Леманн ловко запрыгнула на высокий стул рядом с ним, облокотилась локтями на стойку, и растрепала пальцами белоснежные кудри.

– Дик, как обычно, – обратилась она к бармену, одарив того самой очаровательной из всех возможных улыбок, – в горле пересохло.

Получив высокий стакан с каким-то причудливым коктейлем и тонкой трубочкой, девушка наконец-то соизволила обратить свое внимание на Франца. Вблизи она была еще очаровательнее, хотя в ней и было что-то опасное, заставляющее сохранять бдительность перед ее чарами.

– Так что? – нетерпеливо поинтересовалась фройляйн Леманн, – у меня пара минут перерыва. Что вы хотели мне сказать?

– Вы прекрасно поете, – с готовностью выдал то, что, вероятнее всего, девушка и ожидала услышать Франц, тем временем внимательно фиксируя каждую незначительную перемену в ее мимике, – не думали о более… престижной карьере?

– Вы продюсер? – Рената хитро сощурилась. Судя по скепсису в ее голосе, она не оставляла и малейшей возможности, что это предположение реально, а лишь поддерживала светскую беседу.

– Нет, я… – Франц прочистил горло, – просто очарован.

Он аккуратно скользнул пальцами по барной стойке, намереваясь коснуться лежащего совсем рядом локтя девушки, но она предусмотрительно отодвинулась подальше.

– Я слышу это каждый вечер, – беззаботно пожала плечами певица и ослепительно улыбнулась, – ничего нового.

В этот момент Франц искренне пожалел, что не заявился сюда в форме. Вероятно, если эта красотка действительно охотится за военными, то это сделало бы ее куда более сговорчивой, и сейчас она не набивала бы себе цену с таким усердием, вынуждая его разыгрывать этот нелепый фарс с соблазнением.

– Леманн – ваш псевдоним, – убедившись, что бармен оказался у другого конца стойки и не может слышать их разговор, начал мужчина, склонившись к певице, – и имя… не похоже на настоящее.

Рената совсем не смутилась.

– Иметь псевдонимы – распространенная практика среди артистов, – холодно заметила она, тут же сбросив с себя всю искусственную веселость, – что вам нужно?

– Как вас зовут на самом деле, фройляйн Леманн? – продолжал напирать на девушку Франц. Он почувствовал, что она начинает прогибаться и давать слабину – об этом говорил ее бегающий взгляд и ставшая напряженной поза. Еще чуть-чуть давления и она выдаст себя. – Дайте угадаю… – он нахмурился, перебирая в уме подходящие варианты, – как-нибудь вроде… Рахиль? Или Сара?

– Прекратите, – яростно зашипела его собеседница, – это возмутительно. Как вы смеете разбрасываться такими обвинениями?

– Тогда что вы скрываете, фройляйн? – почти промурлыкал Франц. Он догадался, что наступил момент для того, чтобы сбавить обороты и свести все к шутке, чтобы не спугнуть жертву совсем, – может быть, мне просто хочется вас разгадать?

Прежде чем Леманн успела среагировать, он протянул руку к ее лицу и игриво заправил упругий белый локон ей за ухо. Впрочем, длительный контакт с кожей так и не произошел, потому что певица с силой шлепнула мужчину по пальцам.

– Проблемы? – к ним уже спешил бармен, который, судя по его виду, готов был вспомнить о том, что у него под женским платьем вполне мужские мускулы и начистить Францу лицо кулаками.

– Нет, Дики, все хорошо, – беззаботно улыбнулась Леманн, при этом бросив на Франца взгляд, обжигающий арктическим холодом. Перед тем, как покинуть его общество и вернуться на сцену, она остановилась рядом с мужчиной и наклонилась так низко, что обожгла его ключицы, открытые воротом рубашки, дыханием.

– Дам вам совет, – прошептала девушка, – научитесь обращаться с женщинами, иначе разоритесь на шлюхах.

Франц в последний раз попытался ухватить ее за запястье, но фройляйн Леманн ускользнула так стремительно, что в его пальцах остался только воздух. Через мгновение она уже снова лучезарно улыбалась со сцены, гордо вздернув небольшой, но явно решительный подбородок. Ее умение держать лицо вызывало уважение.

