— Кармен умирает. Что мне толку в возвращении домой? У меня больше нет дома. Но ты можешь нам помочь. Я даже прощу тебя. Убей нас, чтобы мы больше не мучились.
И тогда Этьен рассказ про другой мир, где мы сможем начать всё заново. Я в ответ смеялась и посылала его, а потом задумалась: что я собственно теряю? Разве что-то может быть ещё хуже, чем уже есть?
Так мы оказались в Эрталии.
Зеркальные коридоры не кончались. А я вспоминала всё больше и больше, и всё сильнее плакала — благо стесняться было некого.
Румпель сказал правду: забвение стало для нас благом…
Острая ненависть раздирала сердце. Я ненавидела Этьена. И этот пожар выжигал душу дотла. Смотрела как раз за разом он делал меня то Золушкой, то Белоснежкой, то Рапунцель, то Бель, сочиняя всё новые сказки. Для меня, для нас…
Но разве можно было простить то, что случилось в Первомире? То, что произошло с малышкой Кэт?
Я бессильно опустилась на зеркальный пол, поджала ноги и закрыла руками лицо…
Молнии разрывали небо на клочья. Что-то грохотало. Вода: чёрная, бурная, словно в кипящем котле, поднималась всё выше и выше. Этот город был мне незнаком. Я испуганно огляделась. Это смерть? Вот так я погибну? И в очередной вспышке увидела его.
Он стоял и смотрел на город. Совсем седой. В странной, неизвестной мне одежде, больше похожей на рубище.
— Этьен? Этьен!
Я закричала, побежала к нему, но крыша здания ушла из-под ног. Я упала, покатилась вниз, в бурлящую пеной воду. Но тотчас меня перехватили сильные руки и подняли.
— Кэт? — недоверчиво спросил старик, в котором я с трудом узнала Этьена.
И всё же… это его глаза. Это его взгляд.
— Ты больше не рыжий, — прошептала я и запустила пальцы в его всклокоченные волосы.
— Кэт, — выдохнул он.
Прижал к себе судорожно, как ребёнок — потерянную игрушку. Я обхватила крепкую шею, чувствуя безбрежное счастье. Мы погибнем через несколько минут, но… вместе. Наконец, вместе. А потом поцеловала в губы. И колкая щетина защекотала мою кожу.
— Ты простила меня?
— Ты придумал все эти сказки для меня.
— Ты плачешь?
— Не знаю. Лучше умереть с тобой, чем жить без тебя.
— Мы умрём, — прошептал он мне на ухо, прижимая к себе бережно и нежно. — Но не сейчас. Ты согласна остаться без магии, без вечности?
— С тобой?
— Да.
Я не стала отвечать на этот глупый вопрос, лишь обняла крепче. Румпель понял сам. Прижал к себе и шагнул в одно из двух зеркал, которые я сразу и не заметила. А я успела лишь подумать: зачем на крыше зеркала? А ещё заметить, что он молодеет. И рыжеет, становясь самим собой.
рисунок Нины Воробьёвой-Зайковской
Про крышу и что это за гибнущий город рассказано в третьей книге цикла «Пёс бездны, назад!»
Дополнение 6
Осень в зайчиковом кигуруми сидела за столом и, прищурившись, накидывала план преобразования Монфории. Сегодня девушке продемонстрировали первые стеклянные зажигалки. А ещё удалось убедить местных мастеров в необходимости душа и канализации. Одним словом, перспективы были рабочие.
— Привет, — кто-то, подошедший со спины (понятно кто), ткнулся губами в её затылок. Осень изумлённо оглянулась.
— О, мы уже разговариваем?
Ей очень хотелось съехидничать о непостоянстве волков, но что-то в лице Эйя не дало. Осень нахмурилась:
— Что с тобой?
Парень присел перед ней на корточки, взял её ладони в свои и снизу-вверх заглянул в лицо. Светло-карие глаза возбуждённо поблёскивали.
— Ты говорила, что хочешь домой…
— Три года назад!
— Ну, время — штука относительная. Для меня — несколько дней назад. Я был неправ, каюсь. У тебя ведь ещё есть твоя моя карточка? Банковская?
— Да, конечно… Я не понимаю…
— Отлично.
