Сегодня Карасю во второй раз удалось улизнуть из кухни после окончания работы. В первый раз — пару дней назад: он подбил одного из кухонных мальчишек устроить ему «путешествие» по опустевшему второму этажу, где обучали младших акваморов и где занятия оканчивались рано. В комнатах выше еще вовсю вещали профессора, на лестнице слышны были их голоса и размашистые шаги, а еще — шепотки и приглушенный смех акваморов, которые, как видно, неспособны были сохранять полную тишину. Спутник Карася тогда провел его по нескольким коридорам и показал среди прочих кабинет покойного Мареля дель Бриза.

Перед приятелем Карась делал вид, что интересен ему был вовсе даже не кабинет, а развешанные вокруг него карты. Но стоило ему увидеть эти карты — он забыл и про Мареля, и про саламандру, и про то, что они наверняка получат нагоняй, если кто-нибудь из профессоров или сторожей застукает их, шляющихся по второму этажу. Потому что карты показали Карасю что-то невообразимое, гигантское, сплошь укрытое водой, в которой обитаемые земли рассыпаны были до невозможности скупо и казались такими беззащитными и маленькими, что аж коленки подгибались и в животе что-то сжималось.

Карась долго изучал остров Бриз, похожий на мосластую кость, и крохотную точку в его узкой части — Бризоль. Казалось, отсюда рукой подать через пролив до Ская, столицы Сирокко, и Карась никак не мог оторвать взгляд от острова, принадлежащего его родному клану. А потом мальчишки начали искать, где же находятся остальные земли Сирокко, и оказалось, что это страх как далеко, на другом краю воды. Спутник Карася, правда, уверял, что если плыть не в их направлении, то есть к западу, а наоборот, к востоку, то попадешь в земли Сирокко куда быстрее, но это была чушь какая-то, потому Карась на неё только фыркнул и продолжал жадно рассматривать россыпи островов, названия которых столько раз слыхал от родителей. Во-он там они, далеко-далеко, Хенна, Эвора, Трох и другие. А вот Фару, родной остров его матери, и где-то там, наверное, Карася ждёт его род, ведь мама говорила, у них была очень, очень большая семья…

А потом на третьем этаже захлопали двери, громче зазвучали голоса, и мальчишки помчались к лестнице, чтобы кубарем скатиться вниз, пока их не застукали расходящиеся с занятий акваморы. Но эта карта осталась в памяти Карася, словно чеканка на монете, и много раз за минувшие два дня он рисовал палочкой на земле островки, которые ему удалось запомнить. Карась сделался так рассеян и задумчив, что едва не оттяпал себе палец, нарезая зелень, а потом, вынося очистки, оставил открытой дверь во внутренний двор, в кухню оттуда вбежала кошка и наделала кучу переполоха, а Карасю достался подзатыльник от повара.

Карась страшно устыдился и распереживался, что повар его выгонит, и тогда — прощай, теплая ароматная кухня, веселые лица новых приятелей и сытная еда два раза в день! Однако повар ограничился сердитым взглядом и велел возвращаться к работе.

Так что сегодня Карасю потребовалось нешуточное усилие над собой, чтобы выбраться на второй этаж. «Зачем рисковать навлечь на себя гнев повара? — спрашивал его осторожный голосок в голове. — Мы же так хорошо устроились! Нам тепло, светло и весело здесь! Плюнь ты на эту саламандру!»

Решительно сжимая кулаки, Карась поднимался по широким ступеням, и в янтарно-желтых лакированных перилах плыло смазанное светлое пятно — отражение его бледного лица. Вот и второй этаж, теплый запах пыли, обувного крема и чернил. Теперь второй коридор направо, повторил он про себя, а потом четвертая дверь.

Откуда здесь взялся запах мяты? Только что ничего похожего не было!

— Эй, мальчик, ты не видел Валентайна?

Карась едва не заорал, подпрыгнул, загребая в воздухе ногами, и наверное, выглядело это ужасно глупо, потому что вслед за вопросом раздался звонкий смешок. Карась втянул голову в плечи, взглянул исподлобья. Перед ним стояла девушка, совсем взрослая, лет восемнадцати, но невысокая, не очень-то выше самого Карася. Золотоволосая, с бледным, усыпанным веснушками лицом, и Карась каким-то образом понял, что обычно это лицо хранит очень серьезное, строгое выражение. Но сейчас она улыбалась, глядя на него, и её серо-голубые глаза тоже улыбались, и блестели зубы, мелкие, как у детей. Карась выдохнул. Авось не станет ругаться. Почему вообще девушка разгуливает по Академии?

