– Я тоже люблю тебя, – ответил Томас, и в его голосе звучала бесконечная нежность и любовь, которая была сильнее всего на свете.

Они заснули, обнимая друг друга, и в их сердцах больше не было места для боли и страха, а было только любовь, доверие, надежда и благодарность за то, что они были вместе, за то, что они были способны исцелиться от ран прошлого и построить счастливое будущее. И их молчание, то самое молчание, которое когда-то разделяло их, теперь было наполнено теплом, любовью и обещанием того, что они будут продолжать танцевать свой танец доверия до конца своей жизни, все время поддерживая друг друга и никогда не отпуская. Их история была не историей идеальной любви, а историей любви реальной, честной и сильной, способной преодолеть любые преграды и ошибки, и она только начиналась, как только начиналась новая глава их жизни, новая глава их любви, новая глава их танца. Их танец доверия продолжался, становясь с каждым днем все более уверенным и красивым, как танец двух сердец, нашедших друг друга, чтобы никогда больше не расставаться. Они были едины, и они были сильны.

Солнце, уже поднявшееся достаточно высоко, пробивалось сквозь неплотно сомкнутые жалюзи, оставляя на паркетном полу длинные, колеблющиеся полосы света и тени. Они танцевали, то удлиняясь, то укорачиваясь, словно живые существа, играющие в прятки на фоне спокойствия утра. Анна лежала на боку, подтянув колени к груди и укутавшись в тонкое, почти невесомое одеяло цвета морской волны. Оно, казалось, служило ей не столько для тепла, сколько для создания маленького уютного кокона, в котором она могла скрыться от нахлынувших мыслей. Ее глаза были прикованы к спящему рядом Михаилу.

Его темные, словно вороново крыло, волосы разметались по подушке, образуя небрежный ореол вокруг бледного, но все еще удивительно красивого лица. Прядь непослушных волос упала ему на лоб, и Анна невольно потянулась рукой, чтобы убрать ее, но в последний момент замерла, боясь нарушить его покой. Ресницы, длинные и густые, подрагивали, словно он видел какие-то волшебные, сокровенные сны. На его губах играла легкая, едва заметная улыбка – искренняя и безмятежная, как улыбка ребенка. Эта улыбка, возникающая во сне, всегда трогала Анну до глубины души. Она сама невольно улыбалась в ответ, заражаясь его безмятежным состоянием.

Она любила наблюдать за ним во сне. В эти редкие моменты он казался таким уязвимым, таким далеким от той загадочности и некоторой отстраненности, которые окружали его в бодрствующем состоянии. Это была словно другая сторона Михаила, которую он так тщательно скрывал от посторонних глаз. В его спящем лице не было ни следа той настороженности, которую она иногда замечала в его глазах, словно он постоянно ждал подвоха, словно что-то терзало его изнутри. Когда он бодрствовал, он словно возводил вокруг себя невидимую стену, за которую не так-то просто было пробиться.

Они были вместе уже полгода. Полгода, наполненных бесконечными разговорами до глубокой ночи, прогулками под серебряным светом луны, смехом, который порой вызывал слезы, и нежными, трепетными прикосновениями, которые казались ей такими хрупкими и драгоценными. Полгода, в течение которых Анна, словно нырнула в омут с головой, окунулась в мир любви, чувствуя, что Михаил – именно тот человек, которого она искала всю свою жизнь. Он был умным, эрудированным, с великолепным, немного саркастичным чувством юмора, который мог рассмешить ее до коликов в животе, а потом в одно мгновение заставить задуматься о вечном. Он поддерживал ее во всех начинаниях, искренне радовался ее успехам, как своим собственным, и всегда находил нужные слова в трудные, казалось бы, безвыходные моменты. Он казался идеальным во всех отношениях, словно воплощение ее девичьих грез.

Анна осторожно, кончиками пальцев, провела по его щеке, стараясь не потревожить его сон. Кожа у него была теплой и гладкой, словно полированный мрамор, но в то же время мягкой и нежной, как шелк. Она наклонилась и тихонько, словно бабочка, коснулась губами его виска. Его ресницы дрогнули, а губы растянулись в легкой, сонной улыбке. Он открыл глаза, и Анна увидела в них отражение света из окна и свое собственное взволнованное лицо.

– Доброе утро, – пробормотал он, его голос был хриплым и низким, словно музыкальная вибрация, которая проникала в самое ее сердце. Этот звук всегда вызывал у Анны мурашки по коже, словно электрический разряд.

– Доброе, – ответила она, прижавшись к нему поближе, вдыхая его терпкий запах, такой знакомый и такой родной. – Как спалось?

– Как обычно, – он приобнял ее за талию, притягивая к себе, словно не желая отпускать. Его руки были теплыми и сильными, и в их объятиях она всегда чувствовала себя в безопасности. – А тебе?

– Замечательно, – она уткнулась лицом в его плечо, словно ища в нем утешение и покой. – Особенно после того, как проснулась и увидела тебя. Ты знаешь, ты такой…красивый, когда спишь. Такой беззащитный.

Он усмехнулся, и его губы коснулись ее волос.

– Ты сегодня особенно сладкоречива, – произнес он с легким оттенком иронии в голосе. – Похоже, утреннее солнце на тебя так действует.

– Просто я в хорошем настроении, – Анна подняла голову и заглянула в его глаза. Они были цвета темного янтаря, с прожилками зелени, и она могла смотреть в них бесконечно. – Ты не хочешь позавтракать? Или ты предпочитаешь еще понежиться в постели?

– Я бы не отказался от крепкого кофе, – Михаил зевнул и потянулся, словно ленивый кот, растягиваясь во всю длину. – Только сначала немного поваляюсь. Еще пара минут, пожалуйста.

– А я пока могу сходить и приготовить что-нибудь, – сказала Анна, отстраняясь от него, хотя ей совсем не хотелось покидать его теплые объятия. – Ты только скажи, чего тебе хочется. Я могу приготовить омлет с грибами или тосты с авокадо, или…

– Сюрприз, – он подмигнул ей, и в его глазах снова мелькнула та загадочная искорка, которая так ее привлекала. – Мне нравится, когда ты меня удивляешь. И вообще, мне нравится все, что ты готовишь.

Анна улыбнулась, и ее сердце наполнилось теплом. Она любила готовить для него, любила видеть, как он с удовольствием поглощает все, что она с такой любовью и старанием для него готовила. Казалось, в эти моменты он становился более открытым и расслабленным, словно уходил от своих внутренних забот и тревог.

Она встала с кровати, накинула на плечи шелковый халат, цвета летнего неба, и направилась на кухню, оставляя Михаила в постели. Солнечные лучи, проникшие сквозь большое кухонное окно, озаряли пространство теплым светом, создавая ощущение уюта и спокойствия. Она включила чайник, и гул воды, заполняющей его, на мгновение заглушил ее мысли.

Она все еще помнила тот момент, когда впервые поняла, что влюбилась в Михаила. Это было во время одной из их долгих, задушевных ночных прогулок по набережной. Они тогда шли рука об руку, и луна своим серебряным светом освещала их лица. Они говорили обо всем на свете: о книгах, которые произвели на них сильное впечатление, о музыке, которая вызывала в их сердцах трепет, о своих самых сокровенных мечтах и планах на будущее. И в какой-то момент, когда он рассмеялся над какой-то ее шуткой, она поймала себя на мысли, что не может представить свою жизнь без него. Это было словно озарение, как вспышка молнии, которая пронзила ее насквозь.

Но, несмотря на всю эту идиллию, на всю эту кажущуюся гармонию, в их отношениях было что-то, что не давало Анне покоя. Что-то неуловимое, как тонкая, почти невидимая нить, натянутая между ними, словно барьер, который мешал им полностью открыться друг другу. Казалось, что, несмотря на всю их близость, между ними существует какая-то невидимая стена. Она чувствовала, что Михаил не всегда открывается ей до конца, что он словно постоянно держит ее на некотором расстоянии, как будто боится подпустить ее слишком близко к своему сердцу. Он мог часами разговаривать с ней о чем угодно, обсуждать философские проблемы, спорить о политике, но как только речь заходила о чувствах, о чем-то личном, о их отношениях, он тут же становился отстраненным и задумчивым, словно закрывался в неприступную крепость, оставляя ее в недоумении и тревоге. Он никогда не говорил о будущем, не обсуждал их отношения в долгосрочной перспективе, и это начинало ее беспокоить. Она не могла понять, чего он боится, и почему он не может ей довериться.