— Я волную твою кровь, — пробормотала она ему в горло, с волнением осознавая, что это правда.

— Ты сам мне так сказал.

Она облизнула его адамово яблоко и впитывала каждый тяжелый вдох, который он делал под ее ищущими губами. Ее поцелуи мучили его, и она радостно наслаждалась этим. Она хотела услышать, как он признается, что она права, что целовать ее и прикасаться к ней не было ошибкой, что он хотел ее…

— Я был неправ.

Он зарычал и еще раз приник к ее губам.

О, ложь! Но Себастьян лгал себе не меньше, чем ей. Даже сейчас жар искрился везде, где касались их тела. Она не была похожа на леди Джейн или других светских дам. Не пристойная, не скромная и уж точно не пассивная. Но он все равно хотел ее, и ее сердце забилось от радости.

Она приподнялась, чтобы полностью встретить его рот, и жадно поглотила его поцелуй, позволяя своей необъяснимой боли унести ее. Когда он снова поцеловал ее, она прижалась к нему и встретила поцелуй за поцелуем, лизание за лизание, каждый укус за дразнящий укус. Он не мог скрыть воздействия, которое она оказывала на него, и его начало трясти от потери драгоценной сдержанности. Но она почувствовала в нем перемену, неохотную капитуляцию, поднимающуюся из глубины его души, которая, как она знала, стоила ему большой гордости.

— Я не могу тебя иметь, Миранда.

Вопреки собственным словам, он потянулся к ее спине, и его ловкие пальцы мастерски расстегнули ряд крохотных крючков на ее платье.

— Твоя репутация будет испорчена, а меня все равно заставят жениться на ком-то другом.

У нее перехватило дыхание, когда он стянул лиф до талии и обнажил корсет под ним. По телу пробежала дрожь нервного возбуждения, когда его рука скользнула по шнуркам спереди. Тепло его прикосновения проникло в ее плоть сквозь жесткий материал, как будто его вообще не было.

Он поднес губы к ее уху и горячим шепотом признался, пока его пальцы выдергивали шнурки из петель:

— Но я все равно хочу тебя.

Затем его рот приник к ее уху, а его язык погрузился глубоко внутрь в самом эротическом поцелуе, который она когда-либо испытывала, заставляя ее цепляться за него, чтобы не упасть. И все же ее сердце бешено забилось. Она едва могла в это поверить — Себастьян Карлайл хотел ее. Мужчина, который когда-то был для нее не более чем раздражающим соседом, стал ее другом, а теперь стал значить гораздо больше.

Когда он распахнул ее корсет и стянул с нее короткую сорочку, чтобы обнажить ее грудь, она не смогла сдержать низкий стон, исходивший от нее. Куда бы он ни посмотрел, жар его взгляда прожигал ее. И он смотрел на нее с жадностью своими темными глазами, в то время как она лежала на его коленях. Он соблазнительно улыбнулся, когда ее соски затвердели на прохладном воздухе под жаром его взгляда.

— Мы находимся в темном и уединенном месте, — пробормотал он.

Его хриплый голос кружился вокруг нее, нагревая ее изнутри.

— В тени, где никто не может нас видеть и никогда не узнает об этом.

Она вздрогнула при воспоминании о том, что она сказала ему в ночь оперы, в том совершенно скандальном, совершенно дразнящем разговоре, который они вели в тени. Тот, который оставил ее жаждущей чего-то. Затем, как и сейчас, ее дыхание стало частым и прерывистым, а кончик языка высунулся, чтобы облизать внезапно пересохшие губы. Она прошептала:

— Такое место, где у женщины может возникнуть соблазн сказать мужчине, чего она хочет?

Он медленно обвел кончиком пальца ее левый сосок, заставляя его болеть.

— А у мужчины может возникнуть соблазн выполнить любое ее пожелание.

— Да, — вздохнула она. Она выгнула спину от его прикосновения, не в силах лежать неподвижно под мучительными прикосновениями его пальца.

Он мягко рассмеялся ее нетерпеливому ответу, и глубокий звук пронзил ее. Боже, как она любила слышать его смех! Он никогда не был более привлекательным, чем когда был счастлив, и ее сердце болело из-за него невыносимо сильнее.

— Что тебе нужно, Роза? — пробормотал он.

— Скажи мне, и я дам тебе это.