Волк преувеличенно бодро вскочил:
— Пошли. Не думаю, что тебе долго собираться. Одежду лучше купить там, а книги я тебе доброшу.
— Эй…
— И да, квартиру я тоже почти купил. Тебе понравится. Окна на залив. Ты же любишь залив, да? У тебя будут новые документы, на восемнадцать лет и…
— Эй!
Осень выдернула свои руки из его пальцев. Эй поперхнулся. Насупился:
— Что не так?
— Всё. Во-первых, я не хочу возвращаться. Во-вторых, у меня тут дела. Посмотри: водопровод, канализация…
— Какой нахрен водопровод в шестнадцатом веке? Обойдутся.
— В Великом Новгороде был. Почему бы в Монфории не быть? И горы недалеко…
Эй стиснул кулаки, лицо его стало злым. Он, прищурившись, пробежал взглядом листы со схемами. Выдохнул раздражённо:
— Капец. Попаданка строит магическую империю.
— Не магическую, а…
— Похрен. Осень, какое тебе дело до этих убогих?
Девушка обиделась. Отвернулась, скрестив руки на груди.
— Я никуда не пойду.
Эй с минуту смотрел на неё таким взглядом, словно хотел откусить белокурую голову, потом резко выдохнул, обнял, стукнулся лбом в лоб.
— Осень, пожалуйста, не спорь со мной.
И тогда она поняла главное:
— Ты боишься?
Эй не ответил. Девушка вывернулась из его рук, заглянула в лицо:
— Чего ты боишься? Эй, не молчи. Если я не буду знать, то никуда с тобой не пойду.
— Я стал серым.
— Серый волчок? — рассмеялась она. И смолкла тотчас — вид у Пса бездны был очень встревоженный. — Рассказывай, что случилось.
Он колебался минут пять. Осень терпеливо ждала. Потом Эй кивнул:
— Хорошо. Ко мне приходил гонец от бездны. Сказал, что я стал добреньким и сереньким. И чтобы вернуть прежнюю черноту, должен с тобой переспать.
Осень хмыкнула. Покосилась на него, покраснела и отвернулась.
— Только и всего? — спросила голосом, дрожащим от смеха и смущения.
— Ты не понимаешь, — устало выдохнул Пёс. — Ты мне нравишься. Очень. И я тебя хочу — говорил уже. Вот только это произойдёт совсем не так, как тебе хочется.
— А если нет? Что будет, если ты не… — прошептала она, бледнея.
— Что — нет?
— Если ты меня… ну… не…
— Псом бездны для этого мира станет другой волк. У каждого из миров есть Хранитель и Пёс. И разрушит этот мир.
— А может?
— Может.
Осень испуганно посмотрела на него, зажмурилась и ткнулась в такое надёжное плечо.
— А что будет с тобой? Если не… — спросила жалобно.
— Неважно.
— Бездна сожрёт тебя самого, — прошептала она, вспомнив давний разговор.
Эй промолчал. Провёл грубой ладонью по её мягким волосам.
— Он не сможет тронуть тебя в Первомире. Ты не давала повода. Здесь, в отблесках, у нас намного больше власти. Там — не тронет. Пошли. У нас мало времени.
Осень молчала. Эй ждал, обнимая её с неожиданной для него самого нежностью.
— А что станет с монфорийцами?
— Я не знаю.
— Ты же не сможешь сделать для них всё это, — она кивнула на планы.
— Нет. Я — разрушитель.
— Понятно.
Она опустила руки, села в кресло, подвернув ногу. Искоса взглянула на него.
— Тебе же не обязательно вот прям сразу меня насиловать, да?
— О чём ты? — раздражённо проворчал Эй.
— Ну… видишь ли, я — девственница, извини за подробности. И, если правильно понимаю, в первый раз это будет больно.
— Что⁈
Он пнул столик и тот отлетел к противоположной стене, рассыпав учебники и бумаги.
— Ты рехнулась⁈
— Перестань. Ты же не убьёшь меня, не станешь калечить и пытать. А это… ну, я переживу. В конце концов, есть же любители БДСМ… Главное, чтобы не вот совсем первый раз…
Эй подавился и раскашлялся.
— Я не буду этого делать! — прорычал глухо.
— Перестань, — мягко возразила она, смело глядя ему в лицо. — Ты же понимаешь, что так будет лучше для всех?
