Когда Грила готовила, её фигура будто становилась центром этой кухни, её сердцем и волей. Вокруг неё словно сгущался воздух, вибрируя от силы, которая исходила от каждого её движения. Тени на стенах, отбрасываемые мерцающим светом очага, казались не просто отражением, а неотъемлемой частью её сущности. Каждая деталь кухни – от полок с банками до массивных котлов – смотрелась живой, подчинённой воле своей хозяйки.

Её работа была наполнена напряжением и властью. Каждый ингредиент, который она брала в руки, был больше, чем просто частью блюда – он хранил в себе воспоминания, эмоции и страхи тех, кому принадлежал. Эти воспоминания вибрировали в воздухе, проникая в разум, оставляя на языке ощущение чего-то давно ушедшего, но всё ещё живого.

Перед Грилой бурлил огромный чугунный котёл, его поверхность покрывали затейливые руны, которые вспыхивали и угасали в такт кипению. Внутри него переливалась густая светящаяся субстанция, словно жидкий свет, который не согревал, а отталкивал.

Грила склонилась над котлом, её лицо озарилось мягким золотистым свечением субстанции. Её глаза, яркие и жёлтые, пронизывали эту сущность, словно видя в ней что-то большее, чем просто ингредиент.

– Ты был непослушным, – произнесла она, её голос звучал тихо, но глухо, словно слова рождались из самого нутра её существа.

Её слова, произнесённые в тишине, будто эхом отозвались в недрах котла. Взгляд Грилы, холодный, но острый, как лезвие, не отрывался от субстанции. Внутри неё всё ещё теплился свет, но он был неспокойным, словно пытался вырваться наружу.

Из глубины котла раздался шёпот. Это был слабый голос, дрожащий, как первый снег, падающий на тёплую землю.

– Я не хотел… простите…

Голос ребёнка, который принадлежал сущности в котле, был слабым, как тень воспоминания. Он звучал так, будто слова доносились из далёкого сна, унося с собой последние отголоски жизни.

На мгновение Грила замерла. Её рука, поднятая над котлом, остановилась, будто слова проникли в её сознание, коснувшись того, что она старалась скрыть. Её губы едва заметно дрогнули, но через миг её лицо снова застыло в привычной суровости.

– Поздно, – коротко ответила она, её голос стал твёрдым, как камень.

Она протянула руку к маленькой банке, стоящей на полке. Банка была сделана из чёрного, будто опалённого стекла, её поверхность была матовой, словно она поглощала свет, не отражая ни единого отблеска. Внутри находился чёрный порошок, похожий на сажу, но его природа была куда более зловещей.

Грила сняла крышку, и воздух вокруг сразу наполнился странным запахом: смесью палёной бумаги и чего-то пряного, напомнившего аромат старых, давно забытых книг. Она взяла щепотку порошка, и его частицы тут же начали двигаться, словно в них была заключена жизнь.

Словно совершая ритуал, Грила медленно ссыпала порошок в котёл. Лишь одной щепотки было достаточно, чтобы светящаяся субстанция внутри котла начала меняться. Сначала свет стал тускнеть, затем он начал затухать, словно поглощённый невидимой тьмой.

Из котла вновь донёсся шёпот, но теперь он был искажённым, словно кто-то вытягивал голос ребёнка из глубины и ломал его.

– Пожалуйста… я больше не буду… – прозвучал он, но вскоре растворился, оставив за собой лишь тяжёлую, удушающую тишину.

Субстанция в котле, прежде сияющая, теперь стала густой и тёмной. Её поверхность слегка дрожала, а из неё поднимались редкие, но мощные клубы пара. Этот пар не просто наполнял комнату – он впитывался в стены, в воздух, проникая во всё вокруг.

Аромат, что вырвался из котла, был одновременно притягательным и отталкивающим. В нём смешались сладость карамели, горечь сгоревших трав и что-то металлическое, как свежая кровь. Он заполнил кухню, казалось, даже воздух стал плотнее, насыщеннее, обволакивая всё вокруг.

Грила стояла над котлом, наблюдая, как его содержимое бурлит, но её лицо оставалось неподвижным, словно всё происходящее было для неё лишь частью работы. Она знала, что каждое её действие правильно, и её магия не терпела ошибок.