Она сглотнула. Она знала, что должна остановить это, положить конец этому, прежде чем все выйдет из-под контроля. Но искушение было слишком велико, так как он заставлял ее чувствовать себя слишком восхитительно.

Ее сердце колотилось так сильно, что она была уверена, что он это почувствовал, и она прошептала:

— Поцелуй меня.

— Как пожелаешь.

Он наклонился и схватил за сосок губами. Она ахнула от его дерзости. Ощущение его горячего влажного рта на ее остывшей коже потрясло ее, и она сильно вздрогнула, только чтобы задохнуться во второй раз, когда его язык лизнул ее, водя его вокруг соска так же, как он делал кончиком пальца. Это был не поцелуй. Это было намного соблазнительнее, настолько восхитительнее, что она поджала пальцы ног.

Когда он своими посасываниями превратил ее сосок в твердый камешек, оставив его горячим и ноющим, он перешел к другой груди, чтобы заново начать сладкую пытку.

Она беспокойно заерзала у него на коленях, не в силах спокойно лежать, пока он ласкал ее сосок.

— Себастьян, — запротестовала она между свирепыми маленькими вдохами, — что ты…

— Шшш, — прошептал он, его рот не покидал ее обнаженную плоть, даже когда он протянул руку, чтобы ласкать верхнюю часть груди, как будто успокаивая дикого котенка. Когда она открыла глаза, чтобы посмотреть на него, чисто женское ощущение охватило ее при виде его чувственного рта на ее груди. Ее бедра сжались от горячей боли, которая захлестнула ее и перехватила дыхание.

Внезапно он прекратил дразнить ее. Он взял ее грудь глубоко в рот, жадно посасывая ее. Так сильно, что его губы будто бы вытащили пульсирующую боль между ее бедер, как веревку, заставив ее задыхаться, а ноги дрожать.

В последний раз нежно поцеловав ее возбужденный сосок, он поднял голову и посмотрел ей в глаза.

— Что еще тебе нужно, милая Роза? — спросил он хриплым и соблазнительным голосом.

— Прикоснись ко мне, — выдохнула она так тихо, что с ее губ будто не слетело ни звука.

Когда его темные глаза на мгновение задержали ее взгляд, первобытное удовольствие ярко вспыхнуло в их глубинах. Затем он опустил голову и подул струей холодного воздуха на ее влажный сосок.

Встряхнувшись от неожиданного ощущения, у нее вырвался крик. Она вздрогнула, но рука, которая нежно гладила ее, теперь удерживала ее, чтобы она не сползла с его бедер. Он подул на ее другой сосок, и она застонала от сладкой пытки. Кто знал, что самым дразнящим прикосновением будет то, чтобы вообще ее не трогать?

Она захныкала:

— Себастьян…

Нечестная попытка остановить его ласки, когда меньше всего она хотела, чтобы он остановился. Вместо этого она каким-то образом нашла достаточно ясности в своем затуманенном возбуждением мозгу, чтобы выдавать между тяжелыми вдохами:

— Ты не… делаешь то, что… я хочу.

— Нет. На этот раз я делаю то, что хочу я, — пробормотал он, прижимаясь своей мягкой щекой к ее груди. Затем его рот переместился к другой груди, чтобы снова посасывать ее, так же жадно, как и раньше.

Она выгнула спину, погрузив грудь глубже в его рот.

— Ты … играешь нечестно, — выдохнула она.

Он только рассмеялся над ее протестом, как будто он точно знал, чего ее тело жаждало от него и как мучить ее самыми соблазнительными и чудесными способами. Глубокий звук щекотал ее сосок и прокатился по ее спине.

Он играл нечестно. У нее были груди, которые он мог легко обнажить, сделать твердыми и ноющими, размять пальцами и сосать ртом. Мужчины. Даже в интимной близости они обладали всеми преимуществами. Ведь она не могла снять с него рубашку и сделать то же самое с…

Ей пришла в голову мысль, очень восхитительная. Она чуть не рассмеялась в озорном восторге. О, сейчас он попробует свое же лекарство! Но честно было честно, и если он мог играть по этому новому своду правил, то и она могла.

Повернувшись у него на коленях, чтобы освободить себе место, она провела рукой между их телами, нашла пуговицы на его брюках и быстро освободила их.