За его плечами мотылялся вещевой мешок, набитый шарами, наподобие тех, которыми он ослабил Всадника Войну и обратил его в бегство. Чёрный плащ был заляпан грязью. Я сразу понял по измождённым лицам, что Ананке и её спутник преодолели длинный путь. И случайно ли встретили меня?

– Кетцалькоатль? Меньше всего ожидала тебя здесь увидеть! – воскликнула девушка-медиум. – Неужели Руководству есть дело до мира Посмертия?

Она не хотела грубить. Просто, было видно, что на неё в последнее время слишком много всего навалилось.

– Что происходит? Где все? Почему у вас такой вид? И почему Всадник Война вдруг резко стал нашим врагом?

– Здесь почти все друг другу враги, Кетцалькоатль. Многое изменилось. Мир Посмертия уже не тот, каким его привыкли видеть… Кстати, познакомься, это Арсений – мой единомышленник и близкий друг. Арс, это Кетцалькоатль. Я о нём рассказывала.

Молодой мужчина с хмурым взглядом подошёл ближе и подал мне руку. Я пожал его длинную узкую ладонь с загрубевшими от нескончаемых битв пальцами и едва заметно кивнул.

– Куда ты направлялся? – живо спросила Ананке.

– Я? К замку… Эвклидиса.

При моих словах лицо девушки исказила гримаса ярости, боли и печали. Она едва не поперхнулась собственной слюной от негодования.

– Не вздумай туда соваться!

– Что? Почему?

– Ты, что, совсем ничего не знаешь? – с возмущением воскликнула она.

– Нет… А должен? Мне и остальным членам Руководства отчитываются Всадники, вернее, один из них – Всадник Смерть. Он не докладывал ни о каких… проблемах.

Ананке с досадой всплеснула руками.

– Ну, конечно! Стоило догадаться!

– Да что происходит? – не выдержал я. – Объясни, наконец!

– Для начала уйдём с видного места. Мы здесь как на ладони.

Она повела нас в тёмный сморщенный от засухи лес, в котором всё было покрыто слоем неизвестно откуда взявшейся сажи. Мы затерялись среди зловещих, искорёженных стволов деревьев, а потом набрели на тропу.

– Ананке… – Позвал я, видя, что она будто не собирается мне ничего объяснять. – Почему мне нельзя к Эвклидису?

Воцарилось молчание. Девушка уверенно шла вперёд. Я уже открыл было рот, чтоб повторить свой вопрос, как услышал:

– Уже двести лет мы с ним сражаемся.

– Как? Почему?

– Почему? – и она вновь возмутилась, будто я был виновен в том, что ничего не знал. Хотя, наверное, действительно, на мне лежала вина за это. – Он недолго оставался нормальным. Может, первую сотню лет. Потом словно слетел с катушек. Начал злоупотреблять своими полномочиями, устроил диктат. И главное! Всадники поддержали его! Ему как-то удалось прогнуть их под себя. Поэтому Руководство ни о чём не знало. Столько лет они неизменно докладывали, что в мире Посмертия всё замечательно, а здесь…

Я увидел на лице Ананке отчаяние.

– От своей власти он помешался окончательно, – с горечью продолжала она. – Он озверел. Начал массово ссылать умрунов в Тонкий мир и в Лимб без суда и следствия, за малейшую провинность, просто за то, что кто-то на него не так посмотрел или, в общем, просто ради своей забавы… Он стал требовать от нас раболепия, абсолютного подчинения. Он попытался превратить нас в рабов. И превратил. Бо́льшую часть. Те, кто не смирился с таким распорядком вещей, подняли восстание, но его жестоко подавили. Уцелеть удалось немногим восставшим. Мы создали Орден Сопротивления. В первую очередь в него вошли все умруны, которые… которым я помогла при жизни. Теперь мы в глубокой оппозиции. Вне закона. Хотя, здесь теперь и так нет законов, лишь Его воля…

– Ты восстала против него? Восстала против своего близнецового пламени?

Мне с трудом верилось в то, что Ананке могла это сделать. Ведь как может одна половина души восстать против другой? И, тем не менее, внешний вид девушки, её искренние эмоции доказывали, что она говорила правду и ничего не приукрашивала.

– А что мне оставалось делать? Да, пришлось… восстать… Члены Ордена скрываются. На нас постоянно ведётся охота. Его шпионы повсюду… Но мы будем продолжать бороться. В наши ряды вступают всё новые и новые умруны. Вместе мы победим, пусть для этого понадобится хоть тысяча, хоть десять тысяч лет. Если мне не повезёт, и в одной из битв его скипетр с камнем умрундом отправит в Тонкий мир меня, моё дело продолжат другие. Но каждый из нас лучше предпочтёт стать тенью в Лимбе, чем рабом безумного тирана!

Ананке говорила это с такой яростью, страстью, что даже не верилось, как давным-давно, три сотни лет назад, она прошла жуткие испытания Всадников ради своего близнецового пламени Эвклидиса, потратила столько сил, положила душу ради того, чтобы удержать его на троне и спасти от заточения в Тонком мире. Теперь же она стала первой, кто поднял свой меч против него. Какие же невероятные метаморфозы случаются в жизни! Даже в посмертной жизни!

– А Лжец? Помнишь о его восстании? – осторожно спросил я.

Она поморщилась. Видно, эту страницу своей биографии Ананке хотелось вспоминать меньше всего. Возможно, она даже испытывала вину за то, что тогда именно благодаря ей Бог Смерти остался на троне и теперь мучил своих подданных.

– Прекрасно помню, Кеци, и понимаю, к чему ты клонишь… Но тогда Эвклидис ещё не злоупотреблял своей властью. Быть может, Лжец что-то чувствовал, предвидел такой исход событий и решил предупредить его, но… никто ничего не понял. Я ничего не поняла и… фактически, то, что сейчас происходит в мире Посмертия, лежит и на моей совести. Если б не я…

– Ты не могла знать заранее. К тому же, ещё неизвестно, каким бы правителем стал сам Лжец. Может, ещё хуже…

– Нет… Ты не видел того, что видели мы. Ты не знаешь, каким стал Эвклидис…

Ананке не боялась его. У неё даже не дрожал голос, когда она рассказывала о своём некогда любимом близнецовом пламени, без которого, казалось, она не сможет прожить ни минуты. Теперь она одновременно и ненавидела и любила его. Но совесть и врождённое чувство справедливости не позволили ей остаться на стороне Бога Смерти и стать соучастницей его преступлений.

За разговорами незаметно наступила ночь. Ананке и Арсений сильно устали и решили сделать привал. Разводить костёр было опасно. Члены Сопротивления были обречены скрываться в темноте. Но мороз (а морозы отныне стали частыми гостями мира Посмертия) пробирал до костей. Решили рискнуть, тем более, умруны были не одни, а со мной. Так что, спустя полчаса мы уже сидели и грелись у ярко пылающего костра и обсуждали дальше сложившуюся обстановку.

Арсений всё это время молчал, скупо отвечая, лишь когда обращались напрямую к нему. Он и при жизни был не очень-то разговорчивым. Его всё время мучили меланхолии, печали, какая-то вечная душевная неудовлетворённость и неуверенность в себе и своих силах, и по его словам, именно после встречи с Ананке эти отрицательные состояния, наконец, прошли. Но он так и не избавился от своей дурной привычки постоянно молчать, глубоко уходя в свои мысли.

Ананке не очень-то распространялась о своём друге. Мы обсуждали, в основном, нашу общую проблему в виде диктата Бога Смерти Эвклидиса, а также дела Ордена Сопротивления. Хотя, я как-то заметил, невзначай, какие взгляды бросали друг на друга Ананке и Арсений. Они были наполнены особой теплотой, глубокими чувствами, несмотря на то, что обстановка складывалась тяжёлая, практически, война висела у нас на носу. Из всего этого я сделал вывод, что их отношения, возможно, выходили за рамки дружеских, но из соображений тактичности я ничего расспрашивать не стал. Я почувствовал едва ощутимый укол ревности. Хотя, мне-то что? Я, наоборот, был рад, что эта храбрая девушка нашла своё личное счастье хотя бы в мире Посмертия. И её избранник, и неизменный единомышленник, по-видимому, тоже.

Был у Ананке ещё один важный союзник – Ярослав – близнецовое пламя Унго, вместе с которым мы победили Вождя Лже-Дмитрия. Он, фактически, являлся её правой рукой в делах Ордена. Ананке, ведь, сообщила, что собрала под его знамёнами всех умрунов, которые выходили с ней на связь во время её жизни на Земле. Всем им она оказала помощь, и теперь они помогали ей в её борьбе против диктатора. Её бабушки, разумеется, тоже присоединились к Сопротивлению, как и собственная семья Эвклидиса – его жена и двое сыновей со своими детьми. Они не признали его преступную власть и отказались ей подчиняться.