– Я ведь объяснил тебе как действует ошейник. Все-таки женщины глупые создания. Как ты могла заметить, магия ошейника не заставит тебя говорить или чувствовать то, что я приказываю, но все остальные приказы ты обязана выполнить. Уже три года ждем, когда этот изъян смогут исправить. Но это не важно, мы с тобой обойдемся и без магии, дрессировке поддаются все. Главное найти подход. – он замолк, словно ожидая моего ответа на эту гнусную реплику, или может ждал, что я заплачу и стану молить о пощаде? Пожалуй, после той боли, может и стала бы, вот только в глубине черных маленьких ненавидящих глаз я теперь отчетливо видела свою судьбу. Пощады не будет…

– Следуй за мной.

Не дождавшись ответа, мужчина двинулся к выходу. Я последовала за ним, позволяя себе наконец осторожно осматривать место, в котором оказалась.

Комната была большой и богато обставленной. Дорогие ткани, искусно выделанная древесина, балдахины над кроватью, бархатные шторы. Хозяин поместья знал, что такое роскошь. Она была не кричащей, везде приглушенные пастельные тона, но усомниться в том, что в доме водятся деньги, не приходилось.

– Опусти глаза в пол, ни на кого не смотри, следуй за мной на два шага позади. И не вздумай ослушаться. Впрочем, последствия тебе уже известны. – с этими словами мы вышли в просторный светлый коридор с высокими потолками.

Не осмеливаясь нарушить приказ, я шла как мне было велено. Пока смотрела под ноги, удалось разглядеть свой наряд и фигуру. Совсем не дурно. Если мужчина был одет в черный костюм из плотной ткани, который никак не мог скрыть его отвратительной фигуры, то я оказалась одета в прекрасное светло бежевое платье, с голубыми оборками. Больше всего оно напоминало платье викторианской эпохи. Рукава три четверти, изумительная вышивка серебряной нитью, бантики на корсете спереди удачно подчеркивали мою осиную талию. Если бы еще не капли крови на рукаве правой руки и на юбке… А еще тот факт, что корсет по ощущениям не слишком затянут, а талия у меня все равно совсем тоненькая, натолкнул на мысль что Ариану, помимо прочих издевательств, возможно ограничивали в питании. Хотя с таким же успехом это могла быть дань местной моде.

Пройдя по широкому ковру, богатого темного фиолетового оттенка, мы вышли к балкону, с двух сторон от которого спускалась лестница. Корнелиус пошел вниз, я следовала за ним. Ощущения во всем теле более всего напоминали тяжелейшее похмелье. Голова была какой-то легкой, но слегка кружилась и болела, словно мышцы шеи держали ее с большим трудом, тело казалось слабым и меня сильно штормило.

Спустившись и пройдя мимо огромной входной двери, словно ворота в замок, а не дверь в поместье, мы отправились налево в большой зал. В центре стоял массивный деревянный стол, окруженный стульями. Видимо здесь располагалась столовая, ну или некая обеденная зона. Пройдя мимо мы вошли в кухню, где работала довольно массивная женщина.

– Селина, выдай стакан воды и ломоть хлеба. – глянул в мою сторону – можно и вчерашнего.

Вот же урод! Этим он кормить меня собрался? В животе предательски заурчало. Разглядеть женщину я толком не могла, так как был приказ смотреть исключительно в пол, однако услышала ее голос, когда она начала лебезить, явно заискивая перед хозяином особняка:

– Стоит ли переводить еду на это недоразумение, уважаемый Господин? Свиней ведь еще кормить, а эта того и гляди помрет сама скоро.

Блеск. Видимо ждать сострадания не приходится. Но почему? Бедная девочка, пускай и «госпожа», которую несколько месяцев насиловало вот это, чем она могла насолить кухарке. Была жестока? Что ж даже если и так, какой бессердечной надо быть, чтобы, видя меня сейчас в таком состоянии, предлагать оставить без еды. Без куска вчерашнего хлеба, ради всего святого!

– Я твоего мнения не спрашивал.

– Конечно-конечно Господин, сейчас же все принесу.

