- Нет.
Чарльз убрал руку. - Не остался.
- И все же ничто из этого не оправдывает твоего поведения. Ты бросил ее. Акт трусости, более вопиющий, чем... - Он молча покачал головой. Не было никакого сравнения.
- Думаешь. Я не ненавидел себя? Каждую ночь я лежал без сна. Проклинал себя! Спенс, помоги мне все исправить. Это з-знак. Что ты н-нашел ее. Я все еще х-хочу. Жениться на ней. Помоги мне завоевать ее.
Спенс отшатнулся.
- Что?
- Мне в-все равно, ... что ты прикоснулся к ней. Я люблю ее. Поддержи меня!
У него вырвался недоверчивый смешок. Даже самый мрачный из драматургов не смог бы придумать лучшего сюжета. Когда другой мужчина просит поддержать его предложение руки и сердца женщине, которую он...
Что? Женщине, которую он любит?
Он прижал руку к глазам, сильно сжав виски, как будто мог выдавить из своего больного мозга хоть одно разумное слово.
Любовь. Да. Боже мой. Это не могло случиться так быстро. Он едва знал ее. Что он вообще о ней знал? Ничего, кроме того, что она была красива. Что ночь с ней была самым удивительным событием в его жизни. Ничего, кроме того, что она была храброй, сообразительной, находчивой и доброй - и что она была одинокой, потому что вселенная несправедлива.
Такая достойная женщина, как она, заслуживала гораздо большего, чем призрачная надежда на высокое положение. Она заслуживала мужчину, который сделал бы ее счастье центром своей жизни. Кто заставил бы ее чувствовать себя в такой безопасности, что она забыла бы, что когда-то ее у нее не было...
Я был дурой, что доверилась тебе. Но я уже совершала эту ошибку раньше.
Прерывистый звук ее голоса, когда она произносила эти слова...
Ему пришло в голову, что он, по крайней мере, знает, как залечить эту рану. Он знал, что для этого требуется, и он даст ей это, даже если это... сломит его в процессе.
Он глубоко, тяжело вздохнул.
- Тогда ладно, - сказал он. - Пойдем со мной.
- Куда пойдем?
Но он уже схватил кузена за руку и быстро потащил его по палубе.
- Ты расскажешь ей все, что только что сказал мне. Что ты любишь ее. И что она не ошиблась, поверив тебе, когда ты сказал, что собираешься жениться на ней. И, клянусь Богом, ты сделаешь это убедительно, или я привяжу к твоим лодыжкам свинцовые гири, выброшу тебя за борт и буду аплодировать, когда ты будешь тонуть.
* * *
Аманда поздравила себя за то, что последние несколько дней держалась с холодным достоинством. За исключением единственного раза, когда ярость захлестнула ее - и ее чашку кофе, к явному неудовольствию Риптона, - ей удалось изображать холодное безразличие как к нему, так и к его крысоподобному кузену.
Но внутри у нее, казалось, понемногу ломались кости, это были случайные приступы боли, которые внезапно становились невыносимо острыми, когда она поднимала глаза и видела Риптона поблизости. То, что он держался так близко, никогда не было случайностью. Его взгляд всегда останавливался на ней. И на его напряженном, темном лице она видела боль.
Боль! Как нелепо. Даже сейчас, когда у нее было доказательство его черного сердца - доказательство того, что он обманул ее так же, как и его кузен, - она все еще тосковала по нему. Она плакала по ночам, зарывшись лицом в пуховые подушки, чтобы никто не услышал ее из коридора.
Она думала, что готова к тому, что ее сердце будет разбито. Но она думала, что мир причинит ей эту боль - его мир, в который он должен вернуться.
Ей и в голову не могло прийти, что это он собственными руками разобьет ей сердце.
Теперь, в последний день путешествия, когда Англия угадывалась за густым туманом над проливом, она снова напомнила себе, что в этом чувстве не было ничего нового. Возможно, это было даже не разбитое сердце. Ее и раньше выставляли дурой. Возможно, когда-то ей было так же больно, но она каким-то образом забыла об этом.
Почему сейчас ей было еще больнее, она не хотела знать. Она не хотела заглядывать глубоко в себя. У нее внутри была глубокая рана.
