Я прошёл в замок вслед за остальными. Меня никто не останавливал и не просил подождать снаружи.

Внутри мне поначалу показалось, что я очутился в абсолютной тьме, но то был просто тёмный коридор, в котором по какой-то причине отсутствовали окна и не горели не одни бра. Вскоре глаза привыкли к темноте, и я различил очертания тёмно-изумрудных стен и фантастических гобеленов, висящих на них. В целом же, обстановка оказалась весьма спартанской. Нас вышел встречать человек, которого я никогда ранее не видел. Он пригласил всех в зал, ну а меня, ожидаемо, отправили отдохнуть в столовую. Тот человек преградил мне путь, мягко коснувшись ладонью моей груди. Его просветлённые голубые глаза смотрели без тени вражды, абсолютно бесстрастно. Ему было прекрасно известно о том, кто я. А вот я узнал о том, кто он, гораздо позже, из весьма скупого рассказа Ананке.

Тот человек тоже выходил с ней на связь, когда она была жива и практиковала. Его звали Юлий. Действительно ли то было имя, данное ему с рождения, либо он его придумал, я не поинтересовался. Теперь Юлий, наряду с Ярославом, входил в ближайший круг соратников Ананке и выполнял самые сложные поручения. Но при жизни… При жизни он был… наркоманом. Наркотики его и сгубили. Он умер от гангрены, развившейся от нарушения кровообращения в ноге, в которую он делал уколы, не дожив даже до тридцати пяти. И на вопрос, чего же такого примечательного было в том человеке, что он оказался приближён к лидерам Сопротивления, Ананке ответила, что он давно уже изменился, а его необычное, нетривиальное мышление являлось большим подспорьем в разработке военной стратегии во время столкновений с армией Бога Смерти.

При жизни Юлий… расследовал преступления и весьма преуспел на этом поприще, если б только оно не оказалось полнейшей иллюзией. Он распутывал сложнейшие дела, и ему действительно казалось, что он мотается по местам преступлений, напару со своим другом-патологоанатомом (приятелем-наркоманом), и реально видит изувеченные расчленённые трупы. Они с напарником ловили преступников, Юлий несколько раз даже присутствовал на судах, выступая в качестве государственного обвинителя. Его наградили медалью за десять лет безупречной службы и дали звание майора. И всё бы было хорошо, если б только… Все вышеописанные события не происходили в его голове во время приходов. По сути, он жил в двух реальностях. И в одной из них, даруемой наркотиками, он становился гениальным сыщиком, а в другой был обычным продавцом-консультантом в магазине, ещё и подсевшим на наркоту, живущим где-то на отшибе Москвы в грязной, съёмной квартире.

Видно, судьба его просто не сложилась, и ему не представилось возможности проявить свои способности в должной мере. Может, он оказался слаб морально, или инфантилен, либо жизненные обстоятельства загнали его в тупик. Ананке не вдавалась в подробности. Но в мире Посмертия его феноменальные навыки стратегического дедуктивного мышления раскрылись в полной мере, и он уверенно занял своё место в настоящей жизни.

– Здесь у каждого есть своя сопливая история. Я при жизни никого не осуждала – не осуждаю и теперь, – сказала мне Ананке.

Эвклидис, видимо, в это число не входил, вернее, являлся единственным исключением. У меня создалось такое впечатление, что Арсений, о котором Ананке отзывалась не иначе, как о святом, неосознанно сверг его с высшего пьедестала в её сердце, сделав врагом номер один, но, конечно, я не оправдывал его методов. Если всё, действительно, обстояло так, как рассказывала девушка-медиум, то Бога Смерти следовало в срочном порядке ликвидировать.

Совещались недолго. Я всё это время провёл на чудесной террасе среди кипарисов, отказавшись от ужина в столовой. Мне нужно было подумать, крепко подумать над тем, как действовать дальше. Не привлекать же асов, в самом деле! Хотя, я не исключал такой возможности, если станет уж совсем невмоготу, и Сопротивление потерпит сокрушительное поражение.

Примерно спустя полтора часа ко мне подошла освободившаяся Ананке. Настроение у неё было хорошим.

– Кетцалькоатль… – Любезно произнесла она. – Я прошу прощения, что мы тебя не пригласили. Ты не в курсе дел. В общем… пока рано тебя посвящать во всё, что здесь творится…

– Но я хочу помочь! – ответил я. Я не был расстроен или обижен.

– Я понимаю. Но вряд ли это удастся. У него четверо Всадников.

– Ты что же, сама не веришь в победу Сопротивления? Набралась этого пессимизма у Арсения?

Она засмеялась.

– Нет, Кеци. Я, скорее, реалист. И всегда им была.

– Всадники… Ну и что? Ты, что, забыла, как вы ловко спасли меня от одного из них, когда мы встретились?

– Война… Война – он самый слабый из них. А в Сопротивлении не все такие сильные, как Арсений. Всадникам практически никто не может противостоять. Ну а уж за Него я вообще молчу.

Ананке умышленно не называла Бога Смерти по имени.

– Я буду с вами, – уверенно сказал я. – И хочешь, я позову асов. Всех, кто согласится прийти. Я понимаю, большинство из них не горят желанием вмешиваться в дела мёртвых, да и мир Посмертия тоже пугает их, как и живых людей, но… Я уверен, мои друзья придут: Унго, Чантико, Шолотль… И мой брат…

– Кеци… – Прервала меня Ананке. – Мы постараемся справиться своими силами. Но ты, конечно, можешь остаться, при желании…

Выглядело так, будто Ананке оказывала мне снисхождение, позволив остаться, хотя я, вообще, не должен был спрашивать у неё разрешения: ни у неё, ни у Арсения, ни у Бога Смерти, и вообще, кого-либо ещё на этом свете, кроме отца, и, может быть, дяди. Но тогда я, как всегда, решил обойти острый угол. По-другому я не умел.

– Я буду рад помочь, Ананке, – ответил я, а затем зачем-то добавил: – ты сильно изменилась.

Она усмехнулась:

– Попробуй не измениться, пройдя через то, через что я прошла.

– Ты о близнецовом пламени?

– Не только.

Её взгляд напрягся. Она задумчиво вглядывалась в темноту гор, озаряемую городскими огнями, что-то усердно вспоминая.

– Я не вижу смысла это скрывать. Наверное, зря не рассказала тебе с самого начала… Я при жизни, как ты знаешь, была медиумом-некромантом, а медиумам многое известно. И конечно, я прекрасно знала о природе той ментальной стены, отделившей меня от Эвклидиса. Мне известно, что её поставил Арсений. Это был единственный способ меня спасти – создать другую некросвязь… с ним…

– То есть… Перебить одну некропривязку другой? – ошеломлённо спросил я, не зная, правильно ли я понял девушку.

Она слабо кивнула.

– Ну, молодцы! Пять баллов за оригинальность! – Я не скрывал сарказма. – Кто это придумал?

– Мы вместе.

– И… Что было потом? Как ты себя чувствовала?

– Лучше, намного лучше. По сути, я сменила одну привязку к мёртвому на другую, менее агрессивную.

– Но это всё равно…

– Да, я понимаю, это всё равно плохо, но другого выхода не было. Такие вещи по-другому не снимаются. Никаким способом. Это равносильно тому, чтобы брать один кредит, чтобы покрыть другой, и в итоге всё равно оказаться в долгах. Но… Как я уже сказала, делать было нечего… Арсений не мучил меня, а наоборот, только вдохновлял. Мне жилось спокойно, и я могла заниматься своими делами с полной отдачей: работать, писать книги, практиковать.

– Но ты перечеркнула свою жизнь.

– Эвклидис перечеркнул! Оставшись привязанной к нему, я бы всё равно не смогла вести нормальный образ жизни.

– Послушай, но есть же методы снятия таких привязок, которые используют маги. Ты не пробовала обратиться к…

– Шарлатаны используют! Чтобы выдурить денег. Ты всерьёз думаешь, что кусок воска или пучок какой-нибудь травы могут разрушить сильнейшую энергетическую связь между живым и мёртвым? Кеци, где твоя логика? Нет… Такие вещи снимаются только так… Вернее… Не снимаются, а перебиваются… подобными привязками, к более высокому духу-умруну. Если уж это случилось, то это будет с тобой всегда, на всю жизнь. Ты только сможешь, если повезёт, минимизировать негативное влияние некроэнергии на свою психику и физическое состояние, но не освободиться полностью.