполнилась звуками, напоминающими хруст ломающегося льда, а запах гари, смешанный с чем-то металлическим, стал ещё сильнее.
Лия закричала, но её голос потонул в гуле, который наполнил всё пространство. Тени замкнулись вокруг них, словно готовились поглотить детей, а Грила стояла неподвижно, наблюдая, как её воля становится реальностью.
Крик Лии прорезал густую тишину, как острый нож, но этот звук оказался недолгим. Её голос, полный ужаса и отчаяния, вдруг оборвался, заглушённый шепчущими тенями, которые сомкнулись вокруг неё. Тени, извивающиеся, как живые змеи, обвили её тело, покрывая его плотным, чёрным коконом. Лия сопротивлялась, но её движения становились всё слабее, как у птицы, запутавшейся в сетях.
Марек, стоящий в нескольких шагах, почувствовал, как воздух вокруг него будто застыл. Его ноги, окутанные ледяным страхом, словно приросли к полу. Каждое его усилие сдвинуться с места было тщетным, как попытка бежать в вязком болоте. В горле застрял ком, а в груди разлилась беспомощность, которая сжимала его лёгкие железным обручем.
Запах в комнате изменился. Теперь он напоминал смесь тлеющей золы и железа, тяжёлую, почти удушающую. Этот запах проникал в ноздри, заполняя всё сознание мальчика, заставляя его глаза распахнуться ещё шире.
Лия, заключённая в объятиях теней, была поднята в воздух. Её тело слегка дрожало, а волосы, рыжие, как огонь, свободно падали вниз, придавая ей вид пламени, застывшего в ночи. Её рот был приоткрыт, но звуков больше не было – тени лишили её не только свободы, но и голоса.
Грила шагнула вперёд, её тяжёлый плащ шуршал, касаясь пола. От её фигуры веяло чем-то древним и жутким, как будто сама ночь ожила и пришла забрать своё. Посох, который она держала, блестел тусклым зелёным светом, а металлический крюк на его конце отражал отблески огня, медленно угасающего в комнате.
Она подошла к Лии, и мальчик впервые увидел её вблизи. Её лицо, изрезанное морщинами, казалось застывшим в маске холодной жестокости. Её глаза, жёлтые, как светящийся янтарь, смотрели на девочку, но в них не было ни капли сожаления.
– Ты узнаешь, что такое истинное наказание, – прошептала Грила, её голос был тихим, но проникал в самое сердце, словно ледяной ветер, обжигающий до боли.
Крюк, который она держала, мягко коснулся груди Лии. От этого прикосновения по воздуху разошёлся запах – тяжёлый, ржавый, с примесью чего-то древнего, напоминающего мокрый мох, от которого веяло смертью.
Марек хотел закричать, но его голос предательски отказал. Его ноги не могли двигаться, руки дрожали, как осенние листья, потревоженные ветром. Он видел, как тени, послушные воле Грилы, начали закручиваться вокруг Лии сильнее, превращаясь в смерч, который увлекал её в небытие.
Его сердце сжалось, когда он услышал слабый, почти неслышный вздох сестры. Этот звук был последним, что она оставила после себя. В мгновение ока Лия исчезла, и тени вместе с ней рассеялись, как дым, оставив за собой лишь пустоту.
Запах в комнате стал удушающе густым. Железо, сырость и ледяной воздух смешались в один зловещий аромат, который заполнял лёгкие Марека, словно заглушая его собственное дыхание.
Он упал на колени. Деревянный солдатик выпал из его рук и глухо ударился об пол. Слёзы потекли по его щекам, горячие и солёные, как маленькие ручейки, вытекающие из источника, который невозможно было остановить.
– Сестра… – прошептал он, его голос был слабым, как затухающее пламя.
Комната погрузилась в мёртвую тишину. Марек остался один, и это одиночество было густым, как мгла. Ему казалось, что воздух вокруг стал ещё холоднее, а стены – ещё ближе, сужаясь, словно пытаясь его раздавить.
Он дрожал, но не от холода. Страх сковал его тело, проникая в каждую клетку, заставляя его чувствовать себя маленьким и беспомощным, словно муравей перед необъятной тенью.
Запах зимнего ветра напоминал о присутствии Грилы, а запах железа и смерти оставался в комнате, напоминая о том, что только что произошло.
Он не знал, сколько времени прошло, пока он сидел на полу. Может, минуты, а может, часы. Но одно он знал точно: этот запах и этот момент останутся с ним навсегда.