— Так ты не видел Валентайна? — переспросила она и после запинки добавила: —…дель Бриза. Нет?

Он поспешно замотал головой. Она задумалась, постукивая мизинцем по подбородку. На запястье её небрежно болтался дорогущий браслет из мелких розовых и черных жемчужин. И вообще, разглядел наконец Карась, она одета как очень знатная дама. И это её наряд источает запах мятных листьев. Наверняка девушка — из тех, кто живет на острове, в Центре Бризоли! Что она делает здесь?

— Да ты и не знаешь, кто такой Валентайн, — сообразила она. — У тебя рыбья чешуя на штанах. Ты на кухне работаешь? Сбежал, что ли?

Он покраснел и кивнул. Её это почему-то снова развеселило.

— Да ты не бойся! Я не выдам. Я и сама, когда сбегала от…

— Делла? — раздалось откуда-то сверху. — Делла, я правда слышу здесь твой очаровательный смех?

Карась снова подпрыгнул, а девушка подмигнула и указала ему глазами на коридор. Карась немедленно туда шмыгнул, она же стала быстро подниматься по лестнице.

— Валентайн! — её голос, чуть прерывистый от движения, стал серьезным и набрал такой властной уверенности, что Карась в своем убежище снова втянул голову в плечи. — Я ищу вас по всей Академии уже полчаса! На самом деле мне вовсе не до смеха! Я встревожена! Вы знаете, что затеял мой неугомонный брат?..

Делла, повторил про себя Карась, тараща глаза в темноту коридора, Делла дель Бриз — старшая дочь верховного тана! Вот с кем он только что разговаривал! Точнее, она разговаривала с ним, ну и ну!

Ошарашенный этим открытием, он как во сне слушал затихающие наверху голоса, а потом, отчего-то поверив в сегодняшнюю свою удачу, прошмыгнул в нужный коридор и остановился напротив двери кабинета Мареля, уставился на неё в большом волнении. Заперта она или нет? Там саламандра или не там? На кухне говорили, кабинет обыскивали, но ведь расследователи не знали, что искать!

Ну, ему же сегодня везёт, так ведь?

Вспотевшей от волнения рукой Карась взялся за полированную ручку, толкнул дверь. Она не поддалась. Он едва сдержал досадливое восклицание, а потом, рассердившись на собственную глупость, потянул дверь на себя, и она без звука отворилась. Изнутри пахнуло тяжелыми пыльными портьерами, деревянной мебелью и безлюдьем.

Какое-то время Карась стоял на пороге, унимая колотящееся сердце, потом сделал глубокий вдох, сжал кулаки до боли и шагнул внутрь.

Пол оказался устлан тонким и мягким ковром, который давно не чистили и в который еще впитались пыль и грязь со всех тех ног, что прошлись по нему за последние дни: серые шапки, еще какой-то таинственный расследователь, — о нём никто ничего толком не мог сказать, — и еще, наверное, любопытствующие профессора и акваморы. На подернутой пылью столешнице лежал перевернутый стакан, высыпавшиеся из него перья как попало валялись рядом. Кто-то случайно или нарочно смахнул на пол бумаги и не потрудился их поднять, а потом еще и наступил на них, даже, кажется, не раз. Рядом стояло большое тяжелое кожаное кресло. Небрежно отодвинутый стул одной ногой опирался на стену и словно кланялся столу или пытался упасть в его объятия. На спинку стула был наброшен край тяжелой портьеры — кто-то хотел осмотреть подоконники или же получить больше света для своих изысканий. На полках всё было в полнейшем беспорядке, тут кто-то бесцеремонно рылся среди карт и книг, отодвигал в стороны пустые футляры, какие-то неизвестные Карасю коробочки, песочные часы и странные штуки с многочисленными подвесками… Кабинет Мареля дель Бриза превратился в доступную всем ветрам подворотню, подобную той, в которой сам профессор нашел свою смерть, и, подобно истекающему кровью Марелю, его обиталище оказалось беззащитным, открытым перед всеми, кто желал взглянуть на него во всей его распахнутой настежь безответности.