Глава 25
Котенок, жаба и лошадка
Котёнок умывался. Сначала левой лапкой в белом носочке, затем правой — целиком рыжей, до самой коричневой пяточки. Блики свечей играли на пушистой шёрстке. Бертран сидел напротив и внимательно наблюдал.
— Я никому не скажу, честно, — прошептал и поцеловал колечко на пальце в знак истинности своей клятвы.
Колечко тоже было волшебным: Эртик сам скрутил его из кусочка медной проволоки и наделил магическими силами, произнеся ужасные слова. Правда никак не мог понять: как их запустить. Ужасные слова принц почти не придумывал: они явились сами, как и положено волшебным заклинаниям, совершенно непонятные, а от того чрезвычайно сильные. Досадно было только, что Бертран никак не мог разобраться: как же колечко действует.
— Ну пожалуйста!
Котёнок дёрнул усиками и зевнул.
— Можешь остаться рыжим, если хочешь, — поторопился уступить Эртик. — Не обязательно становится вороным. Гнедой — это тоже красиво.
Зелёные сонные круглые глаза мигнули.
— Нет-нет, не засыпай! — вскрикнул принц в отчаянии.
План рушился. Такой безупречный, такой гениальный план! Но почему? Бертран задумался и вдруг понял: ну конечно! Ветер просто никогда их не видел. Он сгрёб котёнка, нежно прижал к своей груди и бросился во двор.
— Подожди, серчас покажу.
Мать уехала поздним вечером, и королевский замок без неё внезапно обезлюдел. Тем лучше. Бертран проскользнул в дверь конюшни. На улице шуршал дождь, тучи сгущали утренний сумрак, а в неосвещённом помещении и вообще было совершенно темно. Но лошади всё же почуяли мальчика, зафыркали, потянули к нему лупоглазые морды.
— Вот, смотри, вот таким. Но, есри хочешь, можешь не чернеть. Если тебе цвет твоей шерсти нравится борьше.
Бертран поднял котёнка, чтобы ему лучше был виден вороной: все же знают, что кошки видят в темноте. Но непослушный Ветер извернулся, вцепился в руку коготками и протестующе замяукал, а его глаза зажглись изумрудными фонариками. Принц расстроился: и что теперь делать? Котёнок так рвался из рук, что пришлось покинуть конюшни несолоно хлебавши.
— Вот дурачок, — принц погладил вздыбленную рыжую шерсть. — Ты испугарся? Я же не на съедение тебя отдавал. Я только хотел показать тебе коня Румпеля…
И вдруг сердце подскочило от новой идеи: а если мамы нет, а конь Румпеля в стойле, значит… Тёмный маг не поехал с мамой? Он здесь? Бертран облизнул разом пересохшие губы. Снова погладил котёнка:
— Я не сержусь. Ты, наверное, сришком маренький, чтобы превращаться самостоятельно, да? Знаешь, что мы сделаем: мы попросим Румпеля. Без мамы я его точно уговорю, обещаю. А ночью ты снова будешь котом. И будешь спать со мною. Здорово, да?
И воодушевлённый гениальной идеей Эртик неторопливо направился в замок, пиная встречные камушки. Вот теперь всё точно получится!
Эллен пила вино и плакала, сидя на террасе в одиночестве. Ближе к ночи зарядил дождь, и это так совпадало с её настроением! Очень сложно не ненавидеть весь мир, когда тот, в кого ты влюблена с детства, танцует на балу с другой, смеётся с другой и — она видела! — прижимает её к себе намного ближе, чем положено по этикету. Да ещё после… после…
Анри был её кузеном. Таким взрослым и таким… красивым. Вот это сочетание: тёмные волосы и голубые глаза — так пленяло! Однажды, ещё до того, как Анри стал мужем сестры, Илиана и Эллен повздорили, и старшая сломала любимую куклу младшей. Элли убежала рыдать на задний двор и случайно натолкнулась там на принца. Узнав её беду, мальчишка смастерил новую куклу, правда из сена. Отрезал кусок собственного атласного лазурного плаща, содрал золотые кружева, замотал в них куклу и вручил кузине.
— А Илиана вообще злюка, — рассмеялся, пожав плечами. — Отвратительная девчонка! Стану королём и отправлю её к драконам.
И девочка безнадёжно влюбилась.