Через минуту мне в руки сунули стакан воды и полбуханки хлеба. Каким он там был, вчерашним или сегодняшним, мне вдруг стало все равно. В руках я ощущала хрустящую горочку и пахло от хлеба изумительно. Я сглотнула слюну, но приступать к трапезе не спешила. Не хотелось снова нарваться на унизительный приказ или, того хуже, на боль. Как можно достовернее изобразив безразличие, опустила руку с хлебом, продолжая при этом держать стакан с водой и смотреть в пол.

– Идем.

Мы вернулись обратно тем же путем, однако в этот раз следовали направо от лестницы. Шагая вслед за Корнелиусом, я продолжала, насколько позволяла поза, косить глаза и изучать дом, от этого головная боль усиливалась, но я должна видеть окружающую меня обстановку, это может спасти мне жизнь… Позолота на периллах, картины на стенах, статуи из белого камня похожего на мрамор обнаженных мужчины и женщины с двух сторон от лестницы.

В следующей зале почти вся левая стена оказалось застекленной, двери балкона и огромные уходящие в пол окна выходили на сад, или некий парк. Одна из створок была открыта, в комнату ворвался аромат каких-то цветов и возможно фруктов. Запах был чудесный, такой весенний, а картинка за окном умиротворяющей. В окружении цветов и распустившихся деревьев, в центре парка стоял фонтан, брызги от которого сверкали и переливались на солнце. От моих попыток рассмотреть этот внезапный уголок живой красоты боль в глазах стала почти невыносимой. В этот момент мимо прошагал мужчина, возможно кто-то вроде дворецкого, сообщив что комната готова.

Красивый, богатый особняк совершенно не вписывался в ситуацию, в которой я ныне оказалась. До зубного скрежета стало неприятно от мысли, что такой вот ничтожный и, во всех смыслах, отвратительный человек, как Корнелиус, владеет всем этим. Он богат, об этом он сразу сказал, но я все же ожидала некое кричащее и пошлое богатство, под стать гнилой душе хозяина, может еще сумрак комнат, не знаю. Я ожидала другого, а тут такое все красивое, светлое, открытое…

– Входи.

Приказ вернул меня с небес на землю, о чем я вообще думаю? Комната, в которую мы вошли, не принадлежала этому дому, просто не должна была. Зато она точно принадлежала хозяину дома. Это была пыточная, пускай и явно содержащаяся слугами в чистоте. В комнате стоял отвратительный запах крови и чего-то еще, что вызывало легкую тошноту. На стенах не было тканей, зато висели железные кандалы. Слева в углу комнаты валялся матрас, с виду набитый сеном или травой. На матрасе были отчетливо видны пятна давно засохшей крови. У стены в центре комнаты стоял высокий деревянный столб, с какими-то бороздами, обмотанный грубыми веревками шириной с запястье. Справа в углу, судя по запаху, было отхожее место, состоящее из какого-то разбросанного тряпья и ведра, у стены ближе ко входу стоял стол с различными кнутами, плетьми, странно изогнутыми ножами, щипцами. Из пола возле него так же торчали железные браслеты на массивных цепях. Меня слегка повело, страх наконец вцепился в меня когтями и зубами. Руки и ноги мелко затряслись, я начала рвано дышать, кажется пытаясь преодолеть паническую атаку. Нет! Этого не будет! Вопреки всем усилиям, страх не отступал, меня продолжало трясти, но мне все же удалось взять под контроль собственное дыхание и мысли.

Корнелиус стоял молча и с интересом изучал мою реакцию на увиденное.

– Можешь поднять голову.

Я немедленно послушалась, хотя слово «можешь» не подразумевало команду непременно это сделать. В будущем надо будет внимательно следить за такими вот оговорками, возможно это мой последний шанс сохранить жизнь.

– Ты все еще не вспомнила свое настоящее имя?

– Нет, Господин.

Корнелиус изучал меня со скучающим видом, словно что-то решил для себя и не намерен был больше спорить. Стоит признаться, что я все вспомнила, пока не поздно! Интуиция вновь взвыла, челюсти сжались словно сами собой, и я так и не смогла вымолвить и слова.

– Я устал, сегодня останешься здесь, может местный антураж вылечит твое беспамятство. Впрочем, это не имеет значения. Выходить из комнаты нельзя и не смей спать до моего возвращения.