— Не смейте!

— … перед первым встречным мужиком? — безжалостно закончил он.

Я зажмурилась, но слёзы всё равно заструились по моим щекам. Пришлось их закрыть ладонями.

— Вы обещали, — прошептала я. Голос дрожал и рвался.

— Что обещал?

— Без пыток.

Румпель промолчал, потом вдруг пробормотал что-то невнятное, шагнул ко мне, привлёк к себе, обнял и погладил по голове, словно ребёнка.

— Я просил тебя уехать, — прошептал на ухо. — Зачем ты осталась?

Уткнувшись в его плечо, я разревелась. Сердце разрывалось на части.

— Отвечай, — мягко шепнул он мне.

— Зачем ты ей служишь⁈

— Потому что люблю.

— Это неправда!

Румпель выпустил меня и снова отошёл.

— Шиповничек, сядь. В твоих интересах, чтобы мой допрос завершился как можно быстрее. До того, как здесь появится королева. Зачем ты не уехала? С какой целью осталась?

— Чтобы перетрахаться со всеми первыми встречными мужиками столицы, — зло выдохнула я. — Я же потаскуха. Кстати, вы забыли заплатить медяк. Ая-яй-яй, господин лейтенант. Как не стыдно обижать бедную сиротку! Или королева скупа на жалование?

Мужчина коротко и зло выдохнул. Его глаза сверкнули, но я не отвела взгляд. Тогда он сам закрыл веки, прижал пальцы к вискам. Помассировал. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул.

— Кто тебя разбудил?

— Сегодня, например, моя служанка…

Румпель открыл глаза шагнул ко мне, схватил за плечи и встряхнул.

— Ты хочешь пошутить со мной, девочка⁈ — рявкнул с такой злобой, что я на миг струхнула.

— Нет, — прошептала испуганно.

— Тогда отвечай на вопросы!

У него были такие злые глаза, такие чёрные и блестящие, что я замерла, а потом потянулась и поцеловала в эти изогнутые от ярости губы. Он отшатнулся.

— Ты меня боишься, — прошептала я завороженно.

Румпель отпустил мои плечи и сделал шаг назад.

— Да-да, до мурашек. Я жду ответ. И учти, моё терпение на исходе…

Я шагнула к нему, коснулась металлических пуговиц на его дублете.

— Не меня, себя. Того, что в тебе происходит. Ты злишься и бесишься, но, помнишь, ты как-то сказал: злость — это страх? Ты боишься, Румпель.

— Что за упрямство в глупости! — с досадой процедил он. — Ты даже на дыбе станешь утверждать, что я в тебя влюблён без памяти?

— Когда я попросила тебя поцеловать, помнишь? Вот здесь, сегодня… или вчера?

— И обещала, что уедешь?

— Да. Но не сказала, когда. Так вот, мне нужен был этот поцелуй, чтобы убедиться: тебя ко мне тянет. Если бы ты был равнодушен ко мне, поцелуй вышел бы сухим и холодным. Если бы я для тебя была лишь одной из потаскух, то в твоём поцелуе не было бы столько нежности. А тогда зачем ты лжёшь? И кому? Мне? Себе? И потом… ты же не спишь с потаскухами, верно? Ты вообще ни с кем не спал, кроме Илианы. И меня.

Мрак за окном наливался синевой, светлел. В библиотеке стало тихо-тихо, лишь трещали свечи. И я слышала его дыхание. Глубокое, ровное. Так дышат, когда пытаются взять контроль над эмоциями. И прежде, чем он смог это сделать, я обхватила его шею, потянулась и снова поцеловала, жадно и не целомудренно.

На этот раз мне ответили.

Горячие губы бережно раскрыли мои, мягко и настойчиво обхватили нижнюю, чуть потянули. Мужская рука легла на мой затылок, взъерошив волосы. А вторая властно притянула к себе за талию. Дыхание Румпеля пресеклось. И моё тоже. Я почувствовала, как его язык осторожно коснулся моей губы. Это было ново. Его щетина чуть колола, и это тоже будоражило.

Румпель оторвался от моих губ не сразу и с видимым трудом. Вдохнул. Открыл глаза.

— Ты меня хочешь, — прошептала я.

— Хочу, — не стал отрицать очевидное он.

— И не считаешь меня потаскухой.

— Нет.

— Тогда почему…

Он снова закрыл глаза, прислонился лбом к моему лбу, наши носы тоже соприкоснулись, и было в этом что-то бесконечно милое. Я положила ладони на его грудь, чувствуя, как она вздымается, и закрыла глаза. Вот так бы и провести вечность, слушая его дыхание, стук его сердца. Румпель прошептал, тихо-тихо и как-то измученно:

— Я не знаю. Помоги мне, пожалуйста. Помоги мне разобраться.

Мои губы снова коснулась его губ, и Румпель снова ответил. У меня закружилась голова, и, если бы мужчина не обнимал меня крепко и бережно, я бы, наверное, упала.

— Люби меня, только меня, — прохрипела я, когда мы оторвались друг от друга. — Ты же не любишь её, ты не можешь её любить! Ты не можешь любить сразу обеих!

— Не могу, — согласился он. — Но люблю.

— Илиану?

— Да.

— А меня?

— И Илиану, и тебя.

Я отшатнулась от него. Нахмурилась.

— Это невозможно.

— Невозможно, — снова согласился он, осторожно усадил меня в кресло, сел рядом на край стола. — Но это факт.

— Но так нельзя!

— Нельзя.

Я всмотрелась в суровое лицо. Оно было полно усталости и печали, даже, пожалуй, обречённости.

— А кого ты любишь больше? Меня или Илиану?

— Одинаково, — признался мужчина, снова закрыв глаза, словно прислушивался к чему-то в себе.

— Значит, меня. Ты давно с Илианой, и, если ты не любишь её больше, чем меня, которую знаешь лишь несколько дней, значит, по-настоящему ты любишь меня. А её лишь по привычке…

Румпель покачал головой и посмотрел на меня:

— Нет. Одинаково.

Ну, значит, когда я убью Илиану, то останусь единственной.

— Так кто же разбудил принцессу Шиповничек? — снова спросил Румпель.

— Бежим с нами? Хочешь, я сохраню Илиане жизнь? Я не буду убивать её, ведь я добра и… И твой сын станет моим… нашим. Мы будем жить так счастливо! Все вместе, втроём и…

— Нет. Не будем.

Я бессильно опустила руки. Захлопала глазами, спросила отчего-то шёпотом:

— Почему?

— Я останусь с Илианой. А ты выйдешь замуж за Армана и уедешь. В Монфорию, например. Вы же с ним приехали оттуда, верно? Если в Монфорию нельзя, поезжайте в Родопсию. Родопсийский король воинственен, но вроде бы неплох.

— Не хочу за Армана…

— Кстати, там, на Ариндвальском перевале вас преследовал Волк из бездны, верно? Почему?

Да сколько ж можно вопросов⁈ Таких идиотских, таких несущественных!

— Почему ты хочешь остаться с Илианой? — закричала я, вскочив. — Почему, Румпель⁈

— Потому что люблю.

— Маленькую девочку, которой больше нет? Её? А ты не думал, что, потакая её жестокости, ты… ты… Это ты виноват в том, что она стала такой! Ты должен был сразу остановить её и…

Я бросилась к выходу. Румпель перехватил меня почти за дверью. Обнял, прижав к себе. Зарылся в волосы. Я дёрнулась, хлюпнула носом. Ох уж эти слёзы!

— Не хочу тебя видеть. Хочу к Арману. На плаху. На эшафот. В бездну, если придётся. Я больше не хочу тебя видеть!

— Назови имя того, кто тебя разбудил. Пожалуйста.

Снова он об этом! Как будто это сейчас важно! Как будто сейчас важно именно это! Я стиснула зубы:

— Хорошо. Но ты немедленно отпустишь меня и… и… И ещё устроишь нам с Арманом побег.

— Я согласен.

Меня затрясло. Я обернулась и с презрительным негодованием смерила его яростным взглядом.

— Ты — ничтожество, Румпель! Я не люблю тебя больше! Ты — игрушка Илианы, ты…

— Имя. Ты обещала.

— Дезирэ. Его зовут Дезирэ.

Вырвалась из его объятий и побежала вниз. Ненавижу! Ненавижу!

Я промчалась мимо двух вооружённых гвардейцев, ворвалась в незапертую камеру, бросилась на шею Арману. Обняла его, прижалась, чувствуя, как бьётся пульс в ушах.

— Шиповничек? — удивился тот. — Ты цела? Что с тобой?

Он отстранил меня, оглядывая с ног до головы. За дверью щёлкнул замок, запирая её. Я истерично рассмеялась. Обманул! Румпель меня обманул! Как же низко и подло.

— Почему эта стерва была похожей на тебя? — спросил Арман.

— Королева-то? Не знаю. Да, мы с ней похожи. Вот прям одно лицо на двоих, только…

— Вовсе не одно, — рассердился маркиз. — Ты намного красивее. Она — бездарная пародия на твою красоту.