– Теперь ты станешь чем-то достойным, – прошептала она, наблюдая, как остатки света окончательно угасают, оставляя только густую, непрозрачную тьму.

Грила отошла от котла, но её взгляд всё ещё оставался прикованным к нему. Воздух был густым от магии, наполняющей это место, запахами, которые одновременно притягивали и вызывали желание бежать прочь.

Её работа не просто продолжалась – она становилась искусством, которое могло существовать лишь в Валдморе. В этой кухне, в этом котле, запечатывались воспоминания, эмоции и страхи, превращаясь в блюда, которые никто не осмелился бы повторить.

Приготовление блюда достигло своего апогея. Воздух в кухне стал тяжёлым, насыщенным запахами, от которых кружилась голова. Здесь смешались металлический привкус крови, горьковатый аромат обугленных трав и густая сладость, напоминающая о запретных плодах. Всё это сплеталось в нечто уникальное, что могло существовать только в этом месте, только в этой кухне.

Грила, словно главная жрица своего тёмного алтаря, подошла к огромному чугунному котлу. Его чёрные, покрытые ритуальными рунами стенки блестели от капель магической влаги, словно он сам потел от жара и напряжения. Руны светились слабым синим светом, а их сияние переливалось, как дыхание живого существа.

Её руки, покрытые шрамами и пятнами, привычно и уверенно обхватили крышку котла. С лёгким скрипом она подняла её, словно открывая врата в иной мир. В этот момент в воздухе раздался низкий, вибрирующий звук, будто сама кухня вздохнула, освободившись от напряжения.

Оттуда вырвался пар, густой, плотный, мерцающий всеми оттенками белого, серебряного и золотого. Этот пар не был обычным: он жил. Поднимаясь к потолку, он начал менять свою форму. Сначала это были клубы дыма, танцующие в неравномерных, хаотичных движениях. Но вскоре они начали собираться в фигуры.

Среди них появились призрачные образы, похожие на лица детей. Их черты были узнаваемы, но искажены: глаза, которые казались слишком большими, отражали ужас; рты, искривлённые в нереальных гримасах, то открывались, то застывали в безмолвном крике. Эти образы дрожали, словно не могли удержаться в своей форме, и постепенно исчезали, смешиваясь с воздухом.

Запах, исходящий от пара, был столь же необычным, как и его вид. Это был аромат одновременно сладкий, как карамель, но обжигавший нос резкими металлическими нотками. В нём угадывались отголоски боли, страха и чего-то неуловимо пряного, напоминающего об обугленных лепестках экзотических цветов.

– Идеально, – произнесла Грила, её голос был тихим, но каждое слово, казалось, разнеслось эхом по всей кухне.

Когда пар начал исчезать, в кухне стало темнее, но от этого атмосфера только усилилась. Внезапно из одного из углов появилась тень. Она двигалась мягко, словно её тело состояло из воды или густого дыма. Это было существо без лица, полностью укрытое в клубах тёмного тумана.

Тень двигалась бесшумно, но её присутствие ощущалось даже через воздух. Она источала ледяной холод, который медленно заполнял помещение, смешиваясь с жаром от котлов. Этот контраст создавал ощущение, будто сама кухня вела бесконечную борьбу между пламенем и льдом.

Существо приблизилось к Гриле и, будто признавая её власть, склонилось перед ней. Его длинные, бесформенные руки потянулись вперёд, словно прося чего-то.

Грила посмотрела на тень, её золотистые глаза вспыхнули в полумраке. Она медленно взяла черпак, сделанный из черного металла, покрытого резными узорами, которые, казалось, двигались, пока она держала его в руках. Черпак заскрипел, когда погрузился в котёл, и из глубины поднялась густая, почти вязкая субстанция.

Свет, исходящий от блюда, был странным: он не освещал пространство, а словно впитывался в саму тень, окружавшую существо. Субстанция в черпаке переливалась золотым и серебряным, на её поверхности виднелись крошечные искры, напоминающие звёзды.

– Угощение готово, – сказала Грила, её голос был тихим, но властным, как шёпот, который не смеют ослушаться.