А потом, в день свадьбы старшей сестры, держала её мантию, и слёзы капали и капали, портя тонкое кружево воротника.
Анри был всего на три года старше, но он быстро вырос, раздался в плечах, отрастил тёмные усы над губой и, ох, как он заразительно смеялся! В отличии от всегда мрачной королевы, король умел жить и наслаждаться жизнью. Рядом с ним всё словно обретало цвет. Всем было весело и радостно.
— Сестрёнка, а не выдать ли тебя замуж? Конечно, ты ещё юное создание, так ведь и Арман не стар.
— Я… я…
Пьяный Анри тогда вдруг ухватил её за уши, притянул голову и чмокнул в лоб.
— Будет здорово, — пообещал весело. — Он добрый парень. Ты точно будешь счастлива. А я, знаешь, хочу, чтобы ты была счастлива…
Эллен не решилась тогда сказать ему, что была бы счастлива совсем с другим мужчиной. Засмущалась, покраснела и не смогла отказать. А кто бы смог отказать ему? Особенно, когда на тебя смотрят такими сияющими глазами?
Но муж оказался вовсе не весёлым, а просто пьянью. Завалился в её спальню под утро первой брачной ночи, пробормотал что-то грязное и пошлое, рухнул на коврик и захрапел. И Эллен просидела до утра, глотая злые слёзы, а утром убежала жаловаться сестре. В тот день она ненавидела не только мужа, но и того, по чьей милости оказалась за мужем за таким… таким…
Илиана быстро нашла выход. Не то, чтобы вот прям совсем прекрасный, но обиженная Эллен не стала возражать. Ни против аннулирования своего брака, ни против заключения Анри под стражу. Пусть узнает, как ей было плохо!
А сейчас история повторялась. Анри снова поманил и снова поменял на другую.
Эллен вытерла слёзы. Потом вытерла новые.
— Ваше Высочество? Вы… что вы тут делаете?
Она не стала оборачиваться. Процедила зло и с вызовом:
— Пью. Не только же вам напиваться. Не мешайте.
— Даже не собирался.
Бывший муж сел рядом. Он был какой-то угрюмый, совсем не такой воодушевлённый, каким принцесса увидела его на лестнице. Она вдруг вспомнила широкую обнажённую грудь, узкую талию и русую полоску волос, спускавшихся под ремень штанов, и невольно покраснела.
— Позволите? — кивнул маркиз на бутыль вина.
Эллен пожала плечами. Арман налил ей и себе.
— За несчастную любовь!
— С чего вы взяли…
Она оглянулась на него. И вдруг подумала: «Какая ирония. Ведь у недомужа тоже голубые глаза». Волосы правда не тёмные, просто русые, но… Ох уж эти голубые глаза. Бывшие супруги стукнулись кубками и выпили.
— Вы были отвратительны, — горько заметила Эллен.
— Просто ужасен. Удивляюсь, как вы меня не прикончили прямо там, на коврике.
— Я не захватила на брачное ложе кинжал.
Маркиз пожал плечами:
— Могли бы воспользоваться моим.
— Я не подумала об этом.
— Ну, вас можно оправдать: вы были юны.
Эллен хлюпнула носом. Они сидели, смотрели как дождь подминает листву деревьев, безжалостно срывая яркие листья и бросая их на дорожки. Солнце наверняка взошло, вот только из-за низких, плотных туч его не было видно. Казалось, утро передумало наступать.
— Вы были омерзительны, — наконец с чувством выговорила Эллен и передёрнулась. — Я помню, как сидела и смотрела, как у вас изо рта капает слюна. И воняло от вас… отвратительно.
— А вы были маленькой и такой… Словно лягушонок.
— Что? — она возмущённо уставилась на него.
— Вам же ещё не было четырнадцати?
— Мне было тринадцать.
— Я всё равно бы вас не коснулся. Побоялся бы. Такая худенькая, совсем девочка. И глаза огромные и испуганные…
— Как вы можете помнить?
Арман пожал плечами. Они выпили ещё.
— Может, и стоило меня тронуть, — проворчала Эллен. — Тогда я бы была замужем сейчас. И, может быть, у нас бы были дети…
— Вы меня не любили. А, если бы я… ну… и возненавидели бы.
— Может быть. Но детей бы наверняка полюбила. А потом и их отца.