Что, если бедняжка действительно ни в чем не виновата?

Тогда почему ее черты кажутся такими знакомыми?

Где они могли встречаться прежде?

Хотя бы только ради этого Франц должен был вернуться в это проклятое кабаре еще раз. И еще, если понадобится. До тех пор, пока не получит ответы на свои вопросы.

Астрид девятнадцать лет и она возвращается домой с работы, прижимая к груди полученные за работу в госпитале продукты. Порция на двоих, а растянуть ее нужно на четырех человек.

Улицы города вроде бы и родные, любимые с детства, но теперь совершенно чужие и враждебные. Повсюду солдаты. Многие, что помоложе, оказывают девушке знаки внимания, ведь теперь Астрид уже не плоская девочка и ее свежей, мягкой красоте могла бы позавидовать и Йоханна. Когда-то. Едва ли ей, впрочем, это нужно.

У девушки привычно сжимается сердце, когда она проходит мимо дома Маевских. Теперь здесь живут другие люди и хоть они не сделали ничего плохого, Астрид не может перестать их ненавидеть. Рядом со старинной дверью некогда она нашла тот самый глобус и забрала себе, почему-то выделив именно его среди всего выставленного на выброс имущества бывших друзей семьи. Там, куда они отправились теперь, им уже не понадобятся ни глобус, ни книги, ни посуда.

Астрид запирает все замки и только после этого поднимается на второй этаж и несколько раз прерывисто стучит по внутренней стенке массивного платяного шкафа. Сердце в груди как и всегда ускоряет ход в ожидании ответа. Слишком страшно услышать только тишину. Но створка наконец-то отходит в сторону и из щели в стене появляется чумазое и худое лицо Томаша. Он стремится обнять девушку, но она торопится отдать ему сверток с едой. Как и отец она в первую очередь думает о долге, а не о чувствах. О здоровье своего друга и его сестры, а не о том, что ей столько всего хочется сказать.

Вместе с Томашем девушка пробирается в узкое пространство и устраивается рядом с ним на деревянном настиле над крышей нижнего этажа, служащем помещению полом. Йоханна неслышно подтягивается к ним из полумрака и садится на корточки. Все трое увлеченно, ничуть не беспокоясь о манерах, уплетают принесенные продукты. Когда остается только четверть, предназначенная для гера Райха, они синхронно останавливаются и откидываются в стороны, сытые и довольные. Только теперь Астрид позволяет себе обнять друзей по очереди, впрочем, несколько дольше задерживая в своих руках Томаша.

– Вас нужно вытащить отсюда, – вздыхает она, отстраняясь.

– Надоело рисковать? – язвит Йоханна, с возрастом ее характер не стал и чуточку мягче, даже в таких опасных обстоятельствах, – хочешь спихнуть ответственность на кого-то другого?

– Прекрати, – осаживает сестру Томаш.

– В городе становится все опаснее, – говорит Астрид и почему-то ей кажется, что она оправдывается, хотя это немыслимо! Оправдываться перед этой вздорной девицей, особенно после того, что они с отцом делают для их семьи. Остатков их семьи. – Они могут в любой момент снова нагрянуть с проверкой и…

Продолжать фразу не смысла.

Томаш находит на полу руку Астрид и переплетает свои пальцы с ее. Девушка слабо улыбается своему другу. Другу ли? Она все еще слишком хорошо помнит, как они долго целовались на ее постели до того, как все это началось. И лукавую улыбку пана Маевского, когда тот поздравлял ее с совершеннолетием и спрашивал скоро ли породнятся их семьи.

– Я никуда не сбегу без тебя, – клянется Томаш.

Долгожданное одиночество и возможность остаться наедине с собой совсем не облегчили участь Силдж. Стянувшееся в тугой узел в груди чувство тревоги перед неизвестностью было куда сильнее.

Мужчина запер за собой дверь и удалился, бросив Силдж на растерзание собственных неудобных мыслей. Она старательно умывалась ледяной водой, а после бродила по номеру из угла в угол, разминая затекшие за время долгой дороги конечности.