И поэтому, когда она открыла дверь каюты и обнаружила, что ее ждут бывший жених и бывший похититель, она, не колеблясь, отступила назад и захлопнула дверь.
Или, по крайней мере, попыталась это сделать. Риптон протянул руку и схватил дверь за край. Его кузен проскользнул в комнату, но она, задохнувшись от такой наглости, так как это стало последней каплей, обернулась, чтобы что-нибудь в них бросить.
Риптон не успел увернуться так быстро, как его кузен. Но подушка - потому что все остальное было прикреплено болтами, черт бы побрал - отскочила от его плеча, не причинив вреда.
- Прости, - сказал он. - Но нам нужно поговорить с тобой.
Она не могла даже взглянуть на него. Одного взгляда было достаточно, чтобы обжечь ее, открыть ужасную пульсирующую рану глубоко в груди. На нем был костюм, которого она никогда раньше не видела, красивый темный костюм в тонкую полоску, подчеркивающий его рост и худобу. Городская одежда, созданная для человека, обладающего властью, который знает, что его роль в жизни - производить впечатление, руководить и запугивать.
Вместо этого она сосредоточилась на его двоюродном брате, чей безвольный подбородок послужил поводом для ее насмешки.
- Ах, да, - сказала она. - Вам нужно поговорить, и поэтому вы врываетесь в мою комнату. Я полагаю, эта порочная черта характера, эта готовность задирать женщин - это семейное? Вы должны сказать мне, сэр.
На самом деле ее бывшего жениха звали Чарльз; два дня назад он очень робко попытался представиться заново. Если бы в тот момент у нее в руке была горячая чашка, она бы бросила ее ему в лицо с его раздражающей, кривой улыбкой.
Теперь он заерзал, бросив смущенный взгляд в сторону Риптона. Она не станет следить за этим взглядом.
- Н-ну, д-дело в том, что... это в-всего лишь... что...
И теперь он заикался. Какое странное развитие событий! Но она полагала, что не может винить его за это. С таким кузеном, как Риптон, она, вероятно, тоже выросла бы заикой. Хам, осел, лжец, распутник-соблазнитель...
Но последнее было неправдой. Это она соблазнила его. Именно она первой поцеловала его в ту ночь на Гибралтаре. Именно она сказала ему, что уверена.
Какой невыносимый факт, который невозможно забыть! Если бы она была мудрой, то нашла бы камень, о который можно было бы удариться головой, как только ступила бы на сушу.
- Просто мой кузен хочет тебе кое-что сказать, - резко сказал Риптон, вступаясь за своего кузена, который немедленно уступил, когда его прервали (бесхребетный, с отвращением подумала она, Чарльз Сент-Джон был бесхребетным).
- Похоже, в конце концов, ты не ошиблась, доверившись его обещаниям.
Сбитая с толку, она повернулась и посмотрела на Риптона. Выражение его лица было непроницаемым, губы сжались в тонкую линию. Похоже, он был не в восторге от собственных новостей.
- Я не понимаю, - сказала она. - Да и не хочу понимать. Я хочу, чтобы вы оба ушли.
- Я люблю тебя! - вырвалось у Чарльза. - О-о-отчаянно, Аманда! Я л-люблю тебя и женюсь на тебе, не задумываясь!
- И это возможно сделать, - сказал Риптон все тем же холодным, безжизненным голосом, - в течение часа, если ты согласна. Капитан готов и желает провести церемонию.
Она разинула рот. Как будто она вышла за пределы себя и парила где-то наверху, она могла ясно видеть себя: свою отвисшую челюсть, ошеломленное выражение лица.
- Он поступил с тобой неправильно, - сказал Риптон. - Но это было сделано из страха и трусости. Из страха, что ты не сочтешь его достойным своего внимания, если он будет ухаживать за тобой как простой джентльмен. Но я заверил его, что обеспечу тебя - и очень хорошо, - если ты согласишься выйти за него замуж. Этого будет достаточно, чтобы создать уютное домашнее хозяйство и жить без забот.
Теперь чувства снова нахлынули на нее. Охваченная приступом ярости, она поняла, что кое-что всё-таки не было привинчено: стул у письменного стола. Она крепко сжала его руками.
