Я прижалась к нему теснее. Было в его словах что-то жуткое.

— После той встречи в библиотеке, я должен был сразу понять, что ты — это ты. Но, видишь ли, я не усыплял тебя, не нарекал принцессой Шиповничек. Однако никто иной не смог бы это сделать, кроме меня. Никто, Кэт. Хранитель этого мира — я. И только потом я понял: всё так, просто это сделал я, но в будущем. А, значит, ты попала в прошлое и встретилась с прошлой собой. Такого не должно было быть.

— А разбудить меня должен был…

— Я, конечно. Кто ж ещё?

— Но это сделал Дезирэ… Жак.

Я задумалась. Румпель не мешал мне. Он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, терпеливо ожидая, пока я осознаю то, что прозвучало.

— Арман сказал, что прошло семьдесят два года, — прошептала я: от мыслей голова раскалывалась, — значит… Ты ждёшь меня через двадцать восемь лет? А Дезирэ разбудил меня раньше времени? Но для чего?

Румпель открыл глаза, прикоснулся лбом к моему лбу и веско, чётко произнёс:

— Что бы ты убила Илиану. Или Илиана — тебя. Результат был бы почти одинаков. Если бы ты убила её, то твоё прошлое исчезло бы, и ты — с ним. Если бы Илиана убила бы тебя, то уничтожила бы своё будущее. Гениальный в своей ужасности план. Поверь, Жаку было всё равно, кто из вас победит. Но, зная тебя, он понимал, что ваше противостояние с Илианой неизбежно…

Я всхлипнула.

— Но зачем ему… — и замолчала.

Это было очевидно: Жаку нужна была не я. Он мстил брату. Мстил за то, что однажды, в самую страшную минуту, Этьен спас не его.

— Я попала в собственное прошлое?

— Да.

— Неужели я была так ужасна?

— Да. Но в этом я виноват. Ты была права: я слишком потакал тебе. Не заметил, когда насмерть перепуганная девочка превратилась в злобную ведьму.

Я вгляделась в его печаль, прижалась щекой к его колючей щеке. Румпель казался бесконечно уставшим, словно долго-долго нёс груз вселенной на своих плечах. Впрочем, это так и было.

— Почему же ты… почему…

— Потому что я тебя люблю. Больше жизни, Кэт. И всегда любил, даже когда был маленьким деревенским легковерным идиотом. Это моя вина, что вы стали… такими. По моей вине вы попали в рабство, отчаялись и ожесточились.

— Ты был маленьким…

— Это меня не оправдывает.

— А Кара, Эллен… они знают?

— Нет. Три королевства — это наша сказка, наш мир, рай, который мы себе придумали. Но кроме меня прошлых жизней не помнит никто из вас.

— Ты лишил нас памяти?

Он помолчал прежде, чем ответить. А я всё пыталась осознать ужасное: я — это Илиана. Я — монстр и чудовище… О, Пречистая… Как же так⁈

— Да. Вы ужасно страдали от прошлого: в нём было слишком много жестокости, предательства, грязи и насилия. Я думал, что красота и чистота этого места исцелят ваши души, но вы были больны прошлым и заражали им настоящее. И вы снова и снова превращали этот рай в ад. А теперь ещё и Жак. И он — помнит. И он — тварь из бездны. Когда я освободился, то шагнул в башню Смерти и посмотрел в прошлое через зеркала. И, конечно, узнал его, хоть он и изменился.

— И давно мы тут…

— Почти восемьсот лет.

Я обняла Этьена, зарылась в его жёсткие тёмные волосы. Пусть так, пусть всё так, но…

— Но я хочу быть с тобой!

— И я. Так и будет. Но ты должна быть с тем мной, кто ждёт тебя там, в будущем. Прошлое не должно красть у будущего.

— А ты останешься с этой ужасной… мной?

— Да, — он погладил мои волосы. — Спасибо тебе. Я ведь уже почти отчаялся, Кэт, что ты снова станешь собой, той, которой была до того, как мы выступили из Клуа.

— А как же Бертик?

— Я буду рядом с ним.

Мы замолчали. Я вдыхала его запах: тёплый, солнечный запах цветущих лугов. Чуть горьковатый — чертополоха.

— И как мне тебя найти? — прошептала тихо-тихо. — Снова ложиться спать?

— Нет. Войди в Зазеркалье.

Я содрогнулась всем телом, отстранилась и испуганно посмотрела на него:

— Как Илиана?

Румпель кивнул.

— Зазеркалье — место вечности. Там не болеют, не голодают, не умирают. Страшное место.

— Почему страшное? — дрожащим шёпотом спросила я.

— Там человек встречает себя. И не каждый может выйти оттуда. Далеко не каждый. Только тот, кто, встретив себя, сможет себя найти.

Я жалобно простонала:

— Я ничего не поняла! И я боюсь.

Румпель стиснул ладонями моё лицо, поцеловал мой нос, губы, лоб.

— Я тоже. Очень боюсь. Но по-другому никак. Если ты останешься, прошлое разрушится. И наш мир может рухнуть.

Он целовал мои слёзы. Нежно и трепетно, а потом мягко шепнул:

— Найди меня там, пожалуйста, Кэт.

— А если не найду?

Румпель не ответил.

— А Дезирэ…

— В Зазеркалье никто не может причинить тебе вреда, кроме тебя самой.

— Я там встречу Илиану?

— Нет. Она — это ты, но всё же не совсем, это лишь осколок твоей личности. Твоё прошлое, а не настоящее. К тому же, ты её уже прошла и победила.

Мы снова замолчали. А потом я решительно сползла с его колен, одёрнула юбку.

— Там Арман… он лягух и…

— Я разберусь.

— И Родопсия… мой народ… То есть, не мой, но… они всё равно умирают от голода и…

— С этим тоже.

Я сглотнула. Всхлипнула и отвернулась. Румпель встал, прижал меня к себе.

— Не бойся, — прошептал мягко. — Ты ведь уже сделала невозможное. Ты пожалела Илиану, своего врага, а, значит, ты изменилась.

— Я тебя найду, — прошептала я, отвернулась и решительно шагнула в зеркало.

Он прав: нельзя оставаться в прошлом.

И разом вспомнила всё.

Я была двадцатишестилетней старухой, когда Этьен меня нашёл. Нас с Кармен.

Из зеркал зеркального коридора на меня смотрели все эти жуткие сладострастные рожи. Первым моим покупателем стал какой-то жирный богач, купивший меня в гарем. Но очень быстро перепродал меня следующему, у которого я задержалась на год… А через десять лет мы встретились с Карой в публичном борделе.

Румпель сказал, что мы ожесточились, но… он смягчил.

Смотреть своё прошлое оказалось настолько страшно, что я бы умерла от ужаса, если бы это было возможно в Зазеркалье. Я шла мимо зеркал и рыдала, сломленная и подавленная.

Мы с Кармен, кокетливо скрывающей платком нос, уже почти съеденный сифилисом, стояли в порту и активно зазывали моряков, буквально вешались на них, умоляя купить себя за кусок хлеба. Никого не интересует, что будет с проституткой, на которую больше нет спроса, и прошёл уже месяц как нас с Кармен выставили из борделя. Мы умирали с голоду.

И тогда я и услышала:

— Кэт?

Это был первый раз, когда Этьен меня узнал. А вот я его не узнала вовсе. Наголо побритый, высокий, раздавшийся в плечах он стоял и смотрел на меня со смесью ужаса и радости.

— Две девушки разом и недорого, — улыбнулась ему я и подмигнула.

Этьен не сразу понял, что я имею ввиду.

— Ты… ты хочешь есть? Тебя… вас покормить?

Он затащил нас в харчевню и заказал поистине царский ужин. Там было даже мясо. Всего остального я не запомнила. Глупо хихикая и кокетничая, я потащила мужчину в снятый номер. От присутствия Кармен Этьен отказался.

— Ты любишь спереди или сзади? — деловито уточнила я, когда мы остались одни.

Лицо его перекосило, он вдруг обхватил меня, прижал к себе и разрыдался. И мне стало страшно: не часто ведь встретишь мужчин, которые плачут взахлёб.

— Кэт, — прошептал Этьен, — это же я… Этьен. Этьен из Клуа, твой друг и брат… Я так долго искал тебя!

И тогда я застыла, а потом с силой оттолкнула его. Был бы у меня нож — убила бы. Но нож мы с Карой продали ещё неделю назад.

— Уходи!

Развернулась и убежала, схватила Кармен за руку и утащила прочь.

Этьен приходил ещё не раз. Приносил еду и уговаривал ехать с ним домой. Кармен орала на меня, обзывала полоумной, но я твердила лишь одно: «Уходи».

Потому что это всё произошло по его вине…

А потом Этьен исчез. И его не было очень-очень долго, так что мы с Кармен едва не умерли с голоду, потому что покупателей на нас почти не было. И когда Этьен появился вновь, худой, бледный, со шрамом от ножевого удара на щеке и принёс еды, я сдалась: