– Мне можешь глазки не строить, я не Ренат. С дырками у меня разговор короткий. – хватает меня за волосы и силой тащит на кровать. Хватаюсь за его руку, которая тянет меня за волосы, чтобы не так больно было. Язык не поворачивается попросить отпустить меня.

Этот мужчина, словно сам дьявол. И слова вымолвить страшно. Только сжалась вся и терплю эту невыносимую боль. Я поняла уже, что никто не спасет… Остается смириться и принять неизбежное. Терпеть и лучше не сопротивляться, иначе хуже будет.

– Не смей дотрагиваться до меня. Не терплю прикосновений шлюх. – бросает меня на кровать, руками за голову хватаюсь, ноги к себе поджимаю. Даже плакать боюсь, страх сковывает.

– Вставай, отсосешь сначала. – слышу, как звенит пряжка ремня. Но не двигаюсь, только сжалась вся еще сильнее.

– Валид… – резко поворачиваюсь в сторону двери. Он пришел… Маленькая искорка надежды проснулась на спасение. Но почему, почему мне так кажется? Ренат же выглядит более опасно, глаза у него еще хуже сверкают от ненависти и злости на меня. Почему я чувствую, что он не такой? Откуда эта надежда на спасение взялась. – Отошел от нее, немедленно! – кричит в ярости и подходит к брату.

– Ренат, ты совсем обезумел, кого ты защищаешь? У нас есть четкий план от отца. Ты что же, решил ослушаться?

– Я лично позабочусь о плане. Я тут решаю, как и что делать буду, понял?

– Понял. Но ты походу забыл, что наша сестра умерла из-за ее подонка отца, а мама из-за этого овощем стала.

– Я все прекрасно помню, не стоит напоминать.

Смотрю на них, пошевелиться боюсь, не дай бог внимание к себе привлеку. Слишком накаленная обстановка, исчезнуть хочется. Ренат подходит ко мне, хватает за предплечье и тянет на себя.

– Оставь это мне и не вмешивайся. – говорит Валиду, и так же с силой выводит меня из номера. Подразумеваю, что на теле много синяков останется от их жестоких рук.

Ведет меня обратно в тот самый номер, закрывает дверь и в стену меня впечатывает, бьюсь головой. И он хватает меня за горло, перекрывая кислород. Подымает, что ноги отрываются от пола. В глаза ему смотрю. Это конец. Он убивает меня животным взглядом, душит. Сознание мутнеет, и я закрываю глаза.

Я услышал тихое мычание за дверью кабинета этого ублюдка. Кожей чувствую, что она за дверью, и не сомневаюсь, что все слышала. Ярость накатывает новой волной. Как посмела ослушаться и выйти, когда весь отель кишит пьяными мужиками, желающих отыметь ее по полной программе?

Отвешиваю еще пару угроз Фадееву и выхожу, со всей дури хлопая дверью. И где она? Иду по коридору, заглядывая во все двери. Затем поднимаюсь на второй этаж, и так же проверяю все номера. Нахожу ее.

Валид, блядь… Почему же возникло дикое желание набить ему морду?

Валид – младший брат. Несмотря на то, что ему тридцать лет, он слишком импульсивен, кровь кипит, как у подростка. Из нашей семьи, он больше всех бредит отомщением за Амину. Она была совсем юная, ей было восемнадцать. И мы ждали четыре года, когда у Фадеева подрастет его же дочь, чтобы отомстить за сестру.

Все четыре года, в нашей семье живет мрак. Эта боль глубоко проникла в каждое сердце. Все вокруг стало серым, не стало места радости, любви и сочувствия. Все померкло. Отец, Валид и я, стали черствыми и безжалостными. Темнота поглотила нашу семью еще сильнее, когда еще и у матери случился приступ. Она выжила, но тело ее парализовано. Она видит и слышит нас, но не реагирует ни на что. И всему виной – отец этой девчонки, что свернулась калачиком и вся дрожит от страха.

Знаю, я должен это сделать. Должен отдать ее толпе мужиков, и не имею права сейчас препятствовать Валиду. А затем должен задушить, оставив ее труп в номере вместе с видеозаписью. Такой план. И я решительно был намерен сделать это.

Я убивал, не раз, и не два. И сейчас мне ничего бы не стоило это сделать. Меня отец и послал, потому что я глубоко спрятал все чувства и эмоции. Валид же, он не убьет, не сможет. Изнасиловать – да. Убить – нет. Он и поехал со мной, только ради того, чтобы увидеть Фадеева, когда тот будет подыхать от боли потери своей дочери.

Все шло по плану.

Вечером, мы заселились в отель. Затем, мы с Валидом, познакомились лично с Фадеевым. И честно признаться, мне показался он не тем, кто может кого-то убить. Глаза у него добрые. И если бы не железобетонные доказательства, никогда бы в это не поверил. Но факты, есть факты.

Мы напомнили ему о событиях четырехлетней давности. И он тут же побелел и схватился за сердце. Я ясно дал ему понять, что приехал отомстить. Велел привести ко мне в номер свою совершеннолетнюю дочь. Угрожая тем, что если не приведет одну, то я возьму силой обоих. Этот придурок и привел.

Вот только когда увидел эту девчонку, в глаза ей посмотрел, то внутри что-то кольнуло.

Я впервые увидел в человеке столько чистоты, наивности и искренности. Голос ее, глаза, вся пропитана счастьем, светилась вся, улыбалась. Коснуться захотелось этой чистоты. И когда дотронулся до ее руки, во мне будто дьявол проснулся. Сломать ее захотелось. Не поверил её наивности. Не может быть таких людей. Все продажные и испорченные. И она не исключение.

Даже когда велел раздеться, все равно улыбалась, гирлянду пошла включать, наивно глазками своими хлопала. Я решил, что ждать не буду товарищей, лично сломаю ее, выбью из нее эту невинность. Ненависть и злость будто пожирать меня изнутри начала. И в тоже время, хотелось еще больше коснуться, пропитаться этой теплотой от нее.

Когда сказал ей, что буду с ней делать, то я не увидел в них настоящий страх, не увидел испорченности, ни злобы, ни ненависти. Да что с ней не так? И что со мной случилось? Я давно не испытывал даже и одного процента того, что испытывал, когда коснулся ее обнаженной спины. Умыться захотелось, в себя прийти и закончить свой план.

Но когда вышел из ванной и увидел ее за окном, снова внутри все сжалось. Нельзя отпускать, сначала растоптать. И еще больше разгневался, когда увидел, как радуется снегу. Она не от страха плакала, от чего-то другого. Она улыбалась.

Вместе с тем, непреодолимое желание возникло, поцеловать ее, почему, не понимаю до сих пор. Но мне не только захотелось ее в грязь вогнать, но и самому получить хоть малейшую долю этой чистоты и искренности.

Я понял, что она и целоваться не умеет, она и тут чиста и невинна. А когда начала радоваться еще и предстоящей смерти, совсем озверел. Маму она увидеть захотела. Во всем нашла что-то светлое и хорошее. Ненавижу. Не верю. Фальшивка. И я докажу это.

Когда насиловал её, во мне не было этой холодности и жестокой расчетливости, с которой, изначально, планировал это делать. Во мне были эмоции, которые я похоронил навеки, как считал до этого.

Я знаю, что у любого человека есть пороки, и я был уверен, что она не такая, какой хочет казаться. Я надеялся ее раскусить, раскрыть эту лживую натуру. Ведь все об этом говорило, ее тело, ее грудь с торчащими сосками. Но войдя в нее, я опять проиграл, она девственница, никем не тронута, чистая до безумия.

И даже после насилия, в ванной, я увидел ее улыбку. И то, как она обняла меня сама, выбило меня из колеи. Как это возможно, что даже это ее не сломало? Почему это не омрачило ее светлую душу и сердце? Значит мало, еще надо, не хватило. Я знал уже, что сделаю с ней.

Это уже игра, азарт, сделать так, чтобы сломать, чтобы ненавидела, разбудить в ней темноту, найти изъян. Но пока происходит все наоборот. Это она меня ломает, выпускает всех чертей наружу. Это раздражает, но дико хочется еще.

И я уже тогда решил, что никому не позволю дотронуться до нее. Это мой свет, которого мне так не хватало долгое время. Не смогу убить, не сейчас, позже, когда сломаю ее внутреннюю красоту.

Ставлю на место Валида, хватаю девчонку и веду в свой номер. Дикая злость и ненависть за то, что она во мне пробуждает что-то запретное.

Хватаю ее за горло, убить и все, и нет проблемы. Но когда глаза закрывает, отпускаю резко. Нет, не могу, мне мало ее. Целовать начинаю, жадно, дико, страстно. Хочу ее еще раз, я так никого другого не хотел. Глаза, губы, волосы, тело, все прекрасно. Все нравится. Возможно, это все алкоголь. Другого объяснения нету.