Она налила кипяток в большую керамическую чашку, добавила ароматного, свежемолотого кофе, и задумалась, глядя на темный, дымящийся напиток. Может, это все ее домыслы? Может, она слишком многого требует от их отношений? Может, она торопит события? Она невольно вспомнила их первый поцелуй. Он был таким нежным и волнительным, таким долгожданным, но в то же время каким-то… сдержанным. Будто Михаил боялся, что если он позволит себе слишком много, что-то может разрушиться, что-то может сломаться. А когда она пыталась обнять его крепче, когда она хотела почувствовать его близость, он словно замирал, напрягаясь всем телом, словно опасался чего-то, сам того не осознавая.

– О чем задумалась? – голос Михаила заставил ее вздрогнуть, и она чуть не пролила горячий кофе. Он стоял в дверях кухни, прислонившись к косяку и наблюдая за ней с каким-то непонятным выражением на лице. Он надел свои любимые старые джинсы и свободную хлопковую футболку, и выглядел таким расслабленным и непринужденным, как будто всю ночь спал беззаботным сном.

– Ни о чем особенном, – Анна постаралась скрыть свое замешательство и натянула на лицо улыбку. – Просто выбираю, что приготовить на завтрак. А ты чего стоишь в дверях? Ты разве не собирался еще поваляться?

– Я передумал, – он улыбнулся и подошел к ней, обняв за плечи. Его руки снова были теплыми, и Анна почувствовала, как все ее напряжение куда-то отступает. – Запах кофе меня разбудил. Готовлю что-нибудь на свой вкус, – он подмигнул ей. – Я доверяю твоему выбору. Все, что ты приготовишь, будет для меня деликатесом.

Анна повернулась к нему лицом, и устремила свой взгляд в его глаза. Она хотела увидеть в них ответы на свои вопросы.

– Миша, а ты… – она запнулась, собираясь с духом, но не зная, как правильно сформулировать то, что ее тревожило. – Ты доволен нашими отношениями?

Его улыбка тут же потускнела, словно он неожиданно столкнулся с чем-то неприятным.

– Конечно, Ань, – ответил он, избегая ее взгляда и отходя к кухонному столу. – А что? Разве есть какие-то проблемы?

– Я просто… – она снова не знала, как выразить то, что творилось у нее в душе. – Я просто хочу знать, что у нас все хорошо. Я хочу быть уверена в том, что я не одна в этих отношениях.

– У нас все замечательно, – он отпустил ее, и отступил на шаг назад, словно создавая между ними дистанцию. – Мы ведь вместе, разве этого недостаточно? Мы проводим вместе много времени, мы смеемся, мы ходим в кино, гуляем по парку, неужели тебе этого мало?

– Достаточно, – прошептала Анна, чувствуя, как к горлу подступает комок разочарования. – Но иногда мне кажется, что…

– Что? – он повернулся к ней, и в его глазах мелькнула легкая тревога, похожая на тень, промелькнувшую по стене. – Что тебе кажется? Говори.

– Что ты держишь меня на расстоянии, – она произнесла это на одном дыхании, глядя прямо ему в глаза. Она хотела понять, что он чувствует, что у него на уме. – Будто боишься подпустить меня слишком близко. Будто ты меня боишься.

Михаил молчал, глядя куда-то в сторону, за окно, словно там были ответы на все ее вопросы. Анна чувствовала, как в ее душе нарастает напряжение, как сердце начинает биться чаще. Она не знала, что сейчас произойдет, не знала, чем закончится этот разговор, но она понимала, что они должны поговорить об этом. Они не могли продолжать притворяться, что все в порядке, когда на самом деле она чувствовала, что между ними существует невидимая стена. И ей нужно было понять, почему эта стена существует, почему Михаил так боится открыться, и смогут ли они ее когда-нибудь разрушить, или эта стена навсегда останется между ними, разлучая их сердца.

Она ждала его ответа, затаив дыхание, и в этот момент ей казалось, что все ее надежды и мечты висят на волоске, что от его слов будет зависеть все их будущее.

Молчание Михаила давило на Анну, словно толща воды, постепенно поглощающая ее с головой. Она наблюдала за ним, пытаясь прочесть в его глазах хоть какой-то намек на то, что происходит у него в голове, но его взгляд был отстраненным и пустым, словно он смотрел сквозь нее в какое-то далекое, недоступное ей измерение. Его брови слегка сдвинулись, образуя легкую, но заметную складку на переносице – этот жест был для Анны подобен сигналу тревоги, знаку того, что он уходит в себя, закрывается от внешнего мира, словно черепаха, прячущаяся в свой панцирь. Она чувствовала себя беспомощной, словно она находится в самом центре лабиринта, в котором она не может найти выход. Она ожидала, что он что-то скажет, что он попытается объяснить свои слова или хотя бы опровергнуть ее догадки. Но он продолжал молчать, глядя куда-то в окно, на улицу, которая медленно просыпалась от сна. Его взгляд, казалось, был поглощен каким-то внутренним диалогом, в который ей не было ни доступа, ни приглашения.

Анна поставила чашку с кофе на деревянный стол, и этот легкий стук фарфора по дереву прозвучал в наступившей тишине словно выстрел. От этого звука Михаил вздрогнул, как будто очнулся от глубокого сна, словно его вырвали из какого-то чужого мира. Он повернулся к ней, и она увидела в его глазах замешательство, смешанное с какой-то невысказанной печалью, с какой-то глубокой тоской, которая, казалось, терзала его душу. Он выглядел растерянным, словно заблудившийся ребенок, которого потеряли в большом и шумном городе.

– Ань… – начал он, и его голос звучал глухо, как эхо из далекой пещеры, неуверенно и тихо, словно он боялся нарушить хрупкую тишину. – Я… я не знаю, что сказать.

– Ты можешь сказать правду, – ответила она, стараясь, чтобы ее голос был мягким и спокойным, хотя внутри нее бушевал ураган эмоций, словно разъяренный океан, готовый обрушиться на берег. – Этого будет достаточно. Хватит недомолвок, Миша. Хватит лжи самому себе.

– Правду? – он горько усмехнулся, и в его усмешке сквозило столько боли, что Анне захотелось обнять его и никогда не отпускать. – А ты уверена, что хочешь услышать правду? Иногда незнание лучше, чем болезненная истина. Иногда ложь намного легче переносить, чем жестокую правду.

– Миша, пожалуйста, – попросила Анна, чувствуя, как в горле перехватывает от волнения, как сердце начинает биться быстрее. – Мы должны поговорить об этом. Если мы не будем откровенны друг с другом, если мы будем продолжать прятаться за масками, мы никогда не сможем построить настоящие отношения. Мы всегда будем чужими друг другу.

– Настоящие отношения? – повторил он ее слова, словно раздумывая над их значением, словно пытаясь понять, что она на самом деле подразумевает. – А что ты подразумеваешь под «настоящими»? Это всего лишь слова.

Анна сжала губы, стараясь не сорваться на крик, стараясь обуздать свою раздражительность и разочарование. Иногда ее терпение было на грани, словно тонкая нить, готовая оборваться от малейшего прикосновения. Ей хотелось схватить его за плечи и встряхнуть, чтобы он проснулся, чтобы он перестал прятаться от своих собственных чувств.

– Ты знаешь, что я подразумеваю, – ответила она, стараясь говорить как можно более спокойно и убедительно. – Отношения, в которых люди доверяют друг другу, как самому себе, в которых нет места тайнам и недомолвкам, в которых можно быть собой без страха осуждения, без страха, что тебя отвергнут, что тебя не поймут.

– Это все так сложно… – пробормотал он, снова отведя взгляд, словно не желая смотреть ей в глаза, словно ему было стыдно за свои собственные чувства. Он подошел к окну и уставился на утреннюю улицу, словно в ней он искал ответы на свои вопросы, словно надеялся найти там какое-то решение, какое-то спасение. Анна чувствовала, что он снова закрывается, что он снова возводит вокруг себя стену, и это вызывало в ней чувство отчаяния и бессилия.

– Почему это сложно? – спросила она, стараясь не потерять надежду, хотя в душе ее начинали закрадываться сомнения, словно маленькие мышки, грызущие ее сердце. – Почему ты боишься открыться мне?

– Я… я не знаю, как это делать, – он выдохнул эти слова, словно признавался в каком-то страшном преступлении, словно открывал какую-то страшную тайну, которую он так долго хранил в себе. – Я никогда не был хорош в отношениях. Я всегда